Люди против нелюди - Николай Михайлович Коняев

только физически, но и духовно спускается с кафедры, оставляет тон оратора и говорит как бы не с массой, а с каждым в отдельности. И это создает моменты особой убедительности его речи. Священник Введенский более нервен, приподнят, экзальтирован. Его речь — не беседа, а настоящая ораторская речь. Он все время перед массой и не в уровень с ней, а сверху, на возвышении. Он не убеждает, а проповедует. Его речь не распадается на отдельные эпизоды, а течет как одно целое, устремленное к своему финалу. И этот финал — не тихий спуск мысли после ее спокойного развития, а бурный подъем к наиболее эффектному выражению. Речь Введенского на митинге была кончена кричащим голосом и патетическими словами».

Если обобщить приведенные зарисовки, то можно заметить, что Боярский представлял собою тип практического работника, Введенский же был ярко выраженным творцом. Один делал все рассудительно, его интересовал прежде всего практический результат. Другой все время находился в творческом смятении и горении, и более важным для него был процесс творчества, а не результат. Боярский хотел видеть Церковь такой, какой она должна была быть согласно его представлениям о Церкви. Введенский, как это показали дальнейшие события, соглашался на любую Церковь, лишь бы он сам был во главе ее.

Отличия между Боярским и Введенским весьма существенные, и даже взаимоисключающие друг друга, но не будем забывать при этом, что оба Александра Ивановича служили в ГПУ и совместная служба, которой отдавались они с необыкновенным энтузиазмом и бесстыдством, снимала многие противоречия.

Однако не только различием характеров Введенского и Боярского обусловлены разночтения в их рассказах о встрече с митрополитом. При более внимательном чтении документов выясняется, что о второй встрече с митрополитом Боярский не знал.

Дело тут вот в чем… Составив «Письмо двенадцати», Введенский поставил под ним подпись Боярского, не известив об этом колпинского протоиерея. Видимо, он полагал, что старая дружба дает ему на это право. Боярский так не считал. Переходить из-под начала митрополита Вениамина в ГПУ он еще не собирался. Возникли осложнения… По Петрограду поползли слухи о подлоге. Введенский и Мессинг, разумеется, приняли меры. С Александром Ивановичем Боярским была проведена разъяснительная работа, результатом которой стала заметка «По поводу воззвания группы священников».

«Священник, близко стоящий к этой группе, сообщил нашему сотруднику следующее: «Существование группы духовенства, стоящей вне политики и желающей следовать заветам Христа не на словах, а на деле, вызвало негодование среди части церковного общества. Негодование, как это часто бывает, взяло себе в союзники клевету. Так утверждают, что Александр Иванович Боярский не давал своей подписи. На самом же деле протоиерей Боярский, конечно, не только подписался под воззванием, но принимал участие в самой выработке его текста»[50].

Заметка была напечатана пятого апреля, значит, разъяснительная работа проводилась в первых числах месяца, как раз в те дни, когда и начались переговоры Введенского с митрополитом. И тогда становится понятным, почему, добившись от Боярского подтверждения подписи под письмом, Введенский не решился настаивать на участии его в следующем этапе работы с митрополитом. Через день после первой встречи он отправился к митрополиту уже вдвоем с Егоровым и потребовал, чтобы полномочия его на переговорах в Смольном были официально подтверждены.

«Митрополит категорически настаивал, что он отречется, если я скажу, что это он меня послал».

Тогда вступил в разговор Н. М. Егоров. Он показал митрополиту текст предполагаемого соглашения.

«Мы с Введенским заранее выработали текст тех условий, которые могли бы быть приемлемы и для церковной стороны и для правительства… — рассказывал Н. М. Егоров на процессе. — Владыка одобрил их без единого изменения»[51].

Кроме пункта о том, что Церковь не настаивает на самостоятельной помощи голодающим и готова проводить эту помощь совместно с государством, все остальные пункты условий были взяты из писем митрополита.

— Я согласен с этим… — сказал, как вспоминает Егоров, митрополит. — Я никогда не был таким сторонником самостоятельности, чтобы считать неприемлемыми эти условия.

— Запомните эти слова, отец Александр! — взяв Введенского за руку, сказал Егоров. — Видите: владыка никогда не настаивал на самостоятельности…

Почему нужно было подчеркнуть это, Егоров на процессе не объяснил. Введенский же, высвободив руку, снова вернулся к вопросу о полномочиях.

— Если вы согласны с этими условиями, почему вы не хотите дать мне удостоверение, что я являюсь вашим представителем? Условия эти согласованы со Смольным, но они не могут быть подписаны с частным лицом.

«Тогда митрополит в присутствии Егорова выдал мне мандат за № 817. Затем последовали переговоры, приведшие к благополучным результатам»[52].

Достигнутые на заседании в Смольном результаты «благополучными» мог назвать только Введенский. На самом деле он опять обманул владыку самым беззастенчивым образом.

14 апреля в газетах появилось сообщение Петроградской комиссии Помгола.

6 апреля сего года в Смольном состоялось заседание Петроградской Губернской Комиссии помощи голодающим. Рассматривался протоколособого совещания с полномочными представителями Вениамина, митрополита Петроградского и Гдовского по вопросу об изъятии церковных ценностей для помощи голодающим.

Городская комиссия Помгола единогласно утвердила упомянутый протокол, состоящий из следующих пунктов:

1. Допускать представителей верующих к участию в изъятии и учете церковных ценностей, упаковке их для отправки в Гохран для ЦК Помгола.

2. Считать необходимым установить гласную отчетность о движении ценностей.

3. Допустить представителя верующих к участию в делегациях, сопровождающих предметы довольствия голодающим.

4. Разъяснить верующим, что они имеют право индивидуально принимать непосредственное участие в деле помощи голодающим, как личным трудом, так и работой на общих основаниях.

5. Комплекты священных сосудов и дарохранительницы, необходимые для совершения таинств, при невозможности заменить их немедленно теми же предметами из малоценных металлов оставить верующим по количеству престолов в церкви впредь до замены.

6. На тех же условиях оставить по одному большому и одному малому Евангелию и кресту.

7. Хранительницы мощей, не представляющие особой материальной ценности, и всенародно чтимые иконы, а именно:

1. Икона Спасителя (в часовне Спасителя на Петроградской стороне)

2. Икона Скорбящей Божьей Матери (на Стеклянном заводе за Невской заставой)

3. Икона Казанской Божьей Матери (в Казанском соборе)

4. Икона Тихвинской Божьей Матери (Исаакиевский собор)

5. Икона Святителя Николая, Чудотворца (Колпино) — могут быть оставлены верующим в настоящем виде при условии замены ценности их металлом в соответствующем эквиваленте.

Примечание: замена может быть допущена лишь в срок, не превышающий семи дней с момента начала работы губернской Комиссии по изъятию ценностей, в каждом отдельном храме и при условии добровольного сбора среди верующих.

8. Местным приходским общинам предоставить право в тот же срок и на тех же условиях, что указаны в п. 7 и примечании к нему, оставлять особо чтимые местные святыни.

9. Результаты настоящего совещания ни в