Шок и трепет 1978 (СИ) - Арх Максим

Тем более в воинскую часть прибыло новое командование, которое непременно само разберется, как нужно правильно наладить службу. Так что, скорее всего, будет, так как я и рассчитывал.

Что же касается вновь назначенных командиров, то следователи о них только обмолвились. Но мне и этого было достаточно, чтобы понять, что мои усилия по привлечению внимания к данной проблематике услышаны и штаб округа, наконец, вспомнил, что у него почти у моря есть позабытая небольшая воинская часть.

Улица меня встретила разошедшимся дождём. Ещё ночью стояла довольно неплохая погода, а уже сейчас всё небо заволокло тучами, и лило как из ведра.

Но, несмотря на непогоду, на улице творилось оживление. Солдаты ходили строем. Командиры зычно раздавали приказы. А группы проверяющих офицеров с большими погонами осматривали здания одно за другим.

«Может, ремонт решат сделать? Здания-то, действительно, находятся в плачевном состоянии», — отметил я, решив держаться от начальства подальше, а к кухне поближе.

Все новобранцы моего взвода после допроса должны были направляться на занятия в учебный корпус, куда мне сейчас идти совершенно не хотелось. До обеда было ещё далеко.

«Пусть думают, что я всё ещё на допросе», — решил, что у меня сейчас свободное время и неплохо было бы провести его с максимальной пользой — то есть поспать.

Прикинув, что на улице мало того, что мокро, но и опасно, стал думать над тем, куда бы мне лучше спрятаться, чтобы не попасться никому на глаза.

Праздношатающийся солдат — это грубейшее нарушение устава. Солдат никогда не должен слоняться без дела. У солдата точный распорядок дня, в котором нет места и времени ни на что иное, что не предусмотрено утверждённым распорядком дня. А в нём — в распорядке дня, праздное шатание по воинской части — категорически не предусмотрено.

Любой командир это прекрасно знает, и, увидев такое нарушение воинской дисциплины, обязательно поинтересуется у солдата, почему тот не при деле. И в том случае, если ответ офицера не удовлетворит, тот обязательно исправит данную оплошность и найдёт «счастливцу» какую-нибудь работёнку.

Я это знал. А видя то, что отцов-командиров по территории части шатается просто огромное количество, не сомневался, что обязательно найдётся тот, кому не понравится моё бесцельное дефилирование. А, значит, нужна была нычка, в которой никто меня не найдёт, и я там смогу забыться сном.

«Но где найти такое место? Казарма явно не подойдёт — там меня сразу же раскроют и отправят на занятия. Столовая? Туда меня просто не пустят. Как не пустят и в лазарет. Да и командиры там тоже часто шастают. Тогда что, учебный корпус? Его я как раз собираюсь избежать. Прачечная — слишком шумно и тесно. Котельная — слишком грязно. Трансформаторная будка — слишком опасно. И что остаётся? — задумался, быстро прикидывая, какие ещё есть здания на территории родной воинской части. И, через мгновение, удивился тому, что есть-таки здание, которое подходит под мои нужды и офицеры туда сейчас наведываться не будут потому, что делать там в это время попросту нечего. — Ну, конечно! Как я мог забыть, — говорил я себе, выбрав направление движения, — именно что дом, и именно что культуры может и должен стать моим спасением. А как может быть иначе? Ведь культура во все времена спасала души страждущих».

На всякий случай перешёл на лёгкий бег и состроил уверенно-занятую морду лица, чтобы было видно, что солдат бежит не для того, чтобы найти себе укромный уголок для сна, а с целью, и, может даже, с ответственным заданием от руководства.

Двери местного ДК, к моему удивлению и радости, оказались открыты. В противном случае пришлось бы искать открытую форточку и лезть через неё, но этого, к счастью, удалось избежать и я, пройдя через тамбур, вошёл внутрь, сразу же оказавшись в зале. Привычного для таких зданий большого холла, в котором должна быть, по идее, раздевалка, почему-то не было. Небольшой тамбур и сразу зрительный зал, чем-то напоминающий кинозалы старых кинотеатров.

Стройные ряды стульев, которые заканчивались в двух метрах от сцены, что возвышалась на полтора метра от деревянного пола. По краям подмостков висели огромные красные шторы. Единственная стенообразная декорация была украшена транспарантом, на котором красовалась надпись «Мир! Труд! Май!» Очевидно, что с того весеннего праздника в здании этого ДК никакие культурные мероприятия не проходили.

В правом углу сцены ютилось пианино. Неподалёку от него возвышалась полутораметровая тумба, на которой был установлен бюст Ленина. В этом времени подобные бюсты имелись во всех государственных учреждениях страны, включая детские сады, школы, институты, больницы и так далее. На всех предприятиях бюсты были не только в красных уголках, но и на самых видных местах в актовых залах. Точно такая же традиция была и в воинских частях — Владимир Ильич Ленин, в этом времени, для огромного числа людей был непоколебимым и вечным ориентиром, следуя по которому, гражданин великой цивилизации шёл к светлому будущему. То, что начертанный путь оказался не таким легким, как изначально предполагалось, человеку ещё предстояло узнать, ровно как и то, что не всем по душе та дорога, что ведёт к равноправию и всеобщему счастью в стране, которая занимает одну шестую суши на земной поверхности.

Но всё это будет потом, а сейчас я собирался узнать, где находится тот, кто открыл ДК. После чего обдумать, как мне избежать встречи с ним.

«Впрочем, вполне возможно, что тут вообще никого нет, а дверь просто забыли закрыть?» — задумался я, прислушиваясь.

Постоял с минуту и ничего так и не услышал.

Это означало, что без проведения более тщательной разведки я не пойму есть тут кто-нибудь или нет. Решив для себя, что моим алиби, в том случае, если меня поймают, будет рассказ, что я заблудился («я новобранец, поэтому поверят»), стараясь не топать, направился к единственной двери, что смог обнаружить. И находилась она рядом со сценой.

Открыл дверь и попал в небольшой коридор. Нащупал выключатель. Включил свет. Оказалось, что в этом коридоре, стены которого были покрашены светло-синей краской, было ещё четыре двери. Одна вела в туалет. На второй висела табличка «Музыкальная комната». На третьей «Киномеханическая». А на четвёртой: «Склад». Все двери, кроме туалета, были закрыты на замок.

Вернулся в зал. Осмотрелся и понял, что никого, кроме меня в здании нет, и моя версия о том, что тут просто дверь забыли закрыть, оказалась верна.

— И где мне поспать? — задал я себе вопрос, вновь обводя взором пустые ряды кресел.

Сидя спать не хотелось. Да и не моглось, потому что в таком положении я банально никогда не мог уснуть. Нет, если полностью быть вымотанным, то при желании заснуть можно и стоя. Лошади же так спят — и ничего. Но я не был лошадью и предпочитал при отдыхе всё же занимать горизонтальное положение. Ломать закрытые двери, которые, очевидно вели в более уютные комнаты, я не собирался, являясь законопослушным гражданином. На полу зала спать было явным моветоном.

Поэтому, видя, что вариантов других нет, решил разлечься на деревянном дощатом полу сцены в том углу за декорацией, который не просматривался от входа. И как только это сделал, тут же вспомнил что именно так, вульгарно развалившись на сцене, совсем недавно, а быть, может, уже очень давно, рожала маленького Васю моя маленькая Матильда.

«Как она без меня? Как ребёнок? Сложно ли ей его воспитывать в одиночестве? — задал я себе кучу вопросов, на которые у меня не было ответов. А затем меня всего затрясло: — Ёлки-палки! Зачем я так жестоко с ней поступил⁈ Зачем⁈»

От этих неожиданно нахлынувших терзаний в груди защемило. Да так, что я очень испугался, что могу отбросить концы. И хотя я находился в крепком молодом теле и сердце и другие органы у меня были в полном порядке, я всё же испугался, что, настолько сильно разнервничавшись, просто помру — не выдержит сердце.

Попытался успокоиться, но не смог. Держась рукой за грудь, поднялся и сел.