Казнь и козни дочери смерти - Лин Элли

— Не пора ли дать Делии повстречаться с Феон? — поинтересовался Мейтон, тенью следуя за герцогиней.

Лабиринты коридоров сужались и расширялись. Запах восковых свеч, исчерченных корявыми письменами, стремился пропитать одежды и волосы, но Розанна, казалось, ничуть об этом не думала. Будучи увлеченной, она не удосужилась начать размышлять о чем-то, помимо намеченных планов. «Одурманенность» — так люди это прозвали. Одна из слабых сторон благословения мудрости, одно из худших его проявлений.

Одурманенность считалась навязчивым состоянием, при котором разум дитя бога мудрости мог сосредоточиться лишь на одном — исполнении задуманных планов. И сейчас Розанну терзало только одна мысль — благословение сына.

— Мальчик мой, тебя и правда сейчас заботят девочки, а не твое будущее?

Голос матери сочился бесстрастным морозом. За неполные пятнадцать лет жизни Мейтон привык к нему, но иногда ему становилось не по себе от мысли, что и его голосу предстоит стать таким.

— Они как-никак мои младшие сестры. Я обеспокоен их вечной тягой и желанием самих себя истязать.

Герцогиня усмехнулась, из-за полумрака улыбка выглядела зловеще.

— Этим качеством обладает только одна из сестер, поэтому я и не хочу дать ей видеться со второй. Они плохо друг на друга влияют.

Мейтон послушно кивнул, хоть и не разделял мнение матери.

Феония и Делия связаны от рождения, их нити судеб слишком запутались и переплелись. Заставить этих двоих находиться поодаль друг от друга означало только одно — бросить вызов богам. Герцогиня казалась поистине сильной и всемогущей, с этим никто не решился бы спорить, однако… Ее стремление взять все под единоличный контроль частенько доходило до фанатизма. Однажды она пожалеет, если продолжит и дальше обесценивать силы богов.

Коридор снова сузился, в полутьме показалась нужная дверь. Встав напротив нее, герцогиня потянулась рукой к шее и вытянула из-под ворота платья цепочку с незаметным для глаз золоченым ключом. Она прошептала над ним строчку моления, сжала и разжала ладонь, и вместо декоративного украшения меж пальцев блеснул причудливый механизм.

— Знаю, о чем ты сейчас думаешь, ты не считаешь меня хорошей матерью. Да, это так, но хочу напомнить, я в первую очередь герцогиня, — Розанна вставила причудливый ключ в замочную скважину и повернула его несколько раз, — я должна беспокоиться не только о вас, но и о своих подданных.

«Тц, навязчивое желание считать себя богом снова дает о себе знать», — подумал про себя Мейтон, послушно склоняя голову.

Три полных и один наполовину прокрученный оборот отворили врата в кромешную тьму. По носу тут же ударил запах снадобий и отваров.

Розанна махнула рукой, указав сыну зайти. Он послушно исполнил приказ, и дверь за спиной Мейтона со скрипом закрылась.

— Увидимся утром, мой мальчик.

Приглушенный цокот каблуков начал медленно затихать, тем не менее, Мейтон не стал прислушиваться к нему. Он прошел вглубь подземной коморки, зажег свечу на столе и сразу же сел. Здесь ему предстояло читать божественные писания до восхода, здесь ему предстоит постичь силы Верховных богов.

Взяв в руки одно из увесистых с виду писаний, он положил книгу напротив себя и вздохнул. Мейтону не приносили восторга такого рода самостоятельные занятия, но значимость их отрицать он тоже не мог.

Если он — старший сын, все еще не пробудивший в себе и крупицы силы ядра, может быть полезен этому дому, этому роду и этим землям, то он обязательно выдержит. Мейтон старался верить в план матери, ведь если ей, мудрейшей женщине Таутена, не под силу дать сыну призвание, то ему самому это точно будет не по плечу.

Тыльной стороной ладони Мейтон убрал с книги тонкий слой каменной пыли и произнес коротенькую молитву. Благословленные мудростью, дети Теммис, отличались от других людей своей памятью — узнав что-то однажды, им не под силу будет это забыть. Сейчас перед Мейтоном лежала книга, которую он читал всего несколько дней назад, потому он сразу схватил со стола пару пустых листов и начал их заполнять. Пальцы крепко вжались в перо, листы бумаги, как и сердце мальчишки, затрепетали.

«Божественное ядро заложено в дитя бога с момента рождения. Оно становится больше и сильнее по мере взросления детского тела. В пору становления взрослым, по достижении человеком половой зрелости, ядро окончательно крепнет.

Ядро — катализатор, сквозь которой проходит поток божественных сил, составляющих все живое на Ктериане, без него первозданная магия нечиста и порочна, она хаотична и даже бездумна… Благословение дает о себе знать в разном возрасте, однако если по наступлению восемнадцати лет человек так и не постиг основы заложенных в него сил, то его ядро более никогда не пробудится…»

Когда три пустые страницы заполнились письменами, Мейтон открыл пыльную книгу и начал сравнивать рукописный текст с первоисточником.

— Снова? — прошептал он, стирая со лба капельки пота. — Да что я делаю не так?

Он снова не смог дословно повторить ранее вызубренное писание!

Были ли виной его неспособности запомнить все наизусть духота и темнота подземелья?

Он окинул усталым взором невзрачную комнату, сердце затрепетало от немощности и сострадания к себе. Нет. Ничто не может помешать истинному сыну Теммис! Здесь ничто его не отвлекает, ни одна живая душа, это лучшее место для практики.

— Я не смогу… Какой я ничтожный, — Мейтону отчаянно захотелось окончательно сдаться. Он положил голову на столешницу и снова произнес молитву Теммис.

Феония и Делия правы. Он глупец.

Проблема не в комнате, она только в нем. Он единственная причина, по которой ему не под силу запоминать прочитанный текст. До звания сына бога Мейтону не хватало всего одного — божественного ядра, из которого благословение и черпает силы. Глупо надеяться, что из него хоть что-то получится. Очень глупо.

Мейтон снова открыл цитируемую им книгу — «Порядок наследия», труд автора Ж. Арнэля, и пролистнул пару страниц, пока не добрался до третьей главы. Мать не зря отметила эту часть книги закладкой, Мейтон все понимал. Здесь писалось то, что ему следовало бы хорошо заучить.

«Глава третья “Пути обретения”

Два пути вели к обретению первозданных мощей: осмысление и отвержение. Мертвые и живые, все Осколки Начал обладали душой, а душа, как