Восстание в крепости - Гылман Илькин

Виктор только этого и ждал.

— Очень вам благодарен, мадам… Всего хорошего! — попрощался он и спрыгнул на землю.

— Одну минутку! Придержи лошадей, Гасан-киши! — попросила женщина.

Фаэтон остановился. Незнакомка поманила рукой Виктора.

— Я все-таки хочу вас кое о чем спросить.

— Пожалуйста, мадам.

Виктор приблизился.

— Прошу вас, скажите мне правду, откуда у вас этот платок?

Виктор нахмурился. Настойчивость женщины была ему не по душе.

— Я же вам сказал, мадам, купил на базаре.

Ответ прозвучал очень грубо. Это почувствовал и сам Виктор.

В грустных глазах женщины мелькнула обида. Не сказав больше ни слова, она откинулась на сиденье.

Кучер, словно рассердившись на солдата за непочтительное обхождение с уважаемой ханум, яростно хлестнул лошадей.

Через минуту фаэтон скрылся из глаз.

Виктор стоял, поеживаясь от холода. В голове проносились тревожные мысли. Действительно ли женщина выслеживала его? Или все это было простой случайностью? Но почему тогда она так настойчиво спрашивала про платок? Неужели она знает о листовках?

Глава двенадцатая

Хачатурянцу уже перевалило за сорок, но он ходил в холостяках и не собирался обзаводиться семьей.

Правда, несколько лет назад, еще в Тифлисе, он женился на богатой вдовушке — госпоже Пайцарык Малхазян, однако брак их был недолгим. Говорили, что Хачатурянц обвенчался не по своей воле, а назло врагам и недругам. Дело в том, что с некоторых пор по Тифлису стали ходить слухи, берущие под сомнение его мужское достоинство.

Сначала он не обращал внимания на эти сплетни. Но скоро даже близкие друзья стали недвумысленно подтрунивать над ним, открыто иронизируя, насмехаясь, делая обидные намеки. И Хачатурянц решил во что бы то ни стало жениться.

Сказано — сделано. В течение одной недели он все организовал. Состоялось бракосочетание. Знакомые были поражены такой поспешной женитьбой.

Скоро все узнали, что брак этот принес Хачатурянцу немалую выгоду. Впрочем, и почтенная вдова, которая была на пятнадцать лет старше своего нового мужа, не считала себя в проигрыше, так как почти немедленно перевела на имя супруга значительную часть своего состояния.

Покойный купец Малхазян, выгодно торговавший с Ираном, Турцией и Ираком, оставил после смерти солидное наследство. Два жилых дома, сдаваемых в аренду, и большой магазин в центре Тифлиса приносили такой доход, что Хачатурянцу, если бы он даже до конца своей жизни ежедневно в пух и в прах продувался в бильярд, все равно не пришлось бы испытывать недостатка в деньгах.

Бильярдная стала для Хачатурянца вторым домом. Но, когда он, навалившись круглым брюшком на зеленое сукно и отставив назад правую ногу, целился кием в шар, его сердце не замирало, как у других, в азартном волнении. Ему было почти безразлично, выиграет он или проиграет.

В расплату за такое привольное житье он должен был ежедневно любоваться тусклыми, ввалившимися глазами своей Пайцарык, ее длинным кривым носом, похожим на красный индюшиный гребень, тонкими сморщенными губами и выступающим вперед острым волосатым подбородком, а также минимум два раза в день, утром и вечером, прикладываться к ее высохшей жилистой руке. Но что всего ужаснее, ему приходилось еще и спать с ней рядом на кровати красного дерева, привезенной покойным Малхазяном из Австрии.

Последнее обстоятельство служило причиной того, что Хачатурянц частенько возвращался из бильярдной только под утро.

На первых порах он запасся терпением и все сносил.

У почтенной Пайцарык были свои привычки и правила, которым она строго следовала и того же требовала от мужа.

Хачатурянц быстро научился противостоять педантичности жены, причем делал он это так искусно, что она не чувствовала ни малейшей обиды ни тогда, когда ей приходилось целыми днями сидеть в одиночестве, ни тогда, когда дом был полон именитых гостей.

Но была у нее одна прихоть, от исполнения которой он никак не мог отвертеться. Дело в том, что престарелая Пайцарык обожала частые прогулки по городу в фаэтоне вместе с мужем. В таких случаях Айрапет Хачатурянц никак не мог улизнуть, приходилось волей-неволей повиноваться.

Эти прогулки предпринимались меньше всего для того, чтобы подышать свежим воздухом. Пайцарык думала о другом. Ей важно было пустить пыль в глаза знакомым, подразнить своих сверстниц: дескать, вот какой у меня молодой муж!

Поднимаясь в фаэтон или выходя из него, она с неподобающим ее возрасту кокетством протягивала мужу руку, заставляя поддерживать себя под локоть. Все это было предназначено публике.

Хачатурянц знал это лучше других и внутренне негодовал. Но что ему оставалось делать? Не мог же он под взглядами десятков пар глаз не заметить протянутую руку жены.

Когда они проезжали по улицам, Пайцарык, чтобы муж не смотрел по сторонам, старалась придумать ему какое-нибудь занятие: то заставляла обмахивать себя веером, то придерживать длинный шлейф ее платья, который то и дело вываливался из фаэтона.

Жеманство Пайцарык принимало все более нелепые формы. Хачатурянц терпел месяц, другой. Но наконец он не выдержал, плюнул на все, продал за бесценок записанную на него недвижимость и расстался со своей дражайшей половиной.

Чтобы никогда больше с ней не встречаться, он решил покинуть Тифлис. После долгих размышлений выбор Хачатурянца пал на Закаталы, где жила его сестра Сирануш. Вскоре он туда переехал.

Тифлисские главари дашнакской партии отнеслись к этому переезду весьма благожелательно, так как считали, что свой человек в Закаталах, да еще с деньгами госпожи Малхазян, оживит работу местной дашнакской организации.

Активность Хачатурянца на новом месте превзошла все их ожидания.

Он поселился по соседству с сестрой, в небольшом домике из двух комнат, окна которых выходили на улицу и во двор. В маленьком палисаднике почти круглый год цвели всевозможные цветы. Случалось, поздней осенью хозяин собственноручно выкапывал уже из-под снега розовые кудрявые хризантемы.

Сразу же за низеньким заборчиком была дверь в квартиру его сестры. Благодаря такому близкому соседству, Сирануш могла часто наведываться к брату, прибирала дом, готовила. Справедливость требует признать, что с первого же дня своего приезда Хачатурянц не испытывал недостатка в ее внимании. В комнатах всегда было чисто, в вазах стояли свежие цветы. Сирануш лезла из кожи вон, чтобы угодить брату-холостяку. Ради того чтобы вовремя накормить его или подать чашку чая, она бросала все свои дела и стремглав бежала к нему.

Впрочем, своих дел у нее было не так уж много. Они жили вдвоем с мужем. В прошлом году супругам стало известно, что их младшую дочь хотят похитить. Чтобы избежать позора, родители поспешно выдали девушку замуж за проживающего в Балакенде дальнего родственника, человека уже довольно пожилого.

Их сын Ацатур учился в Петербургском университете. Муж Сирануш Ашот, служивший начальником почты, уходил на работу рано утром и возвращался только к вечеру. Со стороны казалось: ну что за дела могут быть у начальника почты? Знай себе приказывай: отнеси — принеси, подай — прими. Но стоило кому-нибудь справиться у Сирануш о муже, как она, горделиво вскинув голову, принималась охать да ахать, сетуя на его занятость.

Имея всегда много свободного времени, она и следила так тщательно за домом брата. Если Сирануш три раза на день не подметала пол в его маленьких комнатах, она уже не могла спать спокойно.

У брата всегда сидели гости. Один уходил, другой приходил. С каждым из них Хачатурянц болтал минимум часа два. Часто беседа перерастала в спор. Мужчины кипятились, не соглашались друг с другом, пускались в пространные объяснения. Нередко дело кончалось тем, что гость хватал шапку и выскакивал из комнаты, хлопнув дверью.

После этих споров в маленьком домике бывало так накурено, что хоть топор вешай. У Сирануш даже спирало дыхание. Женщина недоумевала: "Как это они сидят в таком дыму? Ведь задохнуться можно! Открыли бы окна, проветрили комнаты. Ах, они все на свете забывают за этими разговорами!"

Однажды Сирануш, не выдержав, сказала брату:

— Пожалел бы ты свои бедные легкие! Ведь одним дымом дышишь! Почему не открываешь окна?

Ответ брата совсем завел ее в тупик.

— Мы, сестра, нарочно не открываем окна, — сказал он. — Не хотим, чтобы все слышали, о чем мы говорим!

С того дня Сирануш никогда уже об этом не заикалась, приходилось ей видеть и то, как Айрапет и его гости шепчется, перегнувшись через стол, словно боятся, что их кто-то подслушает.

Короче говоря, вся жизнь брата, все его странные друзья, все их разговоры были для Сирануш загадкой.