Свора Герострата - Антон Первушин

- Твой ход, - выдавил я, испытывая отвращение к самому себе.

- Ах да, я и забыл. Все ты меня, Борька-хитрец, отвлекаешь. Научили, небось, гроссмейстеры всякие, что шахматы - не только борьба высоких интеллектов, но и умелое использование слабостей противника. Как там было у классиков в "Двенадцати стульях", а? "Где моя ладья"? "Контора пишет"?

Как же, подумал я с ожесточением. Главный гроссмейстер в подобных трюках у нас ты.

- Ну ладно, - сказал Герострат, - потрепаться с тобой мне, конечно, всегда приятно, но нужно и честь знать. Мой ход такой: король Е8-F8.

- Ферзь Н3-Е6, - объявил я и замер, затаил дыхание, ожидая, как он ответит, потому что зависел от этого исход партии, результативность всей моей сложной комбинации: с минимумом жертв к победе. И хотя видел я уже, что Герострат не особый умелец играть в шахматы, но все-таки сомневался, а не раскусит ли он меня в самый последний момент, не уйдет ли в глухую оборону, заставив тем меня жертвовать десятком фигур, чтобы ее прорвать.

- Ха, - восхитился Герострат. - Ха-ха. Ты что, мне второго слона просто так отдаешь? Это неосторожно с твоей стороны, Боря, очень неосторожно. Я его, конечно, ем: ферзь F4-D2.

Я с трудом подавил вздох облегчения. И тут же снова (становится привычкой) себя одернул: ты до Герострата еще не добрался; прошлый раз так же думал, что он не успеет. Но ведь успел!

- Хоть ты и разрядник у меня, Боренька, но ошибки, смотрю, и ты способен совершать. Подарил мне слона, ферзь - королева твоя - под угрозой. Где-то ты просчитался. Ну ладно, ты пока подумай над следующим своим ходом, осмысли свое шаткое положение, а я тем временем со слоном разберусь. Кто у нас тут по списку слон?..

Пряча радиотелефон, я заметил, что руки у меня мокрые от пота, и пальцы оставляют на гладкой поверхности влажные разводы. Это тоже становится привычкой.

Еще одна беседа с Геростратом, и смотри, Игл, он успел тебя: сбить меня с толку, напугать, обозлить, заставил понервничать, а в результате выяснить для себя что-нибудь толковое тебе снова не удалось. Всей и пользы, что следующий свой ход и на шахматной доске, и в игре "сыщики-разбойники" я знаю. Вот только нужно еще успеть этот ход сделать...

У подъезда дома Люды Ивантер я появился в 17.23.

Огляделся украдкой вокруг.

Обыкновенный день. Люди, спешащие с работы, автомобили. На углу мальчишка шумно с выдумкой торгует газетами. Ничего подозрительного. Одно меня беспокоило: самое время вернуться домой Людиным родителям, если таковые у нее имеются в числе живых и здоровых. В таком случае ситуация осложнится, чего не хотелось бы... Ладно, сориентируемся по обстановке. Импровизация все-таки - великая вещь, и ни разу меня еще не подводила.

Я поднялся на четвертый этаж, вдавил кнопку звонка.

В такие моменты непроизвольно цепенеешь: Люда Ивантер оставалась моей последней ниточкой к Герострату и от нее зависело успею я выйти на него прежде, чем он доберется до "слона", или не успею. Если и эта ниточка оборвется, тогда все - придется пойти на крайнюю меру.

Как там ее назвал Герострат: "рокировка"? Да, именно так. Придется пойти на поклон к любимому товарищу полковнику, который всегда поможет, всегда поддержит. Всегда подставит. И вот идти к нему мне совершенно не хотелось. Ни под каким видом. Только вот если в крайнем случае, когда все другие ниточки будут оборваны.

Я услышал сквозь дверь поступь легких ног, и оцепенение как ветром сдуло. Не все еще потеряно, Игл, не все еще потеряно!

То, что я увидел за открывшейся дверью, просто ошарашило меня. Люда Ивантер стояла в прихожей, босыми ногами на пушистом коврике, совершенно обнаженная, протягивая навстречу мне руки. А я в ответ обалдел, застыл, не зная, как тут поступить. Чего-чего, но подобного я ожидать определенно не мог.

- Иди же ко мне, - произнесла Люда тихо, но, как показалось, с едва сдерживаемой страстью. - Ну! Иди!

Я шагнул в квартиру, машинально прикрыл за собой дверь, а она, взяв меня за руку, повела дальше, в гостиную комнату, где я увидел огромную тахту, застеленную белоснежным накрахмаленным бельем, маленький столик с выставленными на нем шампанским и шоколадом, включенную стереосистему, в магнитофон которой Люда сразу же вставила кассету, вслед за чем воздух наполнила полузнакомая мелодия из репертуара "Пинк Флойд".

Люда двигалась по комнате мягко, грациозно, в движении поглаживая свое тело: бедра, живот, грудь.

Я же стоял, как болван, с открытым ртом. Наконец она, встряхнув копной распущенных рыжеватых волос, подступила ко мне, прижалась и начала аккуратно расстегивать куртку, одновременно увлекая меня в сторону тахты. И вот тут наши взгляды встретились; я все понял и, сильно толкнув ее, отшатнулся прочь.

Люда упала спиной на тахту.

- Иди же ко мне, звала она, - вытягиваясь на тахте, изгибаясь и лаская свое тело руками.

Я отступил еще на шаг.

Что происходит? Случай Юры Арутюнова с поправкой на женскую специфику?

- Я так хочу тебя! Иди...

Она раздвинула полусогнутые в коленях ноги, и пальчики левой ее руки заскользили там, между ног, поглаживая, возбуждая. Мне это живо напомнило дешевенький порнографический фильм, который довелось видеть в подпольном видеосалоне еще до призыва в армию.

- Я хочу, я очень хочу...

Все-таки Герострат обманул меня.

Совпадений не бывает. Три случая инициации скрытых программ у трех членов Своры в течении двух суток, и все - при моем появлении. Его рук дело. Больше некому. А значит, все-таки смерть моя ему чем-то выгодна. Правда, этот вот последний инцидент - курам на смех. Неужели наш гениальный стратег всерьез полагал, что я брошусь на Люду, как кобель, учуявший запах течки?

Тем более, что игрок я стал опытный: знаю теперь значение этого пустого и словно подернутого дымкой взгляда.

Я отступил еще на шаг и покачал головой, чтобы Люда видела. Голова прояснилась.

Вид Людмилы меня более не шокировал и не возбуждал. Теперь я испытывал к ней лишь жалость. Игрушка, марионетка, которой управляет лысый маньяк с амбициями египетского фараона. Передо мной стояла проблема: как прекратить действие программы. Хорошо, конечно, что она не кидается на меня с ножницами, как сделал это Юра Арутюнов, и у меня есть время подумать, попробовать различные варианты. Но и в таком состоянии от нее толку немного. Не устраивать же ей допрос под мастурбацию и непрерывный стон: "Хочу тебя, хочу тебя, хочу тебя!".

Я раздумывал, что бы мне попытаться предпринять в первую очередь, когда Люда, заметив, что я не собираюсь внимать ее страстным призывам, вдруг села, выпрямившись, на тахте; рука ее юркнула под подушку, и мне в лицо уставился черный зрачок маленького револьвера.

Отчаяние обрушилось на меня всей массой. Теперь это было самое настоящее отчаяние, потому что ниточка утоньшалась, последняя ниточка обрывалась прямо на моих глазах с появлением на сцене черной хлопушки, дамского револьверчика. Соблазнение оказалось лишь прелюдией, основной задачей, как и с Арутюновым, было меня убить. И значит, снова мне придется драться, снова придется напрягать все силы, чтобы удержать машину смерти теперь уже в лице миловидной двадцатилетней девушки, которой я никогда не желал ничего плохого.

И после того, как я изуродую ее (а мне придется), после того, как переломаю ей руки и ноги, чтобы обездвижить - что мне останется? Сидеть над ней и пытаться хоть что-нибудь выведать у полумертвого тела, а потом обнаружить, что за все часы не приблизился к Герострату хотя бы на шаг?

Я видел, что Люда готова выстрелить, что палец ее нажимает на курок - пока еще мягко. Я знал, что какой бы ни был этот дамский револьвер, на таком расстоянии его вполне хватит, чтобы уложить меня на месте. Но отчаяние было настолько сильным и всеобъемлющим, что в какой-то момент я почувствовал, что безразлично мне попадет она или нет, сумею я уйти от пули или нет. И в общем-то, не хочу я, не желаю предпринимать хоть что-нибудь для своего спасения, и пусть она стреляет, а для меня все наконец-то кончится раз и навсегда.

Я был готов умереть, но умереть мне не дали, потому что знакомый голос за спиной громко произнес:

- ЛИТОПА НОТ!

И ожидаемого выстрела не последовало.

Пистолет выпал из рук Люды; глаза ее закрылись; она легла, вытянулась и задышала тихо, ровно, как спящая.

Медленно я обернулся:

- Почему вы здесь?

- Извините, Борис Анатольевич, если помешал. Но дверь была открыта, и я вот подумал: если гора не идет к Магомету, так пусть хоть Магомет придет к горе...

Передо мной стоял полковник Хватов.

Его появление поразило меня - не побоюсь банальности - как гром сради ясного неба. А особую окраску этому появлению придал немедленный разворот моих чувств от бесконечного отчаяния к бесконечной надежде.