Заградотряд времени - Юрий Корчевский

Естественно, танк Т-34 имел недостатки, но не будь его, не было бы в дальнейшем Т-64, Т-72 и Т-80.

Танк КВ был лучше защищен более толстой броней, а потому значительно тяжелее. Настолько тяжелее, что его не выдерживали мосты, особенно деревянные, коих было множество на дорогах войны. Для него приходилось искать броды или более прочные мосты. А пушки на КВ и мотор были такие же, как и на Т-34. И недостатков в конструкции было значительно больше. В ходе войны танк постоянно совершенствовали, превратив его к 1945 году, в общем-то, неплохой тяжелый танк ИС. К тому же мало выпускалось танков КВ, в десять раз меньше, чем Т-34.

А главным преимуществом танка Т-34, выделявшим его из других боевых машин, являлось то, что танкисты, севшие за рычаги и прицелы пушки и пулеметов, поверили в надежность брони, листы которой были расположены особым образом, и дизельного двигателя В-2! А если у экипажа есть вера в доверенную ему технику, то и воевать он будет смело и решительно, прокладывая путь к победе. Уверенность была основана на боевом опыте танкистов.

Вот такой танк стоял сейчас перед нами.

Механик-водитель полез в моторный отсек, заряжающий — в башню. Я же не спеша обошел танк. На лобовой броне, на табличке, был выбит заводской номер — 183. Значит, Харьковский завод, еще довоенный выпуск. Гусеницы и катки обрезиненные, еще неплохие. Я осматривал танк и искал, куда же пришлось попадание. Нашел заплатку из куска броневой стали в корме, на моторном отсеке, для чего-то ковырнул пальцем сварной шов.

Механик-водитель усмехнулся:

— Видел я заплатку. Танк-то сорокового года, а двигатель новый. Стало быть, меняли. И «гитару» с левого борта тоже меняли.

«Гитарой» на сленге называли часть бортовой трансмиссии.

Я залез в башню. Башнер удрученно покачал головой:

— Пушечка нам капризная попалась — Л-11, а не Ф-32.

— Дареному коню в зубы не смотрят, — парировал я.

Башнер вздохнул, махнул рукой. А вот радист-пулеметчик обрадовался:

— Командир, рация стоит на машине!

Действительно, в отсеке стояла убогонькая 71ТК-3. Места занимает много, а дальность связи — километров десять. Но я был и этому рад. По крайней мере, на поле боя и на марше можно с командиром роты связаться. Танк без рации глух, а если учитывать главный недостаток Т-34 — плохую обзорность, то и слеп.

С экипажем мне повезло — пока осматривали машину, тесно перезнакомились. Повоевать успели все, в госпитале побывал только я, что, впрочем, сразу придало мне веса и уважения. Вот только выглядел я в своем, выданном в госпитале обмундировании… как бы это точнее сказать — бомжевато. Но я лелеял надежду по прибытии в полк получить комбинезон.

Подошел майор:

— Ну, как машина?

— Вроде ничего, опробовать надо.

— Заводи, сделайте кружок по двору.

Завели двигатель и проехали круг, изрыгая клубы сизого солярочного выхлопа. Все работало. Майор остался доволен.

Взглянув на часы, он засуетился, убежал и вернулся часа через три:

— Платформы выбил, сейчас грузиться начнем.

В заводском тупике мы загнали танки на платформы.

Вскоре подошел паровоз, нас перегнали на станцию и прицепили к воинскому эшелону. Ну, пробивной мужик наш майор!

Состав тронулся.

Ехать было не очень далеко — не больше суток. Погода была теплая, и мы расположились на платформе, за танком. Открыли тушенку и с ржаным хлебушком умяли.

— Повезло тому экипажу, — сказал механик Андрей, кивнув в сторону стоявшего танка. — Снаряд в корму получили, наверняка все выскочить успели.

— Я уже две машины пережил, — поддержал разговор стрелок-радист Сергей Васильев, из Костромы. — На первой — на Т-40 — и суток не провоевал. Тоже снаряд в борт угодил, в правый. Двигатель — вдребезги, а нас собой прикрыл.

Все понимающе кивнули головами. Двигатель на легком танке Т-40 стоял с правой стороны.

— А у второй машины снарядом ленивец разбило, траки на гусеницах сорвало, — продолжал Сергей.

— Счастливый, — вздохнул башнер Виктор. — А мы на мине подорвались, причем на своей. Наши предмостье заминировали — мы-то уже через пехоту немецкую к своим прорывались, вот на мины и нарвались. И представляете: танк в хлам, а на нас — ни одной царапины. Но попали меж двух огней — впереди, за мостом, наши, сзади немцы напирают. Из пулеметов, автоматов шпарят, головы поднять не дают. Один я на тот берег смог перебраться, и то вплавь.

— Жалко ребят, — вздохнул Андрей.

Все почему-то разом посмотрели на меня.

— Майор сказал — ты из госпиталя, командир? — спросил Виктор.

— Правильно сказал. Танк подбили, из экипажа я один выскочить успел. Какие хлопцы погибли! — Я замолчал, вспоминая лица танкистов нашего экипажа, деда своего, оставшегося навечно молодым. — А потом попал в пехоту, ранило осколком.

Никто не решался нарушить тишину, думая о своем, пережитом за два военных месяца, только колеса вагонов мерно отбивали на рельсах свою бесконечную чечетку.

Так, в разговоре, добрались до какой-то станции. Воинский эшелон стал под разгрузку.

Прибежал наш майор Степанков. По-моему, просто ходить он не умел.

— Надо и нам разгружаться, поезд дальше не пойдет. Тут недалеко осталось — всего с полсотни километров.

— Солярки может не хватить, — остудил его механик Андрей. — В баке — остатки.

— Вот твою мать! Ладно, сгружайтесь пока.

Мы осторожно свели все четыре танка с платформ на эстакаду. У всех положение с соляркой было одинаково плохим, баки почти сухие. А хуже всего — не было снарядов, боеукладки были пусты. Не было патронов к пулеметам, не было даже личного оружия у экипажей.

Прибежал майор:

— Выпросил одну бочку в эшелоне. Давайте по-быстрому заправляйтесь.

Бойцы подкатили бочку, мы по очереди сильно помятым ведром перелили горючее из бочки в баки. Досталось по полсотни литров. До полка добраться должны.

Майор забрался в головной танк, выписал над головой рукой круг: «Заводи!» Экипажи забрались в танки, и мы тронулись колонной.

Танки на ухабистой дороге бросало, как корабли в бушующем море, трясло. В бою тряски как-то не замечаешь — занят стрельбой, обнаружением противника.

Часа через два мы добрались до расположения полка, а его и след простыл. Майор метался по двору бывшей МТС, где стоял раньше полк.

— Куда ушли? Елки-моталки, у меня же приказ был — доставить танки! А теперь что? — сокрушался Степанков.

— Товарищ майор, вам в комендатуру надо, может, там знают?

— Не учи, сам знаю.

Майор был явно зол. Еще бы — полк ушел неизвестно куда, баки с горючим в танках почти пустые, снарядов и патронов нет, у экипажей нет личного оружия, еды тоже не осталось.

Мне ситуация казалась почти тупиковой.

Майор все-таки ушел.

Мы сидели у танков. Смешно — есть пушки и пулеметы, а охранять боевую технику нечем.

Майор появился часа через три, утирая грязным платком вспотевший лоб.

— Уф, упарился пешком бегать. Значит, так, хлопцы. Полк на Дорогобуж ушел, надо догонять.

Майор поднял обе руки, не дав возразить об отсутствии топлива:

— Я обо всем договорился. Сейчас подъедем к складам, загрузимся боеприпасами, потом — на станцию, комендант сказал — в цистерне на путях топливо осталось, кстати — от нашего же полка. А теперь по машинам и — за мной!

Экипажи разошлись по машинам. Тронулись, петляя по кривым и узким улочкам поселка. На окраине его — забор из колючей проволоки. А под открытым небом — ящики со снарядами. Майор показал охране какую-то бумагу и махнул нам рукой. Мы стали носить со склада и загружать в танки снаряды. Умаялись все — ящик надо со склада донести до танка, а потом по одному поднимать в башню и укладывать в боеукладку. А снарядов в каждом танке — 77! А еще патроны. Сели после погрузки на пустые ящики, а у всех руки трясутся от перенапряжения. И есть охота.

Майор же как двужильный.

— По коням, хлопцы. Стемнеет скоро, а нам заправляться еще надо.

Мы подъехали к станции. Станция — это громко сказано. Разъезд просто о трех путях, и в тупике — одинокая цистерна. Туда и подъехали.

На веревке через люк черпали ведром солярку и сливали в баки. Муторная работа, но все же легче, чем таскать снаряды.

Закончили заправку уже в темноте. Одежда пропиталась соляркой — мне казалось, что даже воздух, который я выдыхал, пах соляркой.

— Теперь отдыхаем, утром в дорогу.

Каждый устроился, где мог. Я пристроился на броне моторного отсека. От мотора — тепло, только уж очень жестко. Проснулся посреди ночи от холода. Металл остыл и не грел, а забирал тепло. Нырнул в танк, а там уже устроиться негде. Башнер на полу башни калачиком свернулся, механик-водитель и стрелок внизу, в отделении управления. И все, места больше нет. Тесновато в танке. Снял с сиденья старый промасленный ватник, вылез из танка и улегся на земле, бросив под себя телогрейку. Мне показалось — только задремал, как прозвучала команда: «Подъем!»