Вечный юноша - Софиев Юрий Борисович

(…) Что мне мило в Шопенгауэре — поскольку я знаю, это единственный европейский философ, включивший в границы своей этики и животных, как бы «младших братьев» человека. Например, по учению Канта «Только человек, как разумное существо, может составлять цель нравственной деятельности».

Тогда как по Шопенгауэру — «Так как сострадание относится ко всему, что страждет, то это основание нравственности имеет и то преимущество, что оно позволяет расширить нравственный принцип настолько, чтобы принять под защиту и животных, к которым все остальные европейские системы морали относятся не извинительно дурно. Мнимое бесправие животных, тот вымысел, что наши действия относительно их не имеют нравственного значения или, говоря языком этой морали, что относительно животных нет обязанностей, — это есть именно возмутительная грубость и варварство, имеющее свой источник в (…). Философское основание для этого варварства заключается в допущении, вопреки всякой очевидности, коренного или субстанционального различия между человеком и животным, что, как известно, с наибольшей решимостью и резкостью было высказано Декартом, как необходимое следствие его заблуждений».

Конечно, Шопенгауэр не единственный.

Эту мировую симпатию, распространяемую на все живые существа, можно найти и у браминов, и у буддистов, и у христианских мистиков — «Брат мой волк» Франциска Ассизского, и как-то она очень близка нам, русским.

Тургеневская «Муму», Чеховская «Каштанка», Есенинское:

Счастлив тем, что целовал я женщин, Мял цветы, валялся, на траве, И зверей, как братьев наших меньших, Никогда не бил по голове.

И т. д., т. д.

Для меня это является одним из основных элементов моего мироощущения.

…И если сердце против смерти ропщет, Не хочет исчезать — лишь потому, Что любит жизнь и ощущает общность И родственную близость ко всему. …Как хорошо бывает жить на свете, Когда средь нужных, и полезных дел, Мы бережем, внимательные дети, Сочувствие к орлу, к воде, к цветам И нашу близость к голубой планете.

Я часто ловлю себя на одном ощущении, — на какой-то особой нежности к деревьям, к цветам. Это чувство сопряжено с каким-то взволнованным ощущением радости бытия, с родственной сопричастностью ко всему живущему.

И потом, можно ли согласиться с Кантом, что только человек есть разумное существо.

Можно ли все «действия» животных относить к рефлексу или слепому инстинкту, абсолютно лишая их разума и, может быть, своеобразной психологии.

И не кажется ли иногда — пристально наблюдая конкретного человека, что он — существо, может быть, и самое разумное (в свете доступных нам знаний), по праву занимающий высшую ступень развития, в длинной цепи от простейших к высшим, но далеко или не всегда самое хорошее из живых существ, населяющих землю.

И еще, когда я говорю:

Быть может, в водоросле синеватой Зачато мыслящее существо,

То это мое ощущение органической родственности всего живого.

29/VI

Неделю на Или. Брали с собой Андрюшу. Рыбалка — неудачная. Но у Андрюши масса новых впечатлений. Жили на базе. Глюм нас кормила, как всегда, очень вкусно. Была смущена тем, что раскладка оказалась дорогой. Кормила 4-х человек.

У меня с горлом и верхними дыхательными путями творится что-то невообразимое. Потерял голос. Страшно кашляю. По утрам задыхаюсь от мокроты.

Спал на раскладушке на воздухе, во дворе базы. Интересное знакомство с Гошей — студентом 4-го курса — будущим энтомологом.

Чудесный юноша. Со всеми данными будущего ученого. У П.И. Мариковского, видимо, хорошее чутье в выборе учеников.

На базе же, кроме Глюм, два аспиранта В.Л. Шевченко — казахи. По сравнению с Гошей — чепуха. Тоже энтомологи, но Фабров (?) из них не получится. Но в ученые вылезут, диссертацию защитят. Карьера не плоха, по этой дороге можно выйти в люди и не к плохому материальному благополучию. Тем более, что для «нац. кадров» все еще делается «скидка» (на что?), снисхождение.

Один из них, Жанат — работает, но с очень тщательной дозировкой. Второго я совсем не знаю. На моих глазах он ни черта не делал. Но очень самоуверенный и трогательно примитивен.

Глюм жалуется:

— Сволочи, «колбиты проклятые» (сама она казашка!), хотя бы убрали за собой.

Я как-то сказал им:

— Ребята, вы бы хотя бы вымыли полы у себя. Грязь разводите.

А они:

— Ну, мы мужчины и нам не пристало заниматься такими делами.

И ей дали понять, кроме того, что они аспиранты («подумаешь, сволочи, великие ученые», — шумит Глюм!), а Глюм лаборантка и женщина, а следовательно, это ее прямая обязанность — убирать за ними. А у Глюм давление 125–220! Это когда она себя более-менее «хорошо» чувствует! Она проводит очень интересную и большую работу для Шевченко по сбору слепней, выводу личинок и т. д.

Я приехал и рассказал о всем Виктору Васильевичу:

— Ах, подлецы, «белоподкладочники»! Поеду в субботу и разгоню их!

И действительно, Шевченко в субботу уехал на базу.

Мне Шевченко очень симпатичен. Хороший ученый, по-настоящему культурен. Эрудит. Но медлителен, как украинский вол, и типичный «кабинетный ученый» — выбраться в поле для него труднейшая проблема.

Глюм подозревает, что В.В. не отпускает от себя жена, и тайно ревнует к Глюм.

А Глюмочка действительно прелестная женщина.

7. 1 июля

(По поводу письма Раисы Миллер из Парижа — Н.Ч.).

Большая она чудачка: «Приезжай навестить нас…»

Быть может, и у нас настанут нормальные времена, когда человеку, захотевшему поехать в Париж, Нью-Йорк, в Конго, в Канаду, в индию и т. д., достаточно будет пойти в аэропорт, получить билет, сесть в самолет и отправиться в путешествие, но помимо этого милая Рая совершенно не отдает себе отчета, что расстояние от Алма-Аты до Парижа приблизительно равно расстояниям Париж-Индия, Париж-Нью-Йорк, Париж-Конго и т. д. Вот и поезжай «погостить на недельку».

Дорогая Рая!

…Сегодня получил, к большой моей радости, твое письмо. Только что приехал с Или. Отдыхал неделю. Рыбачил, на машине ездил по окрестностям. Остановил работу, потому что разболелись глаза от лупы и микроскопа, а кроме того, очень скверно обстоит дело с горлом и верхними дыхательными путями (…).

Приехал, а сад за этот короткий срок обратился в джунгли. В этом году было много чудесной клубники, сейчас кусты малины усыпаны душистыми сладкими ягодами. Покупал вслепую — а оказался хороший сорт. Теперь она разрастается, пуская все новые побеги. Созрели вишни. Отцвели пионы перед окном все пестрит от розовых, фиолетовых и синих васильков, белеет ромашка, вот-вот расцветут золотые шары и флоксы, а позднее георгины. Это моя радость — вот почему не соблазняюсь я никакими городскими удобствами и не хочу менять квартиры.

Очень хорошо пошли 4 куста винограда, но ухаживать за садом и, в особенности, поливать — трудно.

Теперь я опять один. Святое семейство выехало под отчий кров жены, т. к. я решительно заявил, что детский крик в моей квартире ни в коей мере меня не устраивает.