Демон против люфтваффе - Анатолий Матвиенко

Дальние раскаты артиллерийской канонады, ничуть не похожие на грозовые, нарушают уют и покой. Провинциальной идиллии приходит конец.

Мы встретили колонну беженцев с севера. Уходят со стороны запада и Данцигского коридора в центральные области, будто в Польше осталось безопасное место. Много евреев – им хуже всего под оккупантами. Ни одного автомобиля, их имеющие, видимо, давно уехали. Брички, крестьянские подводы, велосипеды, основная часть народа идёт пешком. В поезда не вбиться, там сплошь армейские перевозки. Спасение – только в собственных ногах. Иллюзорное и весьма недолгое спасение.

Нас догнала Бася, четырнадцатилетняя дочь Ванды, оседлавшая велосипед. В Польше и Белоруссии этот двухколёсный транспорт почему-то зовут "ровар". Сказала, что в школе прекращаются занятия – кто-то из учителей уезжает, кто-то мобилизован на фронт.

Следующая скверная новость, словно нашкодивший чёрный кот, настигла нас у порога дома Ванды и Баси. Дверь выбита, внутри порезвились мародёры. Волна, поднимающая толпы беженцев, неизбежно баламутит человеческий отстой с самого дна общества. Девочка кинулась в рёв, а хозяйка с истинно шляхетской гордостью, хоть и не принадлежит к старой знати, хладнокровно заявила:

– Это не самое большое горе. Бася! К нам в доме зашли совершенно посторонние люди. Стыдись! В твоей комнате не было прибрано.

Пани достала из хитрого тайника отложенные злотые.

– Я завтра попрошу денег на аэродроме и возмещу вам!

– Ни тшеба. Скоро в Торуне в ходу будут не злотые, а немецкие марки. Отдыхайте, пан пилот.

Она метнулась в склеп (магазин) и накупила целую сумку еды взамен украденной. Бася привела дом в порядок после грабителей. Я заметил, что скудный ассортимент в опустошённом войной прифронтовом склепе куда обширнее, чем в московских гастрономах мирного времени.

Вестовой поднял меня в четыре утра. Здесь нет ничего похожего на советскую службу ВНОС (8), если и было – развалилось. Вчера Люфтваффе бомбило польские позиции в районе Быдгоща. Оттого местный воевода вызвонил Матецкого с просьбой прикрыть их с воздуха. Четырьмя истребителями, считая И-153! Хотя вряд ли во всей армии наскребётся больше двух десятков машин.

"Чайка" заправлена, киль украшен четырёхугольником польских ВВС. На мне местное лётное обмундирование, в карманах никаких документов и знаков различия. Правда, если окажусь в немецком расположении, это не спасёт.

Станислав Скальский с ведомым стартовал первым, у меня на хвосте – Анджей Збых, полный новичок. Ему поручено держаться да посматривать, добавляя мне забот, как бы его не потерять. Смерть ведомого – грех на душе ведущего. Не доглядел, не научил…

Внизу мелькнула тёмная дорожка Вислы. Она неторопливо течёт на север от Варшавы и в Торуни неожиданно сворачивает на запад. В рассветных сумерках вода кажется неподвижной, будто асфальт. Набережная окружена прямоугольниками черепичных крыш с тёмными провалами между домами.

"Слышишь, Ваня, хорошо моторчик лопочет на капиталистическом топливе. А ты твердишь: всё лучшее – советское".

"Особенно их аппараты впечатляют".

Тут – да. После набора высоты я держусь позади пары Станислава. Никогда бы так не летел в одиночку или с другим И-153. В результате жалкие сорок километров тащимся чуть ли не четверть часа, потихоньку набирая высоту. На месте выясняется, что зря ёрзал в нетерпении – гансы не соизволили прибыть на рандеву.

8. К органу дыхания ВНОС отношения не имеет. Это – воздушное наблюдение, оповещение и связь.

Ещё минут тридцать покружились, забравшись тысячи на четыре, где по-настоящему похолодало, несмотря на сравнительно ясную погоду и редкие кучки облаков. Немцы показались двумя эшелонами и чуть южнее. На нашей высоте – "Юнкерсы-87", отличаемые благодаря толстым обтекателям шасси. Шестёрка точек повыше и сзади не может быть ничем иным, нежели "Мессершмиттами". Самое время демонстрировать полякам – я готов только языком трепать или правда чего-то стою.

Скальский и не попытался рвануть наперерез "Юнкерсам". Сбить сложно, сверху тут же навалятся истребители. Ценой себя и машины спасти закопавшуюся в окопы пехоту от нескольких пятидесятикилограммовых бомб? Считаю, он правильно рассудил. По Испании помню – мы их отлавливали на выходе из пикирования. Понятно, что "Мессеры" не проморгают. Но будем решать проблемы по мере их поступления.

Скоро понял, что переоценил поручика. Он рановато ринулся вниз, надеясь перехватить на выравнивании головную "Штуку" или одну из средних. Зачем? Сзади наезжает следующий ганс, и как только у него прояснятся глазки после перегрузки, аккуратно подстрелит из курсового пулемёта МГ. Поэтому я покачал крыльями, предупреждая Анджея о начале приключений, и выписал горку, чуть зацепив нижний край облачности, на что убил лишнюю минуту. Потом крутанул бочку и рассмотрел следующую картину: "Мессеры" собачьей сворой рванули за Скальским, а последний "Юнкерс" перевернулся на спину и свалился в пике. Занавес поднят, герры и паньство, наш выход!

Внизу дым, огонь и прочее непотребство. Сухопутные позиции, по которым отработали "восемьдесят седьмые", становятся неуютным местом – это по Испании знакомо.

Прелесть охоты на "Штуку" в том, что в падении, близком к отвесному, стрелок созерцает чистое небо, пилот – цель и сетку угла пикирования, потом на них наваливается перегрузка, когда машина выходит в горизонталь. Ни черта не слышно, в снижении воет иерихонская труба, пугает пехоту, тональностью рёва рассказывая лётчику про скорость сброса высоты.

Мне же не надо вычерчивать правильную траекторию бомбометания, оттого в глазах не темнеет. Важно лишь рассчитать скорость, чтобы, скользнув над пожухлой осенней травой, вывернуть ему в хвост чуть снизу, в мёртвой зоне задней турели, не врезаться и не проскочить. Если за спиной полторы-две сотни вылетов, не справиться сложно.

"Юнкерс", прошитый метров с пятидесяти в решето, вздрогнул и как ни в чём не бывало продолжил полёт, лишь рыскнув в сторону и сбивая мне прицел. Пресловутая немецкая живучесть и надёжность… Деревянные машинки, особенно старые "Хейнкели" и "Фиаты" испанских времён, в таких случаях вспыхивали радостно, будто ждали и готовились.

Я матюгнулся сквозь зубы. Наверняка экипаж орёт в эфир истребителям: "Ахтунг! Полен!" Не сомнений, что наездники "Мессеров" не подозревали о нашей парочке. К концу второй недели войны появление Скальского с ведомым их удивило, другая двойка – вообще за гранью реальности.

Резким виражом сдёрнул в сторону, чтобы погасить избыток скорости и не вывалиться вперёд на радость его пулемёту, затем крутнул обратно. Всадил длинную очередь вдоль фюзеляжа, вроде хватило. ШКАС – капризная машинка, но пока работает, стреляет быстро. "Чайка" скользнула в каких-то метрах над "Юнкерсом", оставив факел позади. На миг я представил постно-праведную рожу ангела. Доволен, небожитель? Хотел меня в Королевские ВВС забросить! Две германских души отправляются в преисподнюю, пока Британия только кулаком грозит из-за океана.

До следующей жертвы метров триста, полный газ, и это расстояние живо уменьшается. Просто сказать – полный газ. Нужно ручки передвинуть, отрегулировав шаг винта, открытие створок, проверить температуру масла. Не представляю, как с техникой начинающие договариваются – на И-15 всё было несравнимо проще. В этой машине управление ей требует массы внимания и телодвижений. На войну и высматривание врага едва хватает времени.

Тут я увидел неприятную тень моего ведомого. Он оторвался и на полном скаку свалился на вторую "Штуку", остервенело поливая сверху из "Гочкисов". "Юнкерс" паф-паф-паф в ответ. Сдуру может повредить польскую "Чайку".

Самое скверное – несёмся на запад, уже над территорией, занятой Вермахтом. Понимая, что Збыха от "Штуки" не оторвать, я догнал немца и ввалил ему. Крепко, бескомпромиссно, пока дымок не заструился. От пожара или форсажа, не стал выяснять, некогда уже. После круто вывернул на восток, Анджей за мной. Что у Станислава – не знаю, из моего поля зрения он исчез.

"Мессеры" настигли нас парой над кварталами Быдгоща. Моему И-153 увернуться – не проблема, на горизонтальном маневре ни один ганс со мной не сравнится. Но убей Бог не хочу терять ведомого. Попробовал подняться к облакам. PZL начал отставать. Видно, заигравшись со "Штукой", перегрел мотор или поймал цилиндрами шальную пулю.

Такая у меня альтернатива. Вариант раз. Немцы приближаются, в тысяче метров над головой спасительные облака, если нырну в них – ауфидерзейн, в сорока километрах Торунь, найду её по компасу вслепую. Но без ведомого. Вариант два, он на уровне психлечебницы – ввязываться в бой с двумя лучшими истребителями в мире, имея огрызок боекомплекта.

Будь проклят, ангел. Ручку на себя, петля… Представляю рой мыслей у обоих гансов. Прямо по курсу – одинокая, дымящая мотором "Чайка", её кучер не спасается с парашютом, а упорно понукает кобылку к стойлу. Второй не сбегает, пользуясь истреблением ведомого, начинает куражиться в пилотаже. "Мессершмитт" с работающим двигателем всегда может выйти из боя. В том его сила – нападать только с выгодного положения, настигая противника, прерывать неудачную атаку по желанию.