Муза или служба прокачки героев - Мария Казакова

обхватывает ее запястье. Болотные глаза прояснились, словно только сейчас Мэри по-настоящему увидела музу, будто ее имя — тайный шифр, произнесенный вслух.

— Одни карты развратны и жадны до денег, другие подобно путеводным звездам для заплутавших путников, но те и другие раскрывают истину, — благоговейно зашептали сухие губы как молитву.

И Рэй шумно сглонула, пытаясь ухватиться за прострелившую голову мысль. Ее глаза заметались по столу, а руки бесконтрольно вцепились в волосы. Она вспомнила о том, с чем пришла в этот книжный мир, и что больше не раскрывает своих секретов, ведь Рэй больше не муза.

— Погоди, но моя карта бесполезна в поисках, — затараторила Рэй, покрываясь испариной. — Она больше не работает.

— Так найди другую. Или одолжи у того, кто их создает…

Райт спустился по лестнице спустя десять минут.

— Здравствуй, Рэй. Что-то случилось?

Все внимание старухи занимали карты. Пьяный смех, веселые байки за соседним столом или полная невысказанных подозрений беседа музы и наместника не волновали ее.

— Я знаю, кто украл у тебя игральную партию, — быстро произнесла муза. — Его зовут Трим.

— Ах, Трим, — узнавание проскользнуло в темных глазах и Райт удовлетворенно хмыкнул. — Он был первым, кто встретил меня в таверне, нажрался как свинья. Ему не терпелось поведать мне что-то несомненно «важное» на пьяную голову, но было уже слишком поздно для веселья.

— Он так и не рассказал тебе ничего утром?

— Нет, протрезвев он был довольно немногословен да и выглядел прямо скажем больным, скорее всего страдал от похмелья и, наверняка, с трудом помнил, что говорил ночью именно со мной.

— Где он живет? Я редко видела его в деревне.

— Трим картограф, раньше работал в столице, но спился и на последние деньги поселился здесь. Мы находимся на границе государства и было время, когда он лично составлял карту местности, изучив горы и окраины. Ты не помнишь его, потому что его дом за лесом, у подножия гор, а нам, как понимаешь, дорога в лес закрыта.

Значит, картограф. Что ж, она поймает его следующим же днем, и на этот раз ему не убежать.

Глава 15. Признание

Барьер. Перед ней сиял сюжетный барьер. Абсолютно прозрачный, ничем не выделяющейся из зимнего пейзажа. Сет продолжал приходить сюда как паломник, дожидаясь разрывающего душу крика вдали, как сигнала неизвестного назначения и, не оборачиваясь, уходить прочь.

Муза же приходила вслед за ним. Он не спрашивал ее о причинах, и не навязался в спутники сам, а потому Рэйчел Белл приходила к барьеру одна, если не считать Бейли, пса, который увязывался за ней, стоило только девушке выйти за калитку.

Сюжетные барьеры не пускали "лишних" персонажей в сцену, предназначенную для определенных героев. Муза была той, кто создавал эти барьеры. Она знала наизусть плетение магической сетки и с вероятностью в девяносто девять и девять десятых процента была уверена, что проломить стену невозможно. Однако, сейчас ее не интересовали факты, они отвлекали ее от поставленной безумной цели.

Бессмысленной. Неудачной. Такой необходимой.

Сначала это была ветка, но она разламывалась спустя пару ударов. Рэй утащила с обеденного стола тупой нож, но погнув, постеснялась забирать его обратно в дом и выкинула в ближайшие кусты. Затем в ход пошел молоток. Она нашла его в сарае Сета, пока тот уходил в таверну. Он редко пропускал встречи с Райтом, несмотря на то, что в этом больше не было необходимости.

Молоток держался дольше всех. Ее ладони огрубели, на них проявлялись и зудели мозоли, но каждый раз занося руку с деревянной рукоятью для удара, она чувствовала… наслаждение. Выпуская на волю свои злость, разочарование и боль, она крушила то, что когда-то создавала.

Когда ее силы иссякли в этот раз, она тяжело дышала. Молоток соскользнул в снег. Пес терпеливо дожидался окончания прогулки, вынюхивая что-то поблизости, иногда застывая на месте, с молчаливым пониманием наблюдая за странной терапией Рэйчел Белл. Фыркая, Бейли скрылся за деревьями, давая ей еще пару минут прийти в себя, прежде чем с удивительной осторожностью схватить девушку за рукав шубы и потянуть домой, греться.

«До странности умный пес».

Рэй откинула со лба вырвавшиеся из тугого пучка локоны и глубоко вздохнула, позволяя морозной свежести забраться как можно глубже и остудить ее пыл, а затем совершенно бездумно вытянула правую руку вперед, тоскуя по своей магии музы. Она желала снова ощутить ее вибрации и опьяняющую силу.

Зажмурившись, девушка прислонилась лбом к невидимой поверхности, с нежностью и трепетом скользя ладонью по тому месту, куда все это время наносила удары. Вторая ее рука висела плетью, пока шершавый язык не коснулся ледяной кожи.

— Иду, — шепнула она, не открывая глаз, морщась от нахлынувших на нее эмоций, грозившихся вырваться потоком слез, и в последний раз, размахнувшись, ударила раскрытой ладонью по барьеру.

Бах!

Он дрогнул! Пошел слабой рябью и… на долю секунд втянулся, пропуская пальчики музы вперед, и тут же, словно опомнившись, оттолкнул ее обратно. Невозможное стало возможным, и пораженная, Рэй поняла сразу две вещи. Во-первый, она могла попасть по ту сторону. Во-вторых, она просто обязана была стать настоящим полноправным героем. Иначе ее жизнь, больше не имеет смысла.

* * *

Два часа спустя взбудораженная муза остыла. Она больше не могла беспокоиться о грядущем дне. Ей нужно было пережить ночь и разобраться со всеми по порядку, иначе она сошла бы с ума от переживаний и нетерпения. Она выпила две чашки чая с травами и предпочла компании одиночество. Она ушла в себя так надолго и глубоко, что едва ли осознала когда, через сколько и зачем, но Сет задает ей странный вопрос.

— Сколько тебе лет?

Блокнот Сета был закрыт, отложен в сторону, он не притрагивался к нему, опускаясь на диван в гостиной, прямо напротив музы, и она теряется то ли от сбитой последовательности его ежедневных действий, то ли от неожиданного вопроса.

— Семь.

Он моргнул, затем повел головой вбок и, поморщившись, явно разочарованный в собственном слухе, сипло переспросил:

— Сколько? В смысле семь?!

— Мне семь лет, — повторила она, пожимая плечами, и, чуть смущаясь от его недоверия, особенно безразлично добавила. — Я довольно старая муза.

Его брови взлетели, стальной взгляд впился в юное личико, и он так и не нашел нужных слов, чтобы что-то ответить, продолжая взирать на нее немигающим шокированным взглядом, и она начинала ерзать от его пристального внимания.

Он сидел напротив, слишком четко, чтобы сесть ненамеренно. Сет был отличным молчуном, лучшим! Но не сегодня, и это не входила в ее планы. И