Гибель богов - Иван Апраксин

Ситуация стала острой. Мне очень хотелось избежать кровопролития, но дурацкая жадность греков действительно ставила все под угрозу. Если воины сейчас разъярятся, мне будет не удержать их. Сначала они перебьют архонта и остальных, а затем ринутся в город, где начнется такое, о чем не хотелось даже думать…

Внезапно из-за спины архонта выступил священник. Он был невысокого роста, лет семидесяти с небольшим, а его отечное лицо выдавало то ли сердечную болезнь, то ли заболевание почек. Обеими руками он держал небольшой золотой крест, украшенный драгоценными камнями.

Священник поклонился мне чуть ли не в пояс, а затем представился:

– Я – преосвященный Анастат, епископ Херсонесский, – сказал он. – Великий князь, мне нужно сообщить тебе нечто очень важное. Но сделать это я могу только наедине. Могу ли я просить тебя о личной аудиенции?

Анастат. Где я слышал это имя? А, да ведь мне называл его Канателень. У этого человека он был рабом. И у него в доме рабыней моя Любава!

Это совпадение? Или удача сама идет мне в руки? Ох, недаром во сне Нечто, прикинувшееся моим отцом, твердило, чтобы я ничего не предпринимал и терпеливо ждал! Недаром все это говорилось мне!

Машинально я оглядел окружавших нас воинов. Где же Канателень? Обычно он всегда терся где-то поблизости. Так и есть – вот он, мой одноглазый и безрукий доброжелатель!

– Иди сюда, – позвал я. – Скажи, Канателень, ты знаешь этого человека?

– Это Анастат, – тотчас же отозвался финский воин. – Мой бывший хозяин. Тот, который хотел обратить меня в христианство. Хотел, чтобы я изменил вере предков! Это он, великий князь!

Епископ Анастат, конечно, тоже узнал своего бывшего раба, но ничего не сказал по этому поводу. Только смуглое лицо его окаменело.

– Tempora mutantur, – произнес я и усмехнулся, глядя на священника.

Анастат метнул на меня внимательный взгляд и тотчас отозвался:

– Et nos mutamur in illis.

Кажется, он совсем не удивился, услышав, как киевский князь-язычник говорит по латыни. Воспринял как должное. Или не обратил внимания? Или уже привык ничему не удивляться?

Зато боковым зрением я поймал изумленный взгляд Алеши Поповича. В отличие от всех остальных, стоявших рядом, он единственный кроме Анастата понял, что князь Владимир сказал по латыни…

– Что ты хочешь мне сообщить? – спросил я, но епископ покачал головой.

– Это тайна, – ответил он. – Только для ушей великого князя.

– Хорошо, – сказал я престарелому епископу. – Мы поговорим с тобой наедине, как ты хочешь.

Затем обернулся к своим соратникам – те стояли, набычившись в ожидании развязки. Все эти люди были хорошими воинами и не привыкли к долгим разговорам.

– Пока мы будем разговаривать, надо угостить побежденных, – предложил я. – Пусть они останутся довольны нашим великодушием. Князь черниговский, – обратился я к угрюмому Аскольду. – Ты настоящий воин и знаешь, как следует благородно держаться с врагом, который сдался. Пригласи наших гостей к себе в шатер.

Это был беспроигрышный вариант. Зная нрав нашей дружины, я имел все основания опасаться за жизнь и здоровье парламентеров. О дипломатическом церемониале и протоколе речи быть не могло: пока мы будем беседовать с епископом, остальных членов делегации вполне могли изрубить на куски. Не за что-то конкретное, а просто ради интереса – чтобы посмотреть, что у них внутри…

Но теперь сам Аскольд Кровавая Секира будет за них отвечать. Не позволит же он сказать потом, что ему неизвестны правила воинского благородства. Или что он не смог обуздать своих дружинников.

В шатер мы с Анастатом вошли вдвоем. Алексей было сунулся с нами, но я остановил его.

– Он старик, – сказал я, кивнув на епископа. – Не стану его бояться.

– Что тебе нужно? – поинтересовался я, когда мы остались одни. – Что ты хотел сказать?

Старый епископ пожевал губами, потом поискал глазами по шатру.

– А что, стульев здесь нет? – спросил он. – Да, как я вижу, и кровати еще не в ходу. Наверное, тяжело с непривычки?

Я промолчал, хотя сразу понял, что разговор предстоит интересный. И уж больно обыденно держался этот старик. Для ситуации, в которой он находился, это было странно.

Между тем он вскинул на меня глаза и прошамкал беззубым ртом:

– Это я написал тебе письмо, князь. Это я посоветовал тебе разрушить водопровод.

Я молчал. А что мог я сказать? В конце концов, кто-то ведь совершил это предательство, которое помогло нам. Почему бы предателем оказаться и не этому епископу? Вот только зачем он это сделал?

Анастат покачал головой.

– Ты не хочешь спросить, почему я это сделал? – спросил он, не дождавшись от меня ни слова. – Тебе неинтересно, зачем я помог князю-язычнику захватить мой город?

– Ты сам мне расскажешь, – сказал я. – Разве не для этого мы уединились? Давай, рассказывай, если хочешь.

– Я видел сон, – медленно произнес епископ. – Во сне ко мне пришел мой отец и сказал, чтобы я помог иноземному князю захватить Херсонес. Вот я и помог. Тебя это не удивляет, князь?

Он испытующе смотрел на меня, и я понял, что хочет сказать мне Анастат. Мне вспомнился Василий Иванович Пашков – эрзянский инязор Тюштя, который тоже не знал сначала, как начать разговор, все осторожничал. Впрочем, как не понять этого – я тоже хотел соблюдать осторожность…

Но кто-то должен был сделать первый шаг. А поскольку сейчас сила была на моей стороне, я решился.

– Вы давно здесь? – прямо спросил я. – Здесь, в этом мире? Мой отец сказал мне во сне, чтобы я шел захватить Херсонес. А ваш сказал, чтобы вы помогли мне. Не так ли?

Старик слегка пошатнулся, его повело в сторону. На самом деле мне и самому следовало бы давно сообразить, что пожилого человека пора усадить. Вот только куда? Вряд ли он привык сидеть на шкуре, разостланной на земле. А лавки в шатре не было: мебель не возят в походы.

Я окриком позвал Алексея, и он ворвался в шатер с обнаженным мечом в руке. Увидев, что все спокойно, он улыбнулся.

– Принеси что-нибудь усадить священника, – велел я. – Только поскорее. Найди и принеси.

Алеша обернулся мигом. Пока его не было, я поддержал старика за локоть. Еще не хватало, чтобы он тут скончался у меня на руках. В самом начале такого интересного разговора…

Посадив Анастата на принесенный чурбан, я сказал Алеше:

– Кстати, можешь попросить благословения у священника. Ты ведь, наверное, давно не получал благословение?

Благодарно улыбнувшись, Алексей обнажил голову и встал на колени перед епископом.

– Ты христианин? – удивился тот.

– Да, отец, – ответил мой верный оруженосец. – Я – сын священника Иоанна из Киева.

– Отца Иоанна? – переспросил старик, моргая слезящимися глазами. – Я знал его еще давно. С тех пор не виделись… Но я слышал, что отец Иоанн погиб? Что он принял мученический венец?

– Его убили, – коротко ответил Алеша. – В Киеве. А церковь сожгли. На ее месте воздвигли алтарь Перуна.

– А теперь ты служишь у князя? – спросил Анастат. – Что ж, служи честно. Помни, как Даниил честно служил царю Валтасару.

Он благословил юношу, а затем привстал и поцеловал его в лоб.

– Итак, давно ли вы здесь? – спросил я, едва за Алешей закрылся полог шатра.

Епископ задумчиво посмотрел на меня и усмехнулся.

– Давно ли я здесь? Давненько. Прежде скажите, а давно ли вы здесь? Так просто, чтобы мне понимать…

– Чуть больше года, – ответил я, и Анастат снова грустно улыбнулся.

– А я уже почти пятьдесят, – сообщил он. – Мне было двадцать два года, когда это случилось со мной. А теперь мне семьдесят.

Он ткнул пальцем в свои беззубые десны и добавил:

– Вот, изволите видеть, здесь нет зубных врачей. Маленькое неудобство, которое вы оцените только потом, когда вступите в мой возраст.

– Здесь хватает неудобств, – пожал я плечами. – А кто вы?

– Кто я? – удивился старик. – Вы же знаете. Я – епископ Херсонесский, преосвященный Анастат.

– Ну, тогда и я – князь киевский, – с досадой заметил я. – О чем мы тогда говорим? Мне казалось, что мы понимаем друг друга. Ну хорошо, вы все-таки старше меня, я представлюсь первым. Меня зовут Владимир Семенович, я врач из Москвы.

– Какое это теперь имеет значение? – махнул рукой епископ. – Врач из Москвы… Да нет, милейший. Вы именно князь киевский Владимир. Пока еще не Владимир Святой, но скоро будете, уверяю вас. Все к тому идет, как видите. Быть вам святым. А врачом из Москвы вы были раньше, можете забыть. Я ведь забыл о том, что меня звали Николай Константинович и что я выпускник Новороссийского университета по физико-математическому факультету. Напрочь забыл, и вы забудьте. Какое это теперь имеет значение?

– Вы учились в Новороссийске? – уточнил я, на что епископ раздраженно снова махнул рукой.

– При чем тут Новороссийск? Откуда там университет? Я учился в Одессе. Университет так и называется – Новороссийским. Одесса же в Новороссии, вы что – не знали?