Гештальт, ведущий к просветлению - Джон Энрайт

Для драматизации, хотя и согласившись на некоторые упрощения, противопоставим существенные различия психоанализа и гештальт-терапии, описывая пять шагов терапии, как они видятся с двух позиций:

Психоанализ / Гештальт

1. Всякая реальная и важная мотивация бессознательна. Пациент не может реально знать свои мотивы, хотя при усилии и с помощью он может нечто о них узнать.

1. Намерения, а не мотивы, фундаментально сознательны и могут быть знаемы, хотя часто люди могут не сознавать или неправильно понимать свои намерения.

2. Терапевт может знать и знает, или, по крайней мере, скоро узнает мотивы пациента, он может рассказать их пациенту и расскажет в своей интерпретации.

2. Терапевт не обладает дополнительным определенным пониманием намерений пациента — он знает, что пациент может лучше узнать свои намерения и готов помогать ему в этом процессе.

3. Пациент реагирует на присутствующего живого терапевта не здесь и сейчас, он реагирует на него на основе переноса мотивов и чувств, которые у него были в прошлом.

3. Отношения терапевта и пациента являются реальным отношением двух людей. Если появляются налеты прошлого, со стороны ли пациента или терапевта, они как можно быстро приводятся в сознание и отбрасываются.

4. Если пациент принимает интерпретацию терапевта, он, по-видимому, должен отказаться от своего взгляда на реальность и принять свою неполноценность. Однако, чтобы получить улучшение, это необходимо.

4. Поскольку пациент пересматривает свои взгляды на реальность в присутствии терапевта и с его помощью, нет конфликта точек зрения. Терапевт не надстраивается никаким способом. Оба проделали хорошую работу вместе, если сознание пациента расширилось.

5. Разумеется, пациент сопротивляется. И для терапевта будет весьма подозрительным, если пациент не показывает сопротивления.

5. Поэтому сопротивление маловероятно, а если оно случайно появляется, терапевт готов взять на себя ответственность за него, как за непонимание или техническую ошибку.

Вместе с тем, гештальтиста весьма интересует второе сопротивление в нашей дихотомии — сопротивление жизни. Здесь, однако, есть еще один элемент. Мы говорим здесь о подавлении чувств и импульсов, отход от участия в жизни, избегание контакта и опыта и т. п. Часто такого рода процессы и приводят пациента к терапевту, или по меньшей мере они скоро выявляются в воздержании от упражнения, предложенного терапевтом, нежелании говорить и пр. Когда-то Перлз говорил о процессах, в результате которых это происходит — ретрофлексии, проекции, десенсибилизации и интроекции. Я не буду здесь вдаваться в детали этих процессов, важнее, какое значение мы им приписываем. Это можно пояснить таким образом:

Если я стою на улице, а на другой стороне появляется приятель, у меня может возникнуть импульс перебежать к нему, но затем я воздерживаюсь ради своей безопасности, потому что движение на улице велико. Такое решение вряд ли можно назвать сопротивлением — это скорее просто здравый смысл. Гештальтист скажет, что в субъективной реальности пациента то, что внешнему наблюдателю кажется сопротивлением или колебанием, сделать ли определенный шаг в жизни, — это просто осторожность, такая же, как мое нежелание пересекать опасную улицу. Хотя импульс может содержать что-то привлекательное, общая оценка опасности — выше. Может быть, с некоторой точки зрения это воздержание ограничительно для пациента, может быть он и сам так думает, когда все же воздерживается. Но вместо того, чтобы называть воздержание нехорошим, сопротивлением, или даже назвать его воздержанием, а не просто осторожностью, мы готовы видеть абсолютную правоту поведения клиента при том, как он видит мир. Принятие этого взгляда изнутри и исследование его, а не маркировка его извне — вот что такое Гештальт.

Короче говоря, разница в том, что гештальтист придает мало значения тому, что другой терапевт может назвать актом сопротивления. То, что делает пациент — еще один источник энергии, который может быть использован в непрекращающемся стремлении к сознаванию, самостоятельности и интеграции. Например, диалог может выглядеть следующим образом:

Терапевт: Представьте себе мать на стуле напротив вас и поговорите с ней.

Пациент: Hе хочу.

Типичные гештальтистские ответы могут быть такими:

Хорошо. Посадите меня на пустой стул и скажите мне, что вы не хотите выполнять это упражнение. Ладно. Есть еще что-нибудь, что вы хотели бы сказать мне, что не хотите делать? Хорошо! А как бы мать реагировала на это? Если продолжать говорить о вашей матери, что бы вы хотели сделать прямо сейчас?

Список возможностей здесь бесконечен — гештальтисты известны своей изобретательностью, но во всех ответах может быть найдено нечто общее. Все они принимают то, что говорит пациент, как выход энергии и следуют вместе с ним каким-либо образом, не называя это плохим, обструктивным, сопротивлением, не противопоставляясь этому каким-либо образом, а просто принимая это как нечто, с чем можно работать.

Итак, отвечая на вопрос, стоящий в названии главы, можно сказать «нет». Понятие сопротивления, необходимое и полезное в психоанализе, не находит себе места в Гештальте. Конечно пациенты говорят «нет», отказываются выполнять упражнения, настаивают на поведении, кажущимся разрушительным — но ключом как раз и является слово, содержащееся в последнем утверждении. Есть только энергия и сознавание. Маркирование энергии как «хорошо» и «плохо» затрудняет сознавание ее. Не входя в детали, замечу, что называние поведения пациента хорошим может быть столь же вредным, как порицание. Выражая это радикально — если гештальт-терапевт говорит о сопротивлении пациента, это больше сообщает о путанице в его теоретических взглядах, чем о пациенте!

ЧАСТЬ III. ФИГУРА

Глава 7

"ОКЕЙ" ИЛИ "НЕ ОКЕЙ"?

Я начал свою деятельность психолога, будучи вполне уверенным в представлении, что люди в своем обычном состоянии определенно "не окей". Я выучил множество латинских названий болезней и научился применять кучу тестов, подтверждающих эту точку зрения. Я не выбирал ее — казалось, что таково положение вещей. Я также хорошо знал, что я сам "не окей", но этот факт находился в ином мире, чем моя работа.

При некоторой подготовленности и небольшом опыте можно было увидеть, что люди не только "не окей", но и не движутся к улучшению. Смесь Фрейда с Роджерсом, которой я следовал скрепя сердце, была не слишком эффективной. Даже настолько неэффективной, что я на несколько лет отказался от терапии и занялся исследованиями и административной работой. Позже, увлекшись психодрамой и гештальт-терапией, я вернулся к консультированию.

Я, конечно, постоянно слышал фразы, что люди совершенны в таком виде, в каком они есть. При этом ссылались на Дзен или другие восточные философии. Я пропускал ото мимо ушей, как "позитивную болтовню", и если я вообще думал о таких вещах, то примерно так, как Вольтер осмеял их в своем «Кандиде».

По мере развития "движения роста" я начал заменять названия симптомов и болезней именами более современных дьяволов, таких как «блоки», «паттерны», а проведя год у Эрика Берна, — «играми» и «сценариями». При этом, однако, я не подвергал сомнению саму точку зрения, что люди "не окей".

Примерно в это же время я познакомился с Синаноном. Поскольку использование наркотиков было очевидно "не окей", а вызывающий стиль игр вполне соответствовал дурному поведению членов организации, у меня не было оснований всерьез отнестись к их представлениям о совершенстве.

Несколько раз в конце интенсивной гештальтистской работы я обретал чувство благополучия и ощущения, что даже "дурные чувства", которые я переживал, каким-то образом хороши и «правильны». В это время я начал посещать семинар для продвинутых, и самым живым воспоминанием от него остался случай, когда Вернер Эрхард, стоя рядом со мной, кричал моему соседу: "Я не думаю, что ты совершенен, я не вычислил, что ты совершенен, я не верю, что ты совершенен, я ЗНАЮ, что ты совершенен".

В течение 50 часов я или кто-нибудь еще пытались уронить себя каким-нибудь образом, но флаг поднимался вверх и нам показывали, что каким-то образом мы «окей», несмотря ни на что. В течение нескольких дней после этого семинара я ощущал ту опору, которую обретал минутами в гештальтистской работе — реальное ощущение «окейности». В это время мое поведение драматически изменилось и, я полагаю, к лучшему, без всякого ощущения усилия или делания с моей стороны.

Я обнаружил, что в собственной работе в группе, на семинаре, или в общении с человеком, обнаруживающим дурной симптом, я говорю: "Я уверен, что когда это появилось, это было лучшее, что вы могли сделать в тот момент". И действительно, при тщательном рассмотрении всегда так и оказывалось. Это настолько нравилось мне, что я стал специалистом по показыванию людям их собственными словами и на их собственном опыте, что любой их выбор был лучшим возможным в тот момент. И тогда я говорил умно и убедительно: "Что же такое жизнь, как не совершенство, если она состоит из ряда совершенных выборов?"