В саду памяти - Иоанна Ольчак-Роникер

Может, меня потому мучают угрызения совести, что я предаю огласке тщательно скрывавшиеся чувства моих близких? Словно роюсь в чужом белье, лежавшем в закрытом шкафу. Но я же только хочу понять истину, которая состоит из света и тени. А еще — за всем этим узнать правду о себе. Мне кажется, что, превозмогая первоначальное нежелание приводить эти документы, я преодолеваю в себе страх. Собственный, на генетическом уровне.

Во время войны подобные выписки из Актов гражданского состояния равносильны были смертному приговору. Невероятно, но факт: мой отец хранил их у себя в Варшаве в ящике стола, в то время как бабка с матерью скрывались в провинции под чужими именами. Скорее всего, они сами отдали ему эти бумаги, потеряв всякую надежду выжить. Может, полагали, что после войны по этим документам можно будет доказать мое наследственное право на оставшееся имущество?

К счастью, они выжили, а пропало имущество. Следовательно, о бумагах нечего было и говорить. Вполне возможно, что об их существовании просто позабыли. Эти документы попали ко мне после смерти отца, уже в восьмидесятые годы. И продолжали лежать в ящике. Но уже в Кракове. Скажу больше, еще несколько лет назад я бы ни за что не решилась их обнародовать, посчитав все это давно забытым прошлым. Было. Прошло. Нет смысла возвращаться. Для чего? Где гарантия, что подобное не повторится вновь?

Выходит, настало время избавиться от закодированного в наших генах, глубоко в душе скрытого чувства страха и стыда? Пора, пора заняться почти уже стертыми следами, оставленными на нашем пути. Вернуть в жизнь имена тех, кто давно ушел в мир иной. Мордка Салмон, Мошка Зеленек, раввин Мотель Клепфиш, Берек Грабер, таинственный ротмистр фон Циглер… — вы были с моими бабушкой и дедом в самые главные, решающие минуты их жизни.

Приводя эти документы, я, без сомнения, поступаю бестактно еще и потому, что раскрываю подлинную дату рождения моей матери. Я не стала бы обнаруживать столь умилительного кокетства, ради которого она уменьшила свой возраст, не будь неточностей и хронологических нестыковок в самом повествовании. Может, это было распространено повсюду или касалось одной нашей семьи, где женщины так любили себя омолаживать? Бабушка в свидетельстве о браке убавила себе два года. Во время войны прятавшиеся женщины вписывали в фальшивые документы измененные даты своего рождения. И, возвращаясь после войны к своим подлинным фамилиям, эти числа уже не меняли. Из-за всего этого возникла жуткая галиматья. Вдруг оказалось, что у одной из героинь ребенок был еще до свадьбы, другая пошла учиться в высшее учебное заведение в четырнадцать лет, а моя мать, например, умела читать и писать в два года. Не выпутаться из этого. Да простят мне родичи мое предательство.

Обожаемая, прелестная, милая девчушка, взаимная любовь, скромные, но вполне достаточные заработки, общие интеллектуальные и художественные интересы — чего еще не доставало этой супружеской чете для счастья? Но Якуба угнетала работа в банке. Слишком уж он был большим индивидуалистом. Избыток энергии, прожектов через край. А сколько фантазий с честолюбивыми замыслами вкупе! Жена настаивала: занимайся тем, что тебя интересует на самом деле. А что его больше всего на свете интересовало? Книги.

На Маршалковской улице 143 размещалось известное книгоиздательство, основанное в 1876 году Габриэлем Центнершвером, которое прославилось и своим ассортиментом, и как комиссионный магазин. Его единственного сына Мечислава больше привлекала научная карьера, и он отказался следовать стопами отца, став с годами химиком, преподавателем университетов в Риге и Варшаве. А между тем старый Габриэль слабел и нуждался в помощниках.

В 1903 году Генрик Линденфельд, банковский приятель Якуба, сообщил, что для участия в книжном деле Габриэля требуется пятнадцать тысяч рублей, и предложил Мортковичу собрать их сообща. Якуб сразу же загорелся. И Янина приняла идею с энтузиазмом. Оба знали, что из ее приданого, лежавшего под проценты у дядьев Клейнманов, они могли бы позаимствовать нужную сумму. Но осторожная Юлия боялась, как бы деньги не пропали. Обратилась за советом к брату. Бернард, видимо, уже проникшись доверием к мужу племянницы, ответил философски: «А почему бы и нет? Книги — неплохой бизнес. Глюксберг, Оргельбранд, Левенталь ничего не потеряли…» И выплатил Якубу под сделку четыре тысячи рублей. Следующие три с половиной тысячи дал через год.

Янина Морткович и Ханя

13 мая 1903 года была заключена сделка и подписан акт. Якуб Морткович стал совладельцем издательской фирмы, которая позднее полностью перешла к нему. Начать самостоятельное дело ему хотелось давно — приданого жены вполне хватило бы на приобретение книжного магазинчика. Но вряд ли, будучи человеком «неблагонадежным», он получил бы разрешение властей на создание издательства под собственным именем. И на Маршалковской 143 вскоре появилась новая черная вывеска с золотой надписью по-русски и по-польски: «Г. Центнершвер и К°». Сменили эту вывеску в 1915 году.

Если и вправду звездам известно наше предназначение и счастье основано на том, чтобы суметь предугадать и реализовать его замысел, тогда можно сказать, что дед с бабкой интуитивно, но на удивление уверенно, приступили к выполнению своей миссии. Смотря на их судьбы сегодня, я вижу, как старательно прокладывали они себе изначально путь для совместной жизни. Но в то же время сами по себе их юношеские увлечения, из которых сложилась специфика издательства Мортковичей, были независимы. И однако же, не ведая о существовании друг друга, они уже ходили одними и теми же тропами — посещали те же музеи, увлекались той же живописью, привозили домой одинаковые альбомы с репродукциями. И ничего удивительного, что художественное исполнение, графически изысканный вид изданий стали главным критерием фирмы. Их любовь к поэзии воплотилась в серии «Под знаком поэтов». Педагогические и общественные интересы бабушки способствовали публикации важнейших книг для детей и юношества. Еще они старались находить и переводить неизвестные в стране книги для молодежи. «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями» Сельмы Лагерлёф, «Мальчишки с улицы Пала» Мольнара, «Над далекими и тихими фьердами» норвежской писательницы Ардон Гьемс-Селмер, том повестей Лофтинга о докторе Дулитле стали детской классикой.

Мечты, соединившие молодых супругов, могли раствориться в повседневности, которая, как известно, больше побуждает к отказу от юношеских идеалов и компромиссу. А они между тем с трогательным постоянством сохраняли верность однажды принятым принципам: жизнь должна подчиняться более высоким ценностям, нежели материальные, и служить общим интересам. Единственное удовольствие, которое они себе позволяли, — заграничные путешествия.