Минимальные потери - Алексей Евтушенко

– Пусть, – согласился я.

После чего мы выпили, и я рассказал ему о своем видении ситуации, которое, если коротко, сводилось к нескольким не слишком оптимистичным тезисам.

Первое. Мы вообще еще не знаем, с каким противником столкнулись и каковы у данного противника силы и цели.

Второе. Судя по размерам корабля-матки и этих, похожих на капли ртути, файтеров – а это, несомненно, файтеры – видел, как разгромили они тритоновскую базу? – воевать нам есть с кем.

Третье. Кажется, что они сильнее, потому что больше. Но Земля, в свою очередь, больше их корабля-матки. И размерами, и ресурсами, и численностью… э-э… бойцов. Разве что у них найдется какое-нибудь чудо-оружие, которому нам нечего будет противопоставить. Однако в это не особо верится. Во-первых, файтеры явно вооружены чем-то очень смахивающим на боевые лазеры, что говорит о похожих путях технологического развития их и нашей цивилизации. А во-вторых, ежели станет совсем кисло, придется сдуть пыль с ядерных арсеналов двухсотлетней давности. И тогда посмотрим, чья дубина крепче.

Четвертое. Очень может быть, что вообще удастся каким-то образом договориться. Худой мир лучше доброй ссоры, а мы, как было уже замечено в пункте первом, понятия не имеем пока, кто к нам пожаловал и что им надо.

– Таким образом, дядя Коля, ты видишь, что круг замкнулся и больше мне сказать нечего, – закончил я.

– А больше и не надо, – промолвил механик, разливая. – Ты все отлично объяснил. Сразу видно – настоящий военный и не без аналитических способностей. Даром, что истребитель. Одного не учел.

– Чего же это?

– Ты сказал о ядерных арсеналах, с которых, если придется, мы сдуем пыль.

– Да, и что? Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Пыли на них, кстати, нет, и они в полной готовности. Это была аллегория.

– Понятно, понятно. А ты подумал, что цена за победу может оказаться слишком велика, и земляне откажутся ее платить?

– Предпочтут поражение смерти? Запросто, дядь Коль. Всякое может случиться. Но здесь мы опять упираемся в пункт первый. Недостаток информации. Может, мы вообще зря переполошились, и никакой войны не будет. А нападение на Тритон – досадное недоразумение. Ты видел, как гейзер взметнулся точно под их файтером? Редчайшее совпадение. А они подумали, что их атакуют и дали ответный залп.

– Ты миротворец, что ли, не пойму? Они с самого начала шли атакующим ордером. Три впереди, двое прикрывают. Классика.

– Если ты такой умный и сам все видишь, зачем вопросы задаешь? Это тебе растолкуй, то разжуй.

– А если мне поговорить хочется? – осведомился механик. – Самогонку мою просто так дуть – чистый алкоголизм и никакого удовольствия. Опять же, разговор с понимающим человеком нервы успокаивает. А они у меня и так расшатаны – теща не смейся.

– Как это, теща не смейся? – не понял я.

– Это, считай, то же самое, что мама не горюй, – пояснил дядя Коля и подмигнул. – Учись, пилот, фольклору.

– Смешно, – я посмотрел на часы и встал. – Все, дядя Коля. Извини, но изучение фольклора продолжим в другой раз. И самогонку допьем, и нервы твои успокоим. Сейчас надо в расположении показаться, отбой тревоги двадцать минут назад был.

– На посошок, – предложил дядя Коля, поднимая стаканчик.

– Даже не проси, хватит. И тебе не советую. Лучше протестируй лишний раз машинку, мало ли.

– Чего ее тестировать? Два часа назад была готова, как созревшая девка под венец, и сейчас такая же.

– А ты все равно протестируй, – сказал я и вышел.

Насчет расположения я, конечно, преувеличил. Нет, ясен космос, если называть расположением кают-компанию, то все честно. Просто пить больше не хотелось. А то знаю я эту самогонку – «мама» сказать не успеешь, как начнутся всякие безобразия. Оно мне надо? В конце концов возбуждения и так хватает, ибо не каждый год к нам в Солнечную заглядывают агрессивные инопланетяне.

Размышляя обо всем этом, я направил свои стопы в сторону кают-компании, когда был остановлен вызовом на личный комм. Три полоски ярко-алого цвета – высшие срочность и приоритет. И личный код нашего капитан-командора. А, черт, как не вовремя…

– Старший лейтенант Тимаков на связи!

– Это Малкович. Ты где, старлей?

– Узнал, господин капитан-командор. В районе боевой палубы.

– Что ты там забыл? Отбой тревоги полчаса назад случился.

– Докладываю. Проводили с механиком дежурное тестирование системы пожаротушения «Бумеранга».

– Ясно. Самогонку дербалызгали с дядей Колей. Фирменную. Видит бог, когда-нибудь вы нарветесь на мое плохое настроение. То есть совсем плохое. Ты в курсе, что у нас готовность номер один, старлей?

– Так точно, в курсе, господин капитан-командор! Что же касается самогонки, то я не понимаю, о чем вы говорите.

– Молодец, бодро врешь. Аж в ухе звенит. Ладно, ровно через пять минут жду тебя в своей каюте. Дело есть.

– Слушаюсь! – рявкнул я, но Малкович уже отключился.

В каюте? Очень интересно. Вряд ли капитан-командору Малковичу Ивану Любомировичу вздумалось ни с того ни с сего выпить со старшим лейтенантом Тимаковым Сергеем Леонидовичем. Значит, наш д’Артаньян задумал что-то хитрое. И теперь претворять его идею в жизнь придется мне. Готовься к нервным и физическим перегрузкам, господин старший лейтенант. Всегда готов, господин старший лейтенант. Разрешите написать письмо маме?

Кроме собственно хозяина, в каюте капитан-командора оказался и мой старый знакомый – Генеральный инспектор СКН Питер Уварофф. Инспектор и командир корабля сидели за столом, на котором красовалась бутылка очень хорошего шотландского виски и два стакана. При этом уровень виски в бутылке едва достигал половины.

«Удачно. Мы в равном положении. Ибо что такое виски? Та же самогонка. И еще неизвестно, что лучше в условиях готовности номер один. Или хуже. Но вообще лихо. Это надо уметь – провести важнейшее совещание, затем распустить командиров и принять на грудь вместе с Генеральным инспектором СКН хорошую дозу вискаря. После чего (или во время) принять также и некое решение и вызвать старшего лейтенанта Тимакова. И все это за тридцать пять минут!»

– Господин капитан-командор, старший лейтенант Сергей Тимаков по вашему приказанию прибыл! – доложил я по всей форме.

– Без чинов, старлей, – сказал д’ Артаньян. – Проходи, садись.

Я прошел и сел.

– Выпить не предлагаю, – продолжил капитан-командор. – Не до этого сейчас. Потом выпьем, когда все закончится. Скажи, Тимаков, у тебя ведь по летному мастерству высший балл?

– Так точно, – подтвердил я.

– И допуск на все виды малотоннажников?

– Не только. Есть даже на средний грузовой планетолет.

– Очень хорошо.

Мне очень хотелось спросить, в чем дело, но я молчал.

Пауза затягивалась.

– А он молодец, – подмигнул Уварофф Малковичу. – Есть характер. Я это сразу понял.

– Посмотрим, – буркнул капитан-командор и посмотрел так, словно желал просветить меня взглядом до самого донышка души.

Я продолжал держать паузу с самым непроницаемым выражением лица, на которое только был способен.

– Разведбот «Быстрый», – промолвил, наконец, д’Артаньян. – Как думаешь, управишься с ним?

– Уверен, что да, – ответил я. – А разве…

– Острый приступ аппендицита, – ответил капитан-командор, не дожидаясь, пока я закончу фразу. – Уже прооперировали, но Франц Дюран лететь сейчас не может. Закон подлости, мать его. А нужно срочно. Готов послужить родине?

– Так точно, готов! – твердо ответил я.

Других приемлемых вариантов ответа на этот простой вопрос у меня все равно не было.

Глава 16

Борт линкора «Эрих Хартманн»

Пилот «космического охотника» лейтенант Эрика Ланге и другие

Размеры Солнечной системы таковы, что вероятность встречи двух космических кораблей стремится к нулю. Если, разумеется, вышеупомянутые корабли не ходят по заданному маршруту и расписанию. А уж если встреча происходит фактически у самой границы гелиосферы – там, где утихает солнечный ветер, сталкиваясь с давлением межзвездной среды, и до ближайшей планеты на обычной ядерной тяге и без использования гравигенераторов нужно добираться несколько месяцев, то встречу таковую вполне можно занести в разряд истинно фантастической.

Потом, когда все закончилось, Эрика попросила Белинду прикинуть шансы на подобный сюрприз.

– Даже не спрашивай, подруга, – махнула рукой та. – Цифры тебе все равно ничего не скажут, и даже человеческое воображение здесь бессильно. Проще поверить в судьбу или божественное провидение, чем в возможность таких совпадений.

Эрика хотела было напомнить, что в судьбу и даже Бога она как раз верит, но смолчала. Белинда была ярой атеисткой и, чтобы не ругаться, подруги старались избегать разговоров и споров на теософские темы. Хотя это и не всегда удавалось.

– Ну, хоть приблизительно. Кто у нас гениальный математик, в конце концов?