Трое с десятой тысячи - Ежи Брошкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никто не произносит ни слова, все улыбаются Алику, а Чандра шлёт сыну воздушный поцелуй одними кончиками пальцев.
В стене открываются специальные двери — для экипажей боевых космолётов. В первой появляются Ион и Алька. Они все ещё мертвенно бледны, синяки под глазами и крохотные следы крови в ноздрях и в уголках губ говорят о полёте без защитных скафандров.
Алик стремительно бросается к ним, бежит, ничего не видя, потому что слезы застилают ему глаза.
— Вы живы… — шепчет он, думая, что громко кричит, — вы живы…
И они обнимаются, все трое…
В это время в другой двери появляется Робик. Он такой же, как всегда, — спокойный и улыбающийся. Но что ни говори, а нос его космолёта всё-таки «лизнуло» пламя, так что без потерь не могло обойтись. У Робика обожжены лицо и левый бок. Левую руку он смущённо прячет за спину.
Видя обращённые на себя взгляды людей, он вежливо кланяется.
— День добрый, — говорит он при этом. — Нам удалось избежать опасности.
И скромно подходит к Иону, которого хватает только на «Ох, Робик! Робик!»
Оба пилота сделали шаг вперёд, и Марим, как старший, заговорил:
— От имени экипажей Альфы и Беты, от имени постоянного экипажа механопланеты Десятой Тысячи, именуемой Рапером, выражаю благодарность Иону Согго, Алику и Альке Рой за наше спасение. Одновременно с информацией на Главную Базу направляется просьба о награждении вас орденом Солнечной Звезды.
Ион и близнецы затаили дыхание. Им — Солнечная Звезда? Им — легендарный орден космических спасателей?
Первой опомнилась Алька.
— Благодарим, — говорит она.
— Внимание! — произносит в это время Разведчик. — Подано к столу, обед!
И тут в Главном Зале разражается буря смеха и возгласов. Родители стиснули в объятиях детей, потом их перехватывают другие, растроганный Иероним Брошкидзе астматически сопит, Владимира Альфиери громко и горячо целует Иона. Ион замирает от восторга, и Алька тотчас наливается злостью. Она обводит всех гневно горящими глазами и говорит таким голосом, что сразу наступает тишина:
— Мы сотворили совершенно скандальную глупость!
Растерянный Марим неуверенно спрашивает её, в чём дело.
Но Алька уже разошлась по-настоящему. С убийственной вежливостью она спрашивает:
— Вспомнил ли хоть кто-нибудь о том, чтобы взять образцы метеоров, поглощающих радиоволны?
Взрослые почти испуганно смотрят друг на друга. Никто не подумал об этом: сначала было не до того, потом — не хватило времени.
— Ну конечно! — восклицает Алька. — Образцов нет! А Река уже ушла, и другой такой случай не представится. Это несчастье для геологии!
«Ну и ведьма! — с восхищением думает Алик. — Прямо из древних сказок!»
Но тут в дело вмешивается сам Разведчик. Он включает передатчики замедленного радиоприёма, и Главный Зал Стартовой башни заполняют безумный шум, крик, бормотанье и стон тысячи одержимых голосов. Бесчисленные Чандры кричат: «Будь спокоен, Ион»; сотни Маримов взывают: «Внимание, Тритон»; сотни Яноз ищут Альфу; ещё кто-то бормочет о секторе AM 168, 13; а вокруг этого бушует нескончаемый, бескрайний гам непонятных слов, выкриков и вздохов, над которыми взвивается пронзительно тонкий и бесконечный смех Альки.
— Тише! — яростно кричит Алик. Молчание — Разведчик выключил микрофоны.
Алик улыбается Альке.
— Я припоминаю теперь, — говорит он чуточку торжественно, — что во время операции приказал Разведчику взять образцы.
Алька молчит, и выражение лица у неё не самое умное. Зато астрогеологи Сент Бирум и Эрика Восс бросаются к Алику с возгласами «Ура!».
— Сколько? — лихорадочно спрашивает Эрика.
К ней присоединяются в очевидном восторге акустики и связисты.
— Сколько? — Алик теряется. — Я, собственно, не помню. — И поднимает голову. — Сколько там этих образцов, Разведчик? — спрашивает он.
— Две и три, — отвечает голос. — Вместе пять.
— Пять чего?
— Пять тонн, конечно, — невозмутимо отвечает голос.
В ответ взрыв смеха. Смех то затихает, то возобновляется вновь. Разведчик явно доволен эффектом и начинает зазнаваться:
— Внимание, — говорит он, — напоминаю: обед стынет.
Раздаются громкие крики: «Есть! Есть!» — и ленты транспортёров уносят людей в сторону обеденных террас.
Ион остаётся в Главном Зале. Взяв за руки Альку и Алика, он подходит к Робику.
— Робик, — говорит Ион.
— Слушаю тебя, Ион.
— Ты великолепен, Робик! — изрекает Ион.
— Это сущая правда, — поддакивает Алька. Робик усмехается.
— Я сегодня не всё время был «великолепен».
— Какое это имеет значение! — возмущается Алик.
— Во всяком случае, удалось, — говорит Робик, — хотя ещё немного, и я бы… исчез.
— Ох, Робик… — стыдясь, шепчет Алик. Ты же знаешь, какие мы неточные.
Робик смеётся.
— Идите есть.
— А ты? — спрашивает Алька.
— Я.. — Он немного стесняется… — Я должен отремонтировать себе левую руку. После обеда встретимся у бассейна. Идёт?
— Идёт! — закричали они.
Он следит, как они выходят из башни, потом исчезает на голубом квадрате скоростного лифта.
А они снова едут втроём движущейся дорожкой среди цветов, залитых солнцем.
— Как это всё могло случиться? — спрашивает Алька.
— А это вообще случилось? — спрашивает Алик.
— Да! — отвечает Ион.
Алька же, помолчав, говорит:
— Всё это могло случиться только по двум причинам.
— По каким же? — интересуется Алик.
— Во-первых, потому что роботы лишены механизма самопожертвования.
— А во-вторых? — вмешивается Ион.
— Во-вторых, — задумчиво продолжает Алька, — потому что роботы, не имея механизма самопожертвования, не знают границ самопожертвования.
Алик качает головой и бурчит:
— Из того, что ты говоришь, я склонен извлечь ещё один вывод…
— Интересно, — подхватывает она, ожидая насмешек.
Но Алик говорит совершенно серьёзно:
— Мы спаслись лишь потому, что мы люди, которые не только сами готовы жертвовать собой, но умеют строить роботов, которые не знают границ самопожертвования.
— Чересчур заумно! — охлаждает Алька его пыл, а Ион начинает смеяться.
Но тут раздаются голоса:
— Дети, на обед!
Алик в отчаянии разводит руками:
— Пожалуйста! Мы уже опять «дети»!
Впрочем, обед был великолепный, тем более что ели на час позже обычного.
Восьмое октября
Утром 8 октября Ион Согго просыпается с улыбкой. Его взгляд падает на Робика. Замшив, что Ион проснулся, Робик машет ему рукой.
Потом Ион проделывает зарядку и произносит при этом несколько очень ритмичных фраз, которые Робик уничтожающе высмеивает за их полнейшую бессмысленность.
Минуту спустя Ион защищает дверь ванной, как вратарь — футбольные ворота. Ему удаётся поймать рубашку, штаны, ботинки, куртку, носки, но он позорно пропускает полотенце и трусики.
— Два — ноль в мою пользу, — констатирует Робик.
И оба выпрыгивают в окно.
— Эгей, близнецы! — кричит Робик.
Алик и Алька выскакивают из окон своей спальни.
— Смотрите! — зовёт Алька, показывая трепещущего крылышками голубого мотылька.
— Голубянка красивая, — говорит Робик, — или Licaena Bellargus.
— Очень приятно! — расшаркивается перед мотыльком Алик.
А Ион морщит лоб, припоминая, задумчиво трёт нос и говорит негромко:
— Это уже когда-то было…
Но никто не обращает внимания на его слова, и сам Ион тотчас забывает об этом.
После завтрака и плавания в бассейне они ложатся загорать на травянистом пляжике, мягком, как зелёное полотенце.
Ион лежит на спине и смотрит в небо, где на голубом экране искусственного небосвода медленно плывёт облако, непрерывно меняющее форму, легко и изящно превращаясь из рыбы в дерево, а потом в веер.
— Что за день сегодня? — лениво спрашивает он.
— Восьмое октября, — говорит Алька. Алик улыбается.
— А какой год?
— Ещё 862 год Ранней космической эры, — гордо произносит Алька, — но если мы долетим…
— Мы долетим, — прерывает её Ион.
Алька ласково, без жеманства и кривляний смотрит на него и продолжает:
— Если мы долетим, а потом вернёмся, то этот год станет первым годом Средней космической эры.
Ребята молчат. Молчит и Робик.
Над ботаническим садом разрастается радуга дождя.
… Заканчивается девятое столетие с того дня, как пламя примитивной ракеты обожгло поверхность Земли. Идёт 8 октября 862 года Ранней к. э. (космической эры). Восемь дней назад из Солнечной системы отправился в путь первый галактический корабль, построенный людьми для того, чтобы завоёвывать уже не планеты, а звезды. Корабль этот носит имя Старой Родины человека.