Хрустальный грот - Мэри Стюарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— То есть ты вернешься, — кисло заметил Ханно. — У меня-то ведь дело, которое ждать не будет, ты же знаешь.
— Амброзий тоже ждать не будет. Так что если хочешь получить свои денежки, тебе стоит поторопиться. Разгрузка уже наполовину закончилась. Кто там на страже?
Ханно что-то ответил, но скрип тяжелой двери, закрывавшейся за ними, и грохот задвигаемого засова заглушили его слова. Я услышал, как засов закрепили клиньями, потом их шаги и голоса потерялись в шуме разгрузки, от которой трясся весь корабль: визг лебедок, крики людей над головой и в нескольких ярдах в стороне, на берегу, шипение и скрип канатов, грохот тюков и ящиков, швыряемых на причал.
Я отбросил одеяла и сел. Теперь, когда эта ужасная болтанка прекратилась и я снова мог твердо стоять на ногах, я чувствовал себя вполне прилично. Я ощущал себя каким-то пустым, легким и очищенным изнутри, и это давало мне странное чувство удовлетворения — непривычное, слегка нереальное ощущение, какое испытываешь, когда летаешь во сне. Я сел на корточки и огляделся.
На причале висели фонари, при свете которых работали грузчики, и свет фонарей вливался через маленькую квадратную отдушину. Я увидел рядом с собой все тот же широкогорлый кувшин и новую краюху ячменного хлеба. Я вытащил из кувшина затычку и осторожно попробовал воду. Она пахла плесенью и тряпкой, но пить ее было можно; с ее помощью я избавился от металлического привкуса во рту. Хлеб оказался твердым, как камень, но я размочил его в воде, и наконец мне удалось отломить кусочек. Потом я встал, чтобы выглянуть в отдушину.
Для этою мне пришлось уцепиться за подоконник и подтянуться на руках. Ногой я уперся в одну из распорок, шедших вдоль переборки. Судя по форме моей тюрьмы, я догадывался, что она расположена на носу.
Теперь я убедился, что так оно и есть. Корабль был причален бортом к каменной пристани, где стояло два столба с фонарями, и при свете этих фонарей человек двадцать солдат разгружали с корабля тюки и тяжелые ящики. За пристанью виднелись ряды прочных на вид строений — видимо, склады. Но похоже, сегодня груз собирались везти куда-то еще. За столбами стояли телеги, запряженные терпеливыми мулами. Люди на телегах были в форме, при оружии, и за разгрузкой надзирал командир. Корабль находился ближе всего к пристани, посередине, там, где был трап.
Передний причальный канат шел у меня над головой от перил к пристани, и нос отстоял от земли довольно далеко, так что между мною и берегом было футов пятнадцать воды. С этой стороны фонарей не было; канат уходил в спасительную темноту, за которой виднелись лишь еще более темные очертания построек. Но я решил, что надо подождать, пока не закончится разгрузка и телеги не уедут вместе с солдатами. Когда на корабле останется лишь часовой и, возможно, даже фонари погасят, тогда-то я и сбегу отсюда.
А выбраться с корабля надо непременно. Если я останусь здесь, мне придется надеяться лишь на добрую волю Маррика, а она, в свою очередь, зависит от исхода их беседы с Амброзием. А если Маррик по какой-то причине не сможет вернуться и придет один только Ханно…
К тому же я был голоден. Вода и каменная горбушка хлеба, размоченная в воде, пробудили во мне зверский аппетит, и мысль, что придется ждать еще несколько часов, прежде чем кто-нибудь вернется за мной, была просто невыносима, даже если забыть о том, чем могло мне грозить возвращение моих похитителей. И даже в лучшем случае, если Амброзий действительно пришлет за мной, на что я могу рассчитывать после того, как он вытянет из меня все, что хочет знать? Мне, конечно, удалось пустить пыль в глаза его шпионам, но ведь на самом-то деле сведения мои были весьма скудными. А как заложник я бесполезен. Даже Ханно об этом догадался, а уж Амброзий будет знать это наверняка. Мое полукоролевское происхождение могло произвести впечатление на Ханно с Марриком, но вряд ли внук союзника Вортигерна и племянник союзника Вортимера может пробудить симпатию у Амброзия. В лучшем случае мне светит рабство, а в худшем — бесславная смерть.
И я не собирался дожидаться ни того ни другого. Ведь отдушина была открыта, а над моей головой к причальной тумбе на берегу тянулся слегка провисший канат. Видимо, шпионам не приходилось прежде иметь дела с пленниками такого роста, как я, потому что они даже не подумали об отдушине. Ни один взрослый мужчина, даже тощий Ханно, в нее бы не протиснулся. Но мальчишка пролезть мог. К тому же даже если это и пришло им в голову, они подумали, что берег довольно далеко, а плавать я не умею. А про канат забыли. Но я осмотрел его, осторожно высунувшись из отдушины, и решил, что канат меня выдержит. Если по нему ползают крысы — один здоровенный крысюк, разжиревший на объедках, пробежал по канату у меня на глазах, — то и я проползу.
Но надо подождать. А пока… Снаружи холодно, а я голый. Я опустился на пол и принялся разыскивать свои вещи.
Свет от фонарей был слабым, но этого хватило. Я хорошо видел свою маленькую темницу: в углу — одеяла на куче старых мешков, служивших мне постелью; у переборки — покоробленный и растрескавшийся матросский сундук; куча ржавых цепей, таких тяжелых, что я не смог бы даже приподнять их; кувшин с водой, и в дальнем углу — то есть в двух шагах — вонючее ведро, до половины наполненное блевотиной. И больше ничего. Возможно, Маррик стащил с меня мокрую одежду по доброте душевной, но забыл ее вернуть, или они нарочно спрятали ее, именно затем, чтобы я не сбежал.
На то, чтобы обыскать сундук, хватило пяти секунд. Там не было ничего, кроме табличек для письма, бронзовой чашки и кожаных ремешков от сандалий. «Ну что ж, — подумал я, аккуратно опуская крышку, — по крайней мере, сандалии они мне оставили». Не то чтобы я не привык ходить босиком, но зимой, по дороге… Так или иначе, надо было бежать. Предосторожности Маррика убедили меня в этом еще больше.
Что мне делать, куда деваться — я не имел ни малейшего понятия. Но Бог вырвал меня из рук Камлаха и переправил через Узкое море, и я верил своей судьбе. Я рассчитывал подобраться к Амброзию и разузнать, что он за человек, а вот тогда, если решу, что у него можно найти покровительство — или хотя бы милосердие, — я приду к нему, расскажу о себе и предложу свои услуги. Мне даже не пришло в голову, что несколько нелепо ожидать, что принц возьмет к себе в свиту двенадцатилетнего мальчишку. Ну а если с Амброзием ничего не выйдет… Помнится, у меня были туманные идеи насчет того, чтобы попробовать пробраться в деревню к северу от Керрека, откуда была родом Моравик, и разыскать ее родичей.
Мешки, на которых я лежал, были старые и полугнилые. И я легко разорвал один из них по швам, так, чтобы просунуть руки и голову. Одеяние вышло неописуемое, но оно все же хоть как-то защищало от холода. Я разодрал второй мешок и накинул его на голову. Третий был бы уже лишним. Я с тоской ощупал одеяла, но одеяла были добротные, новые, слишком толстые, чтобы их разорвать, а выбраться с корабля с одеялом под мышкой нечего было и думать. Поэтому я вздохнул и оставил их. Из пары кожаных шнурков вышел пояс. Я запихнул то, что осталось от краюхи, себе за пазуху, умылся остатками воды, потом снова подошел к отдушине, подтянулся и выглянул наружу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});