Пролитая вода - Владимир Сотников

– А… ты?

– Тоже. – Тенишев улыбнулся. – А я думал, как мы перейдем на «ты», как я буду тебя называть по имени. Мне кажется, я буду еще долго произносить его про себя, молча. А ты знаешь, как раз на этой скамейке сидел Воланд, и я никогда, гуляя здесь, почему-то на нее не садился. Может быть, и сейчас он нас слушает? А я глупости говорю. И ты замерзла. Надо пойти в это место, которое я не очень люблю, но там тепло, шумно, и от этого шума потом можно будет выйти опять на холодную улицу…

Он говорил торопливо, словно растворяя свои первые слова про ее имя, которые показались какими-то будущими, не из этого вечера. Но уже и прошлое, и будущее клубилось перед ним, как толпа людей на катке, и Тенишев опять почувствовал, что жил уже однажды, как это почувствовал он в начале сегодняшнего вечера, глядя на зеленые листья, покрытые снегом.

– Тебя можно слушать через руку – она вздрагивает при каждом слове, – тихо сказала Анна.

– Как немого, да?

– Как ребенка, – и Анна провела ладонью по его руке.

Тенишев медленно поднял ее руку и поцеловал. Под губами она вздрогнула.

Гардеробщик в Центральном доме литераторов встретил их ворчанием: «В такое время все расходятся, а вы…» – и вдруг, встретившись взглядом с Тенишевым, подмигнул ему.

В Пестром буфете, сдерживая себя в излишней суете, Тенишев усадил Анну за свободный столик в углу и пошел к стойке бара. Принес кофе с коньяком:

– Волнуюсь, как школьник. Даже не спросил, что ты хочешь выпить.

– Как раз это. Кофе и немножко коньяку. Давай только пересядем, хорошо? – И Анна пересела на его стул, спиной к залу.

Она опустила голову, будто не хотела встретиться взглядом с кем-то. Тенишев огляделся. Обычная картина: поднимается и растворяется над столиками сигаретный дым, что-то втолковывают друг другу пьяные собеседники, глядя перед собой в стол. На мгновение мелькнул чей-то взгляд в их сторону – вот того типа, который внешне не отличался от всех, но сидел так, что одновременно видел весь зал.

Анна перелила полрюмки коньяку в кофе. Тенишев чокнулся с ее чашечкой.

– Однажды знакомый пригласил меня выпить кофе с коньяком. Я приехал к нему. На столе стояли две маленькие чашечки кофе и две бутылки коньяка.

Анна постаралась улыбнуться.

– Ты увидела кого-то знакомого? – спросил Тенишев.

– Нет-нет, я просто всегда так люблю сидеть, чтобы не встречаться ни с кем взглядом.

Но было видно, что она взволнована. Тенишеву показалось, что он знает ее давно – так чувствовал он ее вдруг возникшее напряжение, застывшее в узеньких плечах, будто им было холодно.

Тенишев заметил, как тот тип поднялся, прошел мимо стойки. Он смотрел на Анну. Она почему-то оглянулась и встретила этот взгляд. И, встрепенувшись, быстро отвернулась.

«Наверное, знакомый», – подумал с неприятным чувством Тенишев.

– Здесь иногда хорошо посидеть. Буфет называется Пестрым, потому что стены исписаны автографами и рисунками известных писателей. Я иногда здесь бываю – пускают по удостоверению Высших литературных курсов. А во всех других кафе по вечерам очереди.

Тенишев чувствовал, что у него не получается развеселить Анну. Она молчала, поглядывая на стены, и нервное ожидание передавалось Тенишеву.

Вернулся тот тип. По дороге он с шумом зацепил стул, опрокинул его. Все в зале оглянулись на шум, человек поднял стул, качнувшись, но Тенишеву показалось, что он сделал это несколько наигранно. Почему-то Тенишев решил, что этот тип хочет, чтобы Анна обернулась. Но она сидела неподвижно, словно отгородившись от всего, что происходило за ее спиной. И тут тип уселся, просто сверля Анну взглядом. Тенишев допил коньяк, поднялся, прошел через зал и наклонился к сидящему.

– Вам не следует уделять так много внимания моей даме.

Тип ухмыльнулся, поправил галстук и ничего не ответил.

Абсолютно трезв. Или умеет пить не пьянея, подумал Тенишев.

– Вы могли ошибиться. По крайней мере, в выборе манеры своего поведения, – подчеркнуто вежливо добавил Тенишев.

Его поразило, что человек молча смотрел на него, даже не выясняя, с какой это стати Тенишев делает ему замечание. Он вернулся за столик.

– Что ты ему говорил? – настороженно спросила Анна.

– Попросил не гипнотизировать нас. Странный тип. Мне кажется, он тебя с кем-то спутал.

– Пойдем отсюда.

– Но ты же еще не согрелась. И уходить из-за какого-то придурка… Вон их сколько – я не удивился бы, если б они все на тебя пялились. – Тенишев улыбнулся.

– Не обижайся, я тебе, может быть, потом все объясню, но сейчас лучше уйти.

В гардеробе, когда Анна оделась, Тенишев положил свою куртку на барьер и сказал:

– Одну минуту подожди, хорошо?

Он оставил Анну у зеркала, вернулся в буфет, попросил налить два коньяка и быстро выпил одну рюмку за другой. Тенишев хотел немного опьянеть, чтобы быть раскованнее с Анной, развеселить ее, вывести из непонятного оцепенения. Он не заметил, как тот тип, покосившись с усмешкой, прошел за его спиной.

Он стоял на краю ступенек, спускавшихся к гардеробу, и смотрел на Анну. Слегка толкнув его, Тенишев прошипел:

– Послушайте, уважаемый шкаф, я предупреждал…

Человек с неизменной ухмылкой положил Тенишеву на плечо руку и надавил, чтобы отодвинуть в сторону. Тенишев перехватил руку. Она была сильной и жесткой. Руки боролись в воздухе, глаза смотрели в глаза. Тенишев стоял ступенькой ниже и отступил еще назад, сдернув противника вниз. Сзади вскрикнула Анна.

– Он пьян как сапожник! – крикнул тот гардеробщику. – Вызывайте милицию!

– Какую милицию, он ничего не сделал! – воскликнула Анна.

Ее голос остановил Тенишева: он готов был ладонью не ударить, а сильно мазнуть по ненавистному лицу и уже на мгновение представил свое движение. Оттолкнув руку противника, он отступил назад.

– Ну-ка, выйдем на улицу! – кивнул на дверь Тенишев.

Тот действительно подбежал к двери, но не вышел, а быстро повернул торчащий в ней ключ и сунул его в карман.

– Я тебе покажу улицу, щенок. Не отдавать одежду! – скомандовал он гардеробщику и злобно взглянул на Анну: – Вы у меня запомните этот вечер, голубки!

Быстрым шагом, оглядываясь, он почему-то пошел обратно в Пестрый буфет.

Гардеробщик выглянул в фойе, удостоверившись, что близко никого нет, зашептал быстро:

– Парень, не связывайся с ним. Он сейчас из ресторана приведет милиционера. Я скажу, что не удержал тебя. Тут через женский туалет есть выход во двор.

К Тенишеву вернулось спокойствие. Одной рукой он схватил куртку, другой взял Анну за руку.

– С меня причитается, – улыбнулся он гардеробщику.

– Встретимся. Быстрей давай.

В туалете перед зеркалом прихорашивалась дама. Тенишев приложил к губам палец и прошмыгнул за Анной в дверь, ведущую во двор.

Миновали двор, уставленный пустыми ящиками, перешли улицу, еще один двор и вышли к остановке.

– Что это было? От кого мы убегаем? – спросил Тенишев в троллейбусе.

От приключения ему стало весело. Анна молчала, глядя в заднее стекло.

– Жалко, все-таки надо было ему врезать.

– Он при исполнении, – тихо сказала Анна.

– Ты его знаешь? Он что, милиционер?

– Нет, гэбэшник. Знаешь, когда ты подошел к нему в зале, я чуть было не подумала, что и ты оттуда. А ты – мой защитник. – Анна грустно улыбнулась. – Я тебе все объясню, потом.

Но Тенишеву и не нужны были объяснения. В нем гудели радостью лишь два слова – «мой защитник».

Когда подошли к подъезду, Тенишев ждал, что скажет Анна. Она молчала. Он вошел за ней в подъезд, поднялся по лестнице. Вошел в квартиру. Гулко стучало сердце. Тенишев подхватил пальто Анны, положил в темноте на какой-то комод, снял свою куртку. На кухне мерцал свет от уличного фонаря.

– Не испугаешься, как в музее? – улыбнулась Анна. – Ты, наверное, хочешь выпить?

Осветился открытый холодильник.

– С тобой не испугаюсь. – Тенишев забрал из ее рук бутылку, поставил позади себя на стол. Осторожно взял Анну за плечи. – Я боюсь только своего неосторожного движения, боюсь, что при этом все изменится, исчезнет.

Анна прикрыла ресницы. Тенишев наклонился и тихо поцеловал ее в закрытые глаза. Она улыбнулась и подняла лицо, словно подставляла его незаметным теням снежинок, падающих за окном. Эта улыбка не погасла и под осторожным, спрашивающим поцелуем. Ее ответ Тенишев почувствовал в ладони, которой Анна тихонько провела по его волосам. Он поднял руку, прижал сильнее ее ладонь к своей голове, второй рукой обнял ее детские, узенькие плечи…

– Ты… – выдохнула Анна и не договорила, словно боясь произнести следующее слово.

– Не говори, не говори, – шептал он и целовал ее волосы, лицо, почувствовал мокрый вкус слезинки и посмотрел на блестящую дорожку на щеке, осторожно провел по ней пальцем. – Ты плачешь?

– Это у меня блестят глаза в темноте.

Она взяла его руки, поцеловала ладони и прижала их к своим щекам: