Гибель богов - Иван Апраксин

С этим всегда успеется, вероятно подумали они. По сигналу трубы оставшиеся в живых развернули взмыленных коней и помчались обратно, под защиту городских стен.

На обагренной кровью прибрежной гальке мы насчитали двенадцать убитых врагов. Что ж, из полутора сотен нападавших двенадцать погибли – это немалый процент. На войне этого бывает вполне достаточно, чтобы остальные дрогнули. Вероятно, в Крыму мухоморы не растут…

Два дня мы обустраивали свой лагерь. Для безопасности его следовало окружить рогатками, чтобы вражеская конница не смогла внезапно нас атаковать. Воткнутые в землю колья с заостренными концами препятствовали бы этому.

Но где взять столько кольев? Кругом, куда ни кинь взгляд, были камни. Прибрежная равнина, а дальше горы, поросшие кустарником. Воевать в таких условиях нашим ратям было непривычно. Если нет леса, то не из чего сделать рогатки для обороны лагеря, да ведь и жечь костры не из чего. А как готовить пищу?

Чтобы добыть топливо для костров, приходилось отряжать большие команды дружинников. Они шли к горам и там на склонах рубили кустарник, поминутно озираясь в ожидании нападения из города. А в том, что греки отнюдь не собираются сидеть сложа руки, мы уже убедились. Хорошие они воины или плохие, но ясно было: военное дело в Корсуни поставлено профессионально, и вооруженные силы там готовы к бою.

Не найдя материала для рогаток, мы решили вырыть оборонительные рвы вокруг нашего лагеря. Но рвы пришлось делать очень глубокими и широкими – ведь они должны были представлять собой преграду для коней. А лошадь с всадником на спине легко может перескочить трехметровое пространство.

Рыть рвы – занятие тяжелое и утомительное. Воины не любят заниматься такой работой, но пришлось. Сначала воеводы приказали найти местных жителей и согнать их для рытья рвов – это обычная процедура. Но скоро оказалось, что никаких местных жителей нет: богатые люди ушли в Корсунь, под защиту крепостных стен, а все остальные вместе с отарами овец ушли в горы. Несколько оставшихся в окрестных деревушках стариков не могли решить нашу проблему даже под угрозой смерти.

Рвы пришлось рыть самим, и на это тоже ушло немало времени. Воины бранились и были недовольны, но работали: никому не хотелось быть зарезанным следующей ночью…

На третий день мы осмотрели крепостные стены и башни. Для этого, собравшись большой дружиной, мы преодолели расстояние, отделявшее нас от города, и приблизились к Корсуни. Нас увидели со стен, внутри города тревожно зазвонили в колокол, а на стены высыпали греческие воины.

Нам следовало быть очень осторожными, потому что в любой момент осажденные могли совершить вылазку и напасть на нас. Делать это они умели и любили, так что нам все время следовало оставаться в готовности к бою.

Но что мы увидели!

Корсунь оказалась весьма мощно укрепленной крепостью. Здесь имелись настоящие каменные стены высотой четыре метра. Такие не перескочишь. С высоких башен на нас смотрели лучники, явно примериваясь стрелять, едва мы приблизимся на расстояние полета стрелы.

Союзные князья и воеводы мрачно смотрели на меня – им нечего было сказать. Этот греческий город оказался еще сильнее Булгара, где нам дали от ворот поворот.

На лицах Свенельда, Овтая и других явственно читалось сомнение. Если нам не удалось взять Булгар, то как же нам теперь быть с Корсунью? И зачем мы вообще сюда сунулись?

О чем думал князь Владимир, затевая этот поход? Не лучше ли было пойти погромить хазар, у которых хоть крепостей нет?

– Смотрите, какой богатый город, – сказал я своим спутникам, указывая на золотой крест собора и на мраморные стены зданий за крепостными стенами. – Здесь мы заберем добычи куда больше, чем могли бы забрать в Булгаре. Все это будет наше! Мы возьмем город!

Все посмотрели на меня с недоумением и затаенной тревогой. Уж не сошел ли с ума киевский князь?

А что еще мог я сказать? Я твердо знал, что русская рать взяла Корсунь и что сделал это Владимир Киевский. Об этом мне твердо сообщил Тюштя – Василий Иванович, который хорошо изучал историю Древней Руси. Да и я все же что-то такое из школьных уроков истории смутно припоминал.

Кроме того, у меня был сильный личный мотив: в этом городе меня ждала Сероглазка. Как долго она уже ждет меня! Ну вот, я и пришел. Теперь дело осталось за малым – взять штурмом этот греческий город.

Если мы вновь соединимся с Любавой, жизнь моя здесь станет гораздо лучше. Я даже готов буду до конца своих дней примириться с отсутствием электричества и туалетных кабин…

Дни шли за днями. Наша рать успела за это время срубить и пожечь в кострах весь кустарник на километры в округе. С едой трудностей пока что не возникало. Иногда удавалось найти неосторожного пастуха в горах и отбить у него овец. Иной раз стреляли птиц и ели их. Воины ловили в море рыбу сетями, привезенными с собой. Но морская рыба никому не нравилась, к ней не привыкли.

Взяв с собой Свенельда и Фрюлинга с группой дружинников, я часто объезжал крепость, рассматривая ее. Мы все размышляли о том, что предпринять.

Было о чем задуматься: Корсунь оказалась крепким орешком. Крепости стало легко брать штурмом, когда появилась артиллерия. Чем мощнее становились пушки, тем легче становилось разбивать крепостные стены. А если пушек нет, то крепость чаще всего остается неприступной. Что ты станешь делать с каменными стенами, на которые не взобраться? А с железными коваными воротами? Бить в них дубьем?

К тому же защитники крепости ведь не сидят сложа руки…

Гавань Корсуни стояла пустой. Видимо, торговые корабли, завидя нас на берегу, поворачивали назад и не рисковали товаром. А что, если весть о нашей осаде города дошла уже до Царьграда и император сейчас пришлет военный флот? С тяжелыми византийскими галерами нашим стругам не совладать.

В нашем лагере становилось все тревожнее. Лица воевод и князей – моих соратников становились все мрачнее.

На приступ мы не шли – незачем губить людей.

Я чувствовал, что над моей головой сгущаются тучи. Прошлый поход на Булгар провалился. Теперь грозит большими бедами нынешний поход…

Если это случится и мы уйдем ни с чем, даже самые доброжелательные люди в Киеве задумаются, а не прав ли был Жеривол насчет князя Владимира? Удача и успех явно отступили от незадачливого князя.

А что делают с незадачливыми князьями, которые не могут обеспечить военную добычу? О, я не хотел даже задумываться об этом. Наверняка не одни только ядовитые змеи имеются в арсенале здешних политиков…

В черной космической дали светилась необыкновенно яркая точка. Из бездны Вселенной она излучала свой свет, тянущийся ко мне тонкой стрелой. Вокруг мириадами рассыпались созвездия, но точка, устремленная ко мне, была ярче других.

Она приближалась, постепенно превращаясь в клубящийся протуберанцами сгусток энергии. Все ближе и ближе, а затем, когда уже казалось, что клубок переливающихся огней поглотит меня, из него вышел человек.

Мой отец в парадной форме, с золотыми погонами и значками медицинской службы в петличках, шел из космоса прямо на меня.

– Папа? – сказал я. – Мы давно не встречались.

– Не было нужды, сынок.

– А теперь нужда есть? Ты что-то хочешь мне сообщить, папа?

Надо сказать, я понимал, что сплю и вижу сон. Во сне так иногда бывает. Вот и сейчас я прекрасно понимал, что мой папа давно умер, что ему вообще тут делать нечего. Да и не имеет мой папа никакого отношения к космосу.

Более того, он никогда мне не снился в обычной жизни. Впервые папа пришел ко мне во сне, когда я только оказался в этом мире. Некоторое время он был постоянно рядом со мной, а потом исчез. С тех пор как я стал киевским князем, отец не появлялся в моих снах…

Некоторое время я задавал себе вопрос, что означают наши беседы. Это действительно мой папа? Или нечто, принявшее его облик? Как мне следует относиться к его словам?

Потом задавать себе вопросы я перестал. Какой смысл пытаться разгадать уравнение, в котором неизвестны все знаки?

– Ты все делал правильно, сынок, вот я и не появлялся.

– А теперь делаю неправильно?

Фигура отца плавала передо мной в черном пространстве, ни на что не опираясь. Позади него пылали протуберанцы из клубящегося облака света, и отблески играли на золоте офицерских погон.

– Ты ничего не делаешь.

– А что должен делать?

– Ничего не делай, сынок, – усмехнулся отец. – Помнишь китайскую пословицу? Если тебе нечего делать, то ты ничего и не делай. Просто жди. Тебе все равно ничего другого не остается. Тебе будет дано, что делать. Всему свое время.

В этот миг я вдруг осознал, что имею возможность задать содержательный вопрос.

– Папа, – сказал я, – мне удастся взять Корсунь? Это ведь неприступная крепость… Как же? Зачем же?

Я сбился и умолк. Впрочем, основную часть вопроса я сформулировал.

– Возьмешь, – успокоил меня отец. Затем его фигура стала отдаляться от меня, все больше расплываясь и погружаясь обратно в клубящееся облако. – Только жди. А опасаться тебе еще рано.