Эхо войны - Дем Михайлов

Когда Борис произнес первое слово, я успел проверить и подточить пару ножей, вернуть их в особые кармашки и начать заниматься лопаткой. Правда, я ожидал, что он станет расспрашивать о Яме, но ему удалось меня удивить.

— Битум, а кто такой Урод? Кликуха?

— Кликуха, — кивнул я. — Паханская шестерка. Настоящее имя Вадим. Уродом его только за глаза называли.

— Мутант?

— Почему мутант? — удивился я.

— А почему тогда Урод? — вопросом на вопрос ответил русский.

— Кличку не за внешность дали, — хмыкнул я. — За дела его. Он моральный урод. Безбашенный на хрен… был.

Борис помолчал, с намеком поглядывая на меня, и, не выдержав, с хрустом загнал вычищенный пистолет в поясную кобуру и зло рыкнул:

— Битум! Слушай, почему из тебя каждое слово клещами вытягивать приходится? А? Который раз эту тему поднимаем! Ладно бы о чем-нибудь личном спрашивал или, скажем, о захоронках твоих выпытывал. Но вопросов на «левые» темы не задаю, спрашиваю с уважением! Че ты вечно в молчанку играешь? Трудно ответить?

— Да я вообще не люблю разговаривать, — вздохнул я, сосредоточив внимание на небольшой выщерблине на лезвии лопатки.

Тут я душой немного покривил. С чужими я и правда старался особо не болтать и не сближаться. Как Тимофеич заповедовал. А вот со «своими» мог разговаривать часами. На то они и свои… но сейчас в радиусе четырех десятков километров своих не наблюдалось, только чужие.

— Но все-таки уж сделай милость! — фыркнул Борис, доставая из чехла крайне хищно выглядящий нож, к коему я так и прикипел взглядом. — Что там с Уродом вашим? И про Лику расскажи, не жмись. Да, знаю, что ты сейчас скажешь, — расспроси, мол, людей Бессадулина, они тебе много чего расскажут. Но я тебя послушать хочу.

Сдавшись, я начал вываливать на русского все, что знал или слышал о парочке местных отморозков. Хотя не мог понять, зачем чужаку вникать в ненужные ему проблемы нашего городка. Все одно скоро свалит отсюда.

— В общем, кроме Пахана, никто особо не плакал, когда парочка отморозков получила свое. Вадик Урод и Лика Маска. Оба служили Пахану. Ах да, у Лики еще одно прозвище было — Сука. Если Вадик просто приближенная шестерка, улаживающая особо грязные дела, то Лика любила это дело — доставлять невыносимые страдания другим. К тому же она его родная дочь — ну, не Вадима, а Пахана.

— Почему Вадим звался Уродом, я понял, а почему Лика Маска?

— Потому что она летом в маске ходила, — пояснил я. — Не совсем маска — просто на лицо и голову шарф наворачивала плюс зеркальные солнцезащитные очки. Говорили, что она яркий солнечный свет и жару не переносит. Сразу, мол, волдырями покрывается. Потому постоянно в закрытом костюме, кроссовках и маске. А зимой нормально ходила, красоту показывала, правда, очков почти никогда не снимала.

— Красивая девка была? — поинтересовался русский, заговорщицки подмигивая.

Мысленно я хмыкнул — если он рассчитывает, что я сейчас рассыплюсь в восторженных эпитетах Лике Суке, то сильно заблуждается. Да и разговорчивей я от этого не стану.

— Красивая, — бесстрастно кивнул я. — Блондинка, фигурка неплохая, кожа чистая. Сама вся из себя ухоженная — папуля специально для ненаглядной дочурки шампуни, мыло, лосьоны и кремы тоннами скупал. Короче, если какой доходяга в завалах непочатый кусок мыла с фруктовым запахом находил, то смело считал, что ему улыбнулась большая удача. Вокруг Лики постоянно крутились две девки — тоже не уродины, ее ровесницы. Подпевалы. Всегда вместе по городу шатались. И дошатались. Но я сначала с Урода начну. Хотя особо рассказывать нечего — был да сплыл Урод. И как ни обидно, умер он, можно сказать, своей смертью — попал под завал, идиот.

— Старое здание обрушилось?

— Хуже, — хмыкнул я, стряхивая с колен налетевший песок. — Подъездный козырек им на головы рухнул.

— В каком смысле — козырек? Буквально?

— Угу. В буквальном. Козырек — это цельная бетонная плита. Весом с тонну будет, не меньше. Как именно случилось, не знаю, слышал, что люди рассказывали. Если у Пахана для них работы не было, то Урод с друганами мог на день или на два зависнуть где-нибудь — с девками там или в бани «Нептуна» забуриться надолго, устроив набег на самогон и вино. Поэтому первое время никто особо не беспокоился. Но когда они и на четвертый день о себе знать не дали, их начали искать по всему городу. Нашли, можно сказать, случайно. Один из местных доходяг в центре крутился, за ТЦ, и там, рядом с полуразрушенной пятиэтажкой, увидел вытекшую из-под рухнувшего козырька лужу крови. Запекшейся уже. Он на карачки упал, под плиту боязливо заглянул. А там люди мертвые. В общем, добежал он до первого патруля и все рассказал. Людей нагнали, плиту подняли, а там вся компания лежит. Вадик Урод и бойцы его. Кругом лежат. А посреди зола потухшего костра, бутылки пустые из-под самогона, рюкзаки, оружие. Ничего не тронуто. Вообще ничего — даже огнестрелы на месте оказались. Такие вот дела.

— Интересно, — задумчиво протянул Борис. — Странно как-то… чтобы козырек рухнул и сразу всех похоронил? Так бывает?

— Всякое бывает, — пожал я плечами. — Дома старые, пригляда за ними нет, у нас постоянно что-то рушится. Да суть не в этом. Вадик Урод кто? Да никто. Шестерка обычная. У Пахана людей хватает. Просто он повод ищет, чтобы Бессадулину предъяву кинуть. Но не вышло — весь шмот погибших на месте, иголка не пропала. Тела осмотрели, все чисто. Нет ни ножевых, ни пулевых ранений. А Пахан все свое гнет — бессадулинские, мол, моих ребятишек положили. И упирает на то, что случилось дело на территории Татарина, аккурат рядом с ТЦ.

— А ты что думаешь? — неожиданно спросил русский. — Бессадулин приложил руку? Аль козырек сам упал?

— А ничего не думаю, — ответил я правду. — Все в городе и так знают, что скоро Пахан с Татарином схлестнется. Не сегодня, так завтра. Вопрос времени.

— Ладно… а с дочкой его как вышло?

— Про это не в курсе. Только слухи один другого страшнее ползут — то ли девчонки на стаю заглотов нарвались, то ли варан в город забрел, то ли другая какая тварь их порвала. Только не спрашивай, что я об этом думаю, — попросил я, выставив перед собой ладонь. — Если бы я тела видел, сразу бы сказал, что за зверь поработал. А так… одни страшилки.

— А ты не видел?

— Куда там! Как остатки тел нашли, Пахан место полностью оцепить велел. Лично каждый угол обшарил, под каждый камень заглянул. Потом все, что от девчонок осталось, в мешки собрали и увезли. Я только кровь и видел, больше ничего. В общем, сейчас счет «три-ноль» в пользу Бессадулина. У Пахана сплошная череда неудач.

— Вадим Урод — это раз. Лика — это два… а три?

— Вы, — коротко, но предельно емко ответил я.

— Мы договорились о помощи с Бессадулиным… — понял меня русский. — Хм… интересный расклад получается.

— Ага. Фитиль был готов, а вы, можно сказать, огонек поднесли, — скупо улыбнулся я. — Вообще, люди говорят, что у города должен быть только один хозяин. Что тогда жизнь, мол, лучше станет, начнет с неба каша перловая падать, да каша не простая, а с мясом говяжьим.

— И к кому из двух хозяев больше склоняются?

— Сложно сказать. Мне вообще без разницы. Я простой охотник и в чужие дела не лезу. Борис, если хочешь услышать все мыслимые и немыслимые расклады и предположения, то иди вон у того костерка посиди с полчаса. — Я ткнул зажатым в руке ножом в сторону автобуса. — Такого наслушаешься…

— Может, схожу… — прогудел Борис, не взглянув в указанном направлении. — А теперь о Яме поговорим. Ильяса я послушал, сейчас твоя очередь. Не егози, Битум! Ты наш проводник, вот и говори все, что знаешь. Если Ильясу верить, то там сам черт сидит в Яме той! И по глазам его видно — напуган мужик не на шутку!

— Я не егожу. Просто не люблю говорить о вещах, в коих ни ухом ни рылом. Я не знаю ничего о Яме, кроме сказок и ночных страшилок, Борис. Знаешь, когда местные о Яме вспоминают? За ужином. Во время посиделок около костра от скуки языками чешут. Говорят много, но суть в том, что никто из них здесь никогда не бывал и своими глазами ничего не видел. Разве что кроме стариков, которые еще до войны здесь работали. А это сколько лет тому назад было! И тогда Яма была ямой, рабочей территорией, а не страшилкой.

— Яма — это карьер, верно?

— Угу. Невероятно здоровенная дыра в земле. Я в старых книгах и журналах фотографии видел. Глубина метров шестьсот, в ширину с километр будет, не меньше. Но стены не отвесные… ступеньками вниз спускаются.

— Уступами, спиралью, — добавил Борис, и я кивнул:

— Да, уступами. Как гигантская лестница. До войны там руду добывали и к заводу отвозили на переработку. Но так раньше было, про то разговора нет. Люди про нынешнюю Яму сказки пугливые рассказывают. Вот ты про завод меня спрашивал — это другое дело. Потому что люди там бывали. Все сами видели. И людоедов, и поезд на ржавых рельсах. А около Ямы никто не бывал. Ни охотники в ту сторону не суются, ни поселений там нет. Вернее, был один поселок, но кто знает, что с ним сейчас случилось. А я верю только в то, что видел сам либо слышал от проверенных людей, которые зря болтать не станут.