Повести о Куликовской битве - М. Н. Тихомиров

прииде к нему весть, что идет на него некий царь со востока именем Тактамыш из Синие Орды. Мамай же уготова на нь рать, и с тою ратью готовою поиде противу ему. И стретошася на Калках и бысть им бой, и царь Тактамыш победи Момая и прогна его. Мамаевы же князи сшедше с коней своих и биша челом царю Тактамышу и даша ему правду по своей вере и яшася за него, а Момая оставиш а поруганна. Момай же то видев и скоро побежа с своими единомысленики. Царь же Тактамыш посла за ним в погоню воя своя, Момай же побежа перед Тактамышевыми гонители и прибеже близ города Кафы, и сослася с ними по докончанию и по опасу, дабы его приняли на избавление, донде же избудет от всех гонящих его. И повелеша ему. И прибеже Момай в Кафу со множеством имениа, злата и сребра. Кафинцы же свещашася и сотвориша над ним облесть, и ту от них убьен бысть, и тако конец безбожному Момаю. А сам царь шед взя орду Момаеву, и царици его, и казны его, и улусы все пойма, и богатество Момаево раздели дружине своей. И отпусти послы на Русь к великому князю Дмитрею Ивановичю и ко всем князем русским, поведа им свои приход, как сел на царстве и победил спорника своего и их врага Момая, а сам седе в Волжьском царстве. Князи же русския посла его отпустиша с честию и з дары, а сами на весну ту за ними послаша в Орду ко царю коиждо своих киличеев со многими дары.

Сказание о мамаевом побоище

распространенная редакция

По списку Государственной Публичной библиотеки

имени М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде

(собрание Погодина, № 1414)

Подготовил к печати

Л. А. Дмитриев

В лето 6889. Сказание о Донском бою

Похвала великому князю Дмитрию Ивановичи) и брату его, князю Володимеру Андреевичу

Хощем, братие, начата повесть[283] новыа победи, како случися православным Христианом на Дону с безбожными агаряны. Како възвысися род христианьский, поганых уничижение, посрами их суровство[284], яко же иногда Гедеоном на мадиамы, православным Моисеом на фараона.[285] И ныне нам подобает воздати[286] величьствиа божиа: како сътвори волю боящихся его, како способьствуа великому князю Дмитрию Ивановичу володимерскому над безбожныами татари.

Попущением божием от наважениа диаволя въздвижеся цар от восточныа страны именем Мамай, елиньскою верою, идоложрецъ и иконоборецъ, злый христианьскый укоритель. И внииде в сердце его пострекатель диаволь, како всегда напасть деет христианьству. Научи его, како разорити православную веру и осквернити святыа церкви и всему христианьству потреблену быти, яко да не славится имя святое господне в людех его. Господь же елико хощет, то и творит.

Он же, безбожный цар, нача временем диаволим поносими быти, и прьвому отступнику царю Батыю[287]и новому[288] Улиану възревновав.

И начат испытати от старых елень: како той безбожный цар Батый пленил землю Рускую. Сиа вся случися ему от них, паки сказаша ему все: како пленил Батиевь Киев, Вълодимер и всю Русь, Словеньскую землю, великого князя Юриа Всеволодича убил, и иных многых православных князей убил, и святыа манастыри многиа оскврьнил, вселенскую церковь златоверхую разграбил. Ослепи очима, того не разумия: се господу годе бысть, тако и бысть, яко же в они дни Иерусалимь пленен бысть Навходомнасором царем вавилонскым и Титом римскым маловеру. А не до конца прогневается господь, ни в векы враждует.

Слышав же то, безбожный цар от своих агарянь, нача подвижен быти диаволом, и непрестанно ратуа на христианьство. Алпаутом и князем и воеводам нача глаголати, ко приступником своим, яко: «Аз не хощу тако сътворити, како Батый. Да егда дойдем[289] до Руси, убью князя их, и которыа его городи красный довлеет нам тут сидети и ведаем, и владети Русию, и тихо и безмятежно поживем». А не веда того, яко господня рука высока есть.

По малех же днех и по глаголех сих перевезеся великую реку Волгу со всею силою, и иные же многие орды к себе съвокупи, глагола имя, яко «обогатеем рускым златом». И пойде на Русь, яко лев ревы пыхаа, яко неутолим а а ехидна. Дойде же усть рекы Воронежи[290]и распусти силу свою, заповеда всем улусом своим, яко: «Ни един ни пашь хлеба — и будете готовы на руские хлебы».

Слышав же то князь Олег рязанскый, яко цар Мамай кочюет на Броду, и хощет ити на Русь, на великого князя Дмитреа Ивановича московскаго, и посла Олег резанскый посла своего к царю Мамаю безбожному с великою честию, з дары многыми и ярлыки[291] свои исписав к нему сицем образом: «Въсточному царю, вольному царю Мамаю. Твой посажник и присяжник Олег рязанскый многа тя молит[292]. Слышах, господине, — хощеши ити на Русь на великого князя Дмитреа Ивановича московскаго, огрозитися ему. Ныне же весь, господине царю, приспе время твое: злата и богатества много, а князь великий Дмитрей — человек христиан. Егда услышит имя ярости твоеа, то, царю, отбежыт князь великый Дмитрей московьскый в дальныа острови, любо вь Великий Новгород, или на Двину, а то многое богатство московское зсе в твоей руце будет и твоему великому войску в потребу. У мене же, у раба твоего, Ольга рязанскаго, дръжава твоа, царю, да пощадит. Аз бо ти вельми устрашу Русь и велика князя Дмитреа Ивановича. Еще, царю, молю тя: яко оба еси[293] раби твои, но[294] яз велику обиду приах от того князя Дмитреа. Но еще, царю, не то едино: егда обидим, твоим царским именем погрози[295] же ему — он же о том не рядит. Еще же и град мой и Коломну за себе възграбил. И о том о всем, царю, молю тя!»

А другаго же вестника посла скоро к великому и умному и велеречивому Ольгирду литовскому. А посла же явльшуся аки младому детищу. Писа же к нему писание сице послание: «Мудрому и премудрому в человецех, Ольгирду литовскому, князю и кралю милостивому и честну, многим землям государя, Олег резанскый радоватися пишу! Вем бо, яко издалеча мысль есть московьскаго Дмитреа изгоните, а Москвою владети. Ныне же нам приспе время. Аще есть