Страстное желание - Дэй Леклер

Он ласкал языком ее грудь, словно собирая с нее сладчайший нектар. А биение ее сердца и приглушенное дыхание придавали этому вкусу новые нотки. Ее кожа напоминала ему мед, растекающийся теплом под его пальцами и умелым языком. Наконец он приник к центру ее женского естества, сладкого и терпкого. И это невозможно было сравнить ни с чем, испытанным им раньше. И все это несметное богатство принадлежало его жене. Только его жене.

И он погрузился в нее, позволив себе полностью отдаться ощущениям, почувствовать себя удивительно живым. Начинать и заканчивать. И начинать снова. Ее крики разрывали ночную тишину, пронзая темную ночь тысячами светящихся искр. И он снова входил в нее, соединяя их тела, превращая их в единое целое, словно именно так они и были созданы для существования на земле.

И даже после оргазма все не заканчивалось. Она поворачивалась к нему, прижималась всем своим теплым телом. Главные слова вертелись на кончике его языка, слова, готовые сорваться в каждый миг, когда они были вместе. Он почти произнес их, но все-таки сдержался. Они зависли между ними, как последний защитный барьер. Но это не могло изменить того, что Гейб наконец осознал. Осознал глубину своего чувства к Кэт. Осознал то, что это и есть его настоящая жизнь. Навсегда.

Он нежно коснулся ее руки и сжал ее в кулак. Затем соединил свой указательный палец с ее, позволив своему сердцу прошептать слова, которые не решился озвучить голос.

— Моретти.

— Гейб? — Голос его сестры звучал непривычно напряженно, что заставило Гейба моментально насторожиться.

— Я только что кое-что узнала об ожерелье мамы. — Она замолчала, словно собираясь с силами. — Ты знал, что оно у Данте?

Гейб похолодел.

— Черт, подожди. Какого черта оно у них делает?

— Кэт отдала его Франческе в день вашей свадьбы. Судя по твоей реакции, ты об этом не знал.

— Нет, черт возьми. Я даже не знал, что оно было у Кэт с собой. — Хотя он начал припоминать, что в брачную ночь она пыталась заговорить с ним об ожерелье. Что она собиралась сказать? — Почему она не отдала его мне?

В трубке снова повисло молчание.

— Может, из-за того, что это — подделка. По крайней мере, так считают Данте.

Гейб почувствовал, как холод ужаса сковал каждую часть его тела.

— Подделка… — глухо отозвался он.

— Ну, не совсем. Но Франческа сказала, что некоторые камни фальшивые.

— Они были настоящими, когда я продавал украшение Матильде. Мы отдавали его на экспертизу.

— Теперь все изменилось. Послушай, они наняли частного детектива. Судя по всему, он сумеет докопаться до истины.

— А Кэт знала о фальшивых камнях, когда отдавала его? — Не дождавшись ответа от сестры, Гейб повысил голос: — Отвечай, Люсия. Она знала, что ожерелье поддельное?

— Прости, Гейб. Да, знала. Что ты теперь будешь делать?

— Докопаюсь до истины сам.

— Не сделай ей больно!

— Постараюсь, — отрезал он.

Черт. Черт. Черт. У него почти получилось. Впервые в жизни он доверился кому-то. Сумел поверить в сказку, существование которой отрицал.

Это все из-за ее глаз. Милых, невинных глаз, глубоких и чистых, как горные источники. Она казалась такой искренней. Такой открытой. И еще это инферно. Она тоже прошла через боль и через предательство, и от этого они стали еще ближе. Несмотря на тени прошлого, они доверились друг другу. Сердцем и душой.

«Идиот. Дурак. Она тебя обманула». Ему следовало потребовать экспертизы ожерелья. Куда подевалось его знаменитое деловое чутье и хватка?

Просто он очень хотел поверить. Он желал обладать Кэт, сам подтолкнул ее к свадьбе. Итак, теперь она принадлежит ему. И вопрос в том…

Что теперь с этим делать?

Рождественские огни в окнах напротив — вечные символы несокрушимой веры — призывали к надежде и миру. Гейб крепче прижал ладонь к холодному стеклу, пытаясь унять пульсирующее беспокойство — постоянное напоминание о его связи с Кэт. И прислушался к тихому голосу, идущему из самой глубины его сердца и убеждающему его в том, что он не прав. Должно быть объяснение всему происходящему.

Этот голос говорил ему, что надо учиться доверять любимой женщине.

Гейб принял решение.

Глава 10

Зазвонил мобильный Кэт. Она быстро сняла перчатки и вытащила аппарат из кармана пальто. Увидев номер входящего звонка, Кэт задрожала.

— Счастливого Рождества! Готова к празднику?

— Почти. — Голос Франчески звучал не менее натянуто, чем голос Кэт. Очевидно, она тоже стремилась скрыть под маской веселья и воодушевления не самые лучшие новости. — О, Кэт. Мне очень жаль. У меня плохие новости. Точнее, не совсем плохие, но и не очень хорошие.

Кэт продолжала идти, приподняв воротник, чтобы защититься от пронзительного снежного ветра. Но с каждым шагом ноги слушались ее все хуже и хуже.

— Насколько все плохо?

— Некоторые камни фальшивые. Но само ожерелье оригинальное. Как и большинство камней.

— Сколько фальшивок?

— Шесть. — В трубке раздалось многозначительное молчание. — Самых больших, к сожалению.

Шесть? Так много!

— Вам удалось их отследить?

— Да. С восстановлением ожерелья проблем не возникнет. — Голос Франчески заметно смягчился. Но от этого Кэт стало еще тревожнее. — Примо собирается их выкупать, как мы договаривались.

Перед глазами Кэт поплыли толстые пачки купюр.

— Сколько это стоит? — Противный комок в горле мешал ей говорить четко. — Я понимаю, что ты не можешь назвать точную сумму, но примерно.

Цифра заставила ее колени подогнуться. Кэт остановилась около очередной витрины, украшенной к Рождеству. Она попыталась сосредоточиться на изучении декорации, приводя бешеный хоровод мыслей в порядок. На нарядную елку падали искусственные снежинки, а вокруг елового ствола ездил по рельсам железный игрушечный поезд. На улице шел настоящий снег, отражая свое искусственное подобие. Внезапно Кэт почувствовала его леденящее прикосновение на своем лице и руках. В этом году Рождество будет морозным.

— Кэт? Ты меня слушаешь?

— Да, Франческа. Спасибо тебе. Держи меня в курсе, ладно?

— Попытайся не волноваться, — подбодрила ее Франческа. — Уверена, Примо уладит этот вопрос с Гейбом.

— Нет. Нет, это только моя проблема. Мне ее и улаживать с Гейбом.

— Как скажешь. Хорошего вам праздника.

— И вам.

Кэт продолжала стоять у витрины, думая о рождественских мечтах и надеждах. Неудивительно, что бабушка не хотела продавать Гейбу ожерелье. Она не смогла бы это сделать, продав самые большие бриллианты. Но зачем ей это было надо? Из-за болезни? Или она потеряла большую часть своего состояния в последние годы из-за экономического кризиса? Какая-то бессмыслица. Зачем продавать камни по отдельности, если Гейб предлагал выкупить все украшение? Он был готов заплатить любые деньги, не задумываясь.