Мечи франков - Александр Владимирович Мазин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я лучше золото поищу, — бросил дан ему вслед.
Ну да, добыча — это святое. Хотя в этот раз большую часть ценностей пришлось оставить. Чтобы не испортить представление.
Кто первым увидел огонь на подворье «дома служения», осталось неизвестным. На роль самого бдительного гражданина претендовало сразу несколько человек. Но шум поднялся изрядный, и толпа тоже набежала немалая. Пожар — такое дело. Его всем миром тушат и с максимальной быстротой.
Приковыляли даже перебравшие вина отроки. И Сергей — с ними. Старательно изображающий разбуженного среди ночи алкаша.
Однако тушить ничего не пришлось. Огонь горел, да, но то был не пожар. То горел домашний идол Свентовита, загадочным образом перенесенный из дома во двор.
Хорошо горел. Ярко. И дым его пах приятно. Праздничными благовониями.
Что не удивительно, поскольку на его розжиг как раз кувшинчик благовонного масла и ушел.
Но дышать сладким дымом и предаваться возвышенным мыслям подоспевший одним из первых князь Гринь не собирался. Двинулся прямо в дом…
Где и обнаружил пребывающую в беспамятстве челядь. И их хозяина. Причем последнего — голого и в чрезвычайно интересной позе.
Но это ладно. Куда интереснее, что поверх главного жреца самого главного бога здешних мест «размещался» еще один служитель главного бога. Тот самый Сергеев знакомец. И тоже голый, что характерно. Но более всего поразила князя счастливая улыбка на лице спящего верховного.
На фоне этой «находки» еще одна — ритуальный меч, пробивший ритуальную же чашу, — поначалу даже внимания не привлекла. Равно как и отсутствие в доме предназначенных для жертвоприношения девушек.
А вот позже…
— Ты не боишься, что Свентовит на тебя осерчает? — спросил вернувшийся после успешной доставки девушек на материк Милош.
— Не боюсь.
Присутствия «бога» в сожженном идоле Сергей не ощутил. Даже когда проанализировал его методом Избора.
И того, что лютичские девки наболтают лишнего, он тоже не боялся. Они и не видели ничего толком. Какие-то люди (да и люди ли?) с черными лицами вывели их из города (не так уж сложно, когда все население сбежалось тушить пожар), посадили в лодку и спустя полчаса высадили на родном берегу. Умножим девичьи впечатления на пережитый страх и получим четыре истории, одна фантастичнее другой.
— Нет, не боюсь. А ты что же, боишься?
— Опасаюсь, — признался Милош. — Свентовит — могучий бог. В наших краях равного ему нет. Пожалуй, сделаю ему подарок. И тебе советую.
— Не думал, что ты здешний, — проговорил Сергей удивленно.
— А я и не здешний, — ответил Милош. — Но у нас его тоже почитают. Ты забрал его жертв, сжег его образ. Подари ему что-нибудь достойное. Может, он тебя и простит.
— Прощать меня не за что, — возразил Сергей. — Или ты думаешь, что те девки, которых ты вернул домой, предназначались Свентовиту?
— Жрец сказал: они прошли обряд. Думаешь, он соврал?
— Либо соврал, либо возомнил себя ипостасью (это слово он произнес по-ромейски и Милош понял) Свентовита. Вспомни, Милош, что мы увидели? Думаешь, Свентовиту нравится, когда кто-то берет его девушек и пьет из его чаши? Мне бы это точно не понравилось.
Бывший скоморох и бывший шпион князя западных полян Льстислава поглядел на Сергея. Очень внимательно. Потом встал и низко поклонился.
— Прости меня, княже, — сказал он. — Я забыл, кто ты.
Сергей нахмурился. Пойди пойми, что Милош себе навоображал.
Впрочем, не важно.
— Когда неверный слуга ворует у хозяина, тот не станет обижаться на обличившего вора, — сказал он. — Но довольно об этом. Пора нам наведаться на княжий двор.
— Князь нас пригласил?
— Нет, — качнул головой Сергей. — Но не думаю, что нас не пустят. Пусть только попробуют. Уж я такого веселья не упущу!
Глава четырнадцатая
Божий суд для избранных
— … Почему невместно? — удивился Рёрех. — Свентовит чей бог? Воинов. А ты, Гринь, князь здешний, значит — первый из воинов. Так по нашей Правде. Да и как иначе быть может? Сам подумай: кто богу-воину ближе — ты или этот… Мужеложец?
— Верно Стемидсон говорит! — прогудел Хрольв. — Мы наших богов славим за то, что силу нам дают! — Пешеход продемонстрировал сжатый кулак размером с голову Сергея. — Силу рукам нашим, оружию, удаче! Мы — мечи в руке бога. А у этого… — Он указал на пригорюнившегося верховного: — У этого, женовидного, в руках только уд дружка его… — Хрольв сплюнул на пол, что было прямым неуважением и к дому, и к его хозяину, но тем не менее никто конунга не упрекнул. Может, потому, что плевок упал в двух метрах от «женовидного», который более не восседал за главным столом, облаченный в злато и серебро, а ютился на полу, завернувшись в грязное одеяло.
Коварный замысел Сергея удался в полной мере. Гордый дух жреца был сокрушен. Неудивительно. Из небесных чертогов, где он пировал в компании своего бога, — в приземленную реальность боли и унижения. И полного непонимания происходящего, поскольку его не только не удосужились одеть, но и в детали «грехопадения» тоже не посвятили. Попытки же слабого в силу телесного состояния протеста беспощадно пресекались княжьими отроками.
А храмовая стража пребывала в полном расстройстве. Большая их часть тоже были руянами. И они считали, что близость к жречеству — это близость к Свентовиту. А тут такой конфуз. Тот, кто должен был обеспечить им благорасположение божества, оказался… Неправильным. Что ж получается? Все зря? И жертвы, и моления? Ни удачи теперь никому, ни благого посмертия? Ведь бог совершенно однозначно выразил свое отношение. Покинул оскверненное место и сгорел… От стыда?
Вот только у Гриня по поводу божественного вмешательства еще имелись некоторые сомнения.
— Он не всегда был таким, — князь руянский кивнул на верховного. — Когда-то он был славным воином. Первым копьем храмовой дружины.
— Теперь у него другое копье в фаворе! — перебил Стевнир с хохотком. — Ты обещал нам сегодня прощальный пир. И всем нам куда приятнее будет увидеть накрытый стол, а не тушку этого мужелюбца. Скорми его рыбам и займемся делом, подобающим таким, как мы!
Гринь все еще колебался.
По традиции даже младшие жрецы Свентовита были ему неподсудны. А слово верховного жреца и вовсе считалось законом.
Так было во времена его отца
