Монтенегро - Альберто Васкес-Фигероа

Пять дней и ночей он беспробудно пил, блудил, играл, скандалил и в конце концов сам себе опротивел; на рассвете шестого дня виконт принял ванну, в которой давно нуждался, купил новый хубон и щегольские, хоть и слишком тесные сапоги, и предстал перед секретарем командора, который тут же провел его в сурово обставленный каминный зал с картиной «Страсти Христовы».

— Вот ваше назначение, — произнес дон Франсиско вместо приветствия, протягивая ему бумагу, на которой еще не просохли чернила. — Я навел о вас справки и вполне удовлетворен полученными сведениями. Будьте добры обеспечить мне личную охрану в двадцать человек, должным образом вооруженных.

— Обеспечить охрану? — переспросил виконт, выделяя каждое слово. — Полагаю, это значит, что я должен взять на себя все расходы?

— Разумеется.

— Проклятье! — раздраженно воскликнул виконт. — Я собирался поступить к вам на службу, а не финансировать рискованную экспедицию через океан.

— Даю слово, что после того, как мы завершим эту «рискованную экспедицию через океан», как вы изволили выразиться, и решим все вопросы относительно вице-короля, я освобожу вас от обязанности охранять мою персону, а это значит, что у вас будет личная гвардия, и перед вами откроются двери неисследованного Нового Света.

Капитан Леон де Луна глубоко задумался, стараясь понять, что же на самом деле кроется за этими словами, и наконец спросил:

— Итак, за свои услуги я могу рассчитывать на энкомьенду [1] с правом извлекать выгоду из новых земель?

— Разумеется, вы получите энкомьенду.

— А что получите вы?

— Я? — непроницаемая физиономия командора в эту минуту больше чем когда-либо напоминала одну из каменных горгулий, украшающих двор. — Мне ничего не нужно, капитан, — сухо ответил он. — Ваша прибыль меня совершенно не волнует, так же как и ваши расходы. Я человек неприхотливый, мне вполне достаточно миски с едой и тюфяка.

— И у вас никогда не было амбиций?

— Никаких, я лишь хочу служить родине и монархии.

— У вас есть семья?

— Бог и моя совесть — единственная компания, в которой я нуждаюсь, — с этими словами Бобадилья поднял руку, давая понять, что разговор принимает нежелательный оборот, и поспешил заверить: — Через двенадцать дней мы уже будем в море.

Утро следующего дня капитан Леон де Луна потратил на то, чтобы выпросить у банкира Хуаното Берарди новый кредит под залог своих владений, а остаток недели — на то, чтобы выбрать среди завсегдатаев «Красной птицы», в большинстве своем солдат удачи, если не сказать попросту головорезов, тех отчаянных нарушителей закона, у которых земля уже горела под ногами, готовых на все, лишь бы получить возможность покинуть страну.

На роль лейтенанта и доверенного лица он выбрал закаленного во многих передрягах солдата удачи Бальтасара Гарроте по прозвищу Турок — выходца из Ла-Алькаррии, на протяжении многих лет служившего королю Гранады, а потому намного лучше владеющего ятаганом, нежели шпагой, и джамбией [2] — нежели кинжалом, а вместо шляпы он носил объемистый белый тюрбан.

О нем шептались, будто бы он — христианский шпион, хотя сам он хвастался, что в свое время был настолько предан свергнутому эмиру Гранады Боабдилю, что даже хотел сопровождать его в изгнание. Бывший эмир с трудом отговорил его от этой идеи, опасаясь, как бы в Марокко его не убили фанатики-мусульмане.

— Я служу лишь тому, кто мне платит, — предупредил он сразу, едва услышав предложение виконта де Тегисе. — А уж маврам или христианам — мне все едино, поскольку я не видел ни гроша от тех, кто исправно ходит к мессе.

— В таком случае, вы едва ли сможете поладить с командором, — заметил его новый начальник. — Он презирает деньги.

— В таком случае опасайтесь его, — честно предупредил Гарроте. — Тот, кто отказывается от золота, вина и женщин, лелеет куда худшие планы.

— Какие, например?

— Власть.

— Она и так у него есть.

— В этом-то и беда. Жажда власти — самая отвратительная болезнь, возникающая лишь у того, кто и так ей заражен. Она растет и растет, как зловредная опухоль, пожирая все другие чувства.

События, свидетелем которых он стал в последующие месяцы, не раз напомнили капитану де Луне о верности этих рассуждений, поскольку он всегда находился подле дона Франсиско де Бобадильи и мог оценить, какое невыносимое давление на этого безусловно честного человека, телом и душой преданного родине, оказал тот факт, что он стал, хотя и не по собственной воле, одним из самых могущественных людей на земле.

Во время долгого плавания через океан он еще оставался задумчивым и аскетичным слугой короля, молчаливо принимающим груз ответственности, возложенной на его плечи, как терпеливый бык, тянущий повозку, но стоило командору высадиться в Санто-Доминго, где туповатый младший брат вице-короля отказался признать его власть, как Бобадилья немедленно изменился. Можно было подумать, что его новая и агрессивная личность ждала тысячу лет, чтобы сбросить маску покорности.

24 августа 1500 года, на следующий день после того как они прибыли в Санто-Доминго, командор Бобадилья отправился слушать мессу в сопровождении людей капитана Леона де Луны, после чего созвал всех знатных горожан и, как исполнитель высочайшей воли монархов, зачитал в их присутствии первый из королевских указов относительно положения дел на острове, лично подписанный их величествами.

Дон Диего, исполнявший обязанности губернатора в отсутствие братьев, поскольку Христофор находился в Ла-Консепсьоне, а Бартоломео в Харагуа вел борьбу с Франсиско Рольданом, пытался найти поддержку у нового алькальда, Родриго Переса, и наотрез отказался подчиниться требованию освободить заключенных.

Капитан Леон де Луна был одним из немногих присутствующих, кто под полной невозмутимостью дона Франсиско де Бобадильи смог уловить ярость, которая позже самым трагическим образом отразится на судьбе Колумбов. Однако он не сказал об этом ни слова.

На следующий день вчерашняя сцена после мессы повторилась с точностью до мельчайших деталей. Правда, на сей раз королевский посланник пустил в ход тяжелую артиллерию, зачитав письмо монархов, в котором он назначался новым губернатором Эспаньолы, после чего принял соответствующую присягу, а затем снова потребовал освободить заключенных.

Последовал новый отказ дона Диего, и командор, не дав ему времени что-либо предпринять, огласил новое письмо: монархи приказывали своим подданным отдать под его командование все силы, оружие и крепостные сооружения острова. И, наконец, последнее и самое впечатляющее письмо, в котором братьев Колумбов обязывали из собственных средств оплатить жалованье и расходы войск.