Призрак гнева - Нелла Тихомир

— Может, пойдешь к нам? — спросил Брана Арнор. — Мой отец тебя все время приглашает.

Бран живо представил себе, как начнутся разговоры и расспросы, и покачал головой:

— Лучше потом, не сегодня.

— Ты разве не голодный? — удивился Грани. — Я лично как собака, скоро зубами лязгать начну.

— Да ничего, — Бран пожал плечами. — Зайду попозже в к конунгу в дом, там и поем.

— Ну, смотри, — сказал Арнор. — А то давай к нам, отец обрадуется, правда. Заодно и с родичами тебя познакомлю.

— Спасибо. Ладно. Я подумаю.

Возле огородов они разошлись. Пройдя по тропинке несколько шагов, Бран оглянулся, но его спутники уже исчезли в темноте. Вздохнув, он побрел к старой кузнице.

Дверь заскрипела, когда он толкнул ее ногой. Внутри караулили тьма и холод. Бран стащил с плеча лук и колчан со стрелами. Какой собачий холод. Надо было пойти с Арнором, чем тут сидеть. И есть ужасно хочется… Хоть огонь, что ли, разжечь, все ж-таки веселее.

Бран разворошил ногой вчерашние угли, взял с маленькой поленницы в углу несколько деревяшек и бросил в очаг. Опустившись на корточки, снял с шеи прозрачный камень на цепочке, зажал между ладонями и поднес к поленьям. Вспыхнувший через мгновенье яркий свет Бран скорее угадал сквозь сомкнутые веки. Ощутил жаркое дуновение, словно кто-то пронес раскаленный прут совсем рядом, вблизи лица. Весело затрещало дерево, и Бран открыл глаза.

В сердце камня светился ослепительно белый, быстро потухающий огонь. Бран стиснул пальцы и стал смотреть на пламя, взбирающееся по поленьям.

Лишь когда камень перестал отдавать тепло ладони, Бран разжал руку. Надел цепочку на шею. Огонь потрескивал у ног, темнота отступила в углы, поэтому и без того небольшое пространство кузницы сузилось, стало еще меньше.

Бран со вздохом растянулся на старой медвежьей шкуре. По потолку, колеблясь, ходили причудливые тени. Он думал обо всем сразу — и ни о чем. Стена валежника. Медведь, его бурый бок, плывущий перед глазами. Если бы он нас учуял, мы бы… Вспомнилось помертвелое лицо Грани, потом глаза Хилдира. Я не должен был тащить их с собой. Ведь если бы учуял, он бы нас разорвал. Не уверен, что я смог бы и в этот раз с ним справиться, он теперь, наверное, злой. Эта кровь на снегу… видно, после нашей стычки. Ведь его же некому лечить, у него ведь нету Уллы.

Улла. В сердце будто плеснула теплая волна, темнота взглянула на него Уллиными темными глазами. Сволочь этот Хилдир, такие гадости про нее несет. Небось, и брат его был такой же, вот она его и послала — и правильно сделала.

Незаметно для себя Бран задремал.

Его разбудил стук в дверь. Он сел и, машинально нащупав на соломе меч, за рукоять подтащил к себе. Стук повторился.

— Кто там? — спросил Бран. — Кто это?

— Бу-бу-бу, — забубнили за дверью. — Бу-бу-гу!

— Чего? — крикнул Бран. — Ничего не понимаю. Да кто там?

Снаружи послышалась возня.

— Это я, Харалд! — рявкнул бас. — Помнишь меня, аль нет? Отвори, сделай милость!

Бран вскочил. Похоже, что-то случилось. Тревога, как проснувшаяся змея, вдруг шевельнулась в глубине сердца.

Отбросив подпиравшее дверь бревно, Бран ступил на порог. Морозная ночь дохнула в лицо. На тропе перед кузницей стояли двое. Харалд со своими богатырскими плечами и громадным ростом смахивал на выходца из Етунхейма. Подле Бран увидал раба, державшего факел и корзинку.

— Здравствуй, уважаемый, — Бран снизу вверх взглянул на Харалда. — Случилось что-нибудь?

— Ничего не случилось, колдун, — пророкотал великан. — Просто конунг меня к тебе послал. Дозволишь войти?

— Конечно, входи, — Бран посторонился.

Харалд, протиснувшись в сарай, осторожно распрямился. Кузница была мала ему, как нора барсука была бы мала медведю.

— Садись к огню, — пригласил Бран.

— Благодарствую, — воин сел на полено возле очага. Раб остался стоять у двери.

— Да-а, — протянул Харалд, озираясь. — Однако и холодно у тебя тута, парень. И как ты не мерзнешь?

— Привык, — ответил Бран. — Так с чем ты пришел, уважаемый? Ты вроде говорил, что тебя конунг сюда послал.

— А-а, ну да, ну да, — подтвердил воин. — Знамо дело. Эй, Серый! — окликнул он раба. — Поди сюды! Живо!

Раб подошел, и Харалд взял из его рук корзину.

— Вот, парень, — прогудел Харалд. — Это конунг, значится, тебе велел передать. Да еще приказал кланяться и сказать, штоб ты зла за давешнее не держал. Горяч он больно, да и выпил тогда лишку, вот и раскочетился. Он, слышь, пока ты лежал, приходил на тебя поглядеть, Улла его позвала. Ну, и получил он, это, значится, доказательства-то свои.

Харалд улыбнулся, блеснув зубами. Поставил корзину на пол, вынул кувшин и протянул Брану.

— Ну, что же, — ответил тот, — спасибо. Можешь конунгу передать, что я не сержусь.

"И что он козел". Но этого, конечно, Бран вслух не сказал.

Воцарилась молчание. Бран стоял, держа в руках кувшин, и глядел на собеседника, а Харалд глядел в огонь. Золотые блики освещали его широкое лицо, золотили густую темно-русую бороду. Ну и громадина. Если захочет, он, пожалуй, сможет меня закинуть на крышу одной левой!

— Если ты не против, уважаемый, — сказал Бран, — то оставайся, поужинай со мной, пива выпей вот. — Бран встряхнул кувшин. Изнутри донесся глухой булькающий звук, и воин оживился.

— Отчего ж, — он погладил бороду. — Когда хороший человек просит, чего же не остаться.

И, обернувшись, приказал рабу:

— Ты, Серый, ступай себе, ты мне, слышь-ка, боле не нужон.

Раб поклонился и скользнул в темноту. Харалд подбросил в огонь полено, языки пламени взметнулись, сыпанув оранжевыми искрами. Бран сел на солому и протянул гостю кувшин:

— Пей, уважаемый.

— Благодарствую, — тот принял посудину. Сделав большой глоток, вытер усы ладонью.

— Теперь ты, колдун, — предложил он. — Хорошее пиво.

— Нет, спасибо. Оставь у себя.

— Чего ж так?

— Не хочется. Есть будешь?

— Нет, спасибочки, колдун, я уж сыт. Не то ночью лешие приснятся.

— Ладно, как знаешь. А я, пожалуй, поем.

Харалд, усмехнувшись, отпил из кувшина. Бран развязал корзинку. Там оказались сыр, овощи, рыба и лепешки.

— Мясо, слышь-ка, кончилось, — Харалд поставил кувшин на пол, — уж не обессудь.

— Ничего, — Бран впился зубами в лепешку.

— Ишь, оголодал, — заметил Харалд. — Может, все же желаешь хлебнуть?

— Нет, пей один, я не буду.

— А што так?

— Да уж так. Сказать по правде, я это пиво терпеть не могу. Лепешку хочешь?

— Не-е. Ты кушай, кушай, молодой ишо, тебе надо есть. Сколь тебе зим минуло, коли не секрет?