Разбойный приказ - Андрей Посняков

– Бог в помощь, Иван Еремеич!

– Счастия и удачи, Епифан Кузьмич!

Купцы знали себе цену – шли гордо, лишь изредка кивали знакомцам, правда, когда шли мимо таможни, все, как один, приветствовали нового таможенного монаха, поставленного заместо прежнего, умертвленного неведомыми лиходеями Ефимия.

Увидев нового таможенника, Пронька опустил глаза и вздохнул, видать, неспокойно было на его душе – помнилось, что Ефимий-то был убит при его, глупня, посредстве. Интересно стало парню: а как вообще, хоть что-нибудь прознали по сему разбойному делу? Может, новый таможенник что слыхал?

Митька-то с Василиской сидели себе неприметненько на возу, опасаясь попасться на глаза введенским людям, а вот Прохор решил-таки дойти до таможни. Силен был молотобоец, враз дорожку проложил сквозь многолюдство, уже до самой важни дошел, вот и таможня, рядом – да не тут-то было!

Чья-то сильная рука схватила парня за плечо. Тот обернулся, готовый в один момент нанести хороший удар, от которого неведомый наглец покатился бы вверх тормашками, занес кулак… И тут же застыл в страхе, узнав в наглеце старого своего хозяина Платона Акимыча Узкоглазова.

– Ты что же это от меня сбег, Проня? – нарочито ласково произнес Узкоглазов. – Али я тебя не кормил, не лелеял?

– Да не сбег я, – Прошка передернул плечами. – Просто у Сарожи налетели тати.

– Тати? – Платон Акимыч недобро усмехнулся. – Ну-ну, говори, говори…

– А я ведь и еще кое-что могу рассказать, – с угрозой напомнил Прохор. Ведь это Платон Акимыч поручил ему ударить таможенного инока, и никто другой. Так что и нечего тут теперь выпендриваться. Ишь – беглым обзывает.

– Ла-адно, Проня. – Узкоглазов осклабился, силясь изобразить на бородатом лице самую радушную улыбку. – Пошутил я. Разве ж мы с тобой чужие? Рад, рад, что вернулся! Дай обниму.

Обнялись, чего уж. Прохор и напрочь позабыл про заключенный с холмогорским приказчиком договор, рад был, что все по-прежнему будет… Нет, все же вспомнил!

– Платон Акимыч, дозволь с дружками парой слов перемолвиться, а уж к ночи на твой двор приду!

– С дружками? – подозрительно прищурился Узкоглазов. – Что там еще за дружки? Поди, беглые?

А ведь угадал, псинище!

– Не, Платон Акимыч, – Прошка ухмыльнулся. – Нешто можно с беглыми-то дружиться? Я быстро сбегаю… К ночи приду, а с утра поди и работать?

– Хм… – Платон Акимыч вроде как что-то просчитывал про себя, думал, после чего, придержав Прохора за рукав, доверительно отвел в сторону, к важне. Оглянувшись по сторонам, понизил голос: – Вот что, Проша, коль ты уж все равно с дружками встречаться будешь, так заодно и порученьице мое исполни.

– Исполню, господине, – парень приложил руку к груди и поклонился. То не худо – хозяйское порученье исполнить, лишь бы оно таким, как в прошлый раз, не оказалось!

Узкоглазов словно прочел вспыхнувшую в голубых глазах молотобойца тревогу.

– Не, – успокоил. – Морды бить никому не надо. Должок отнесешь. Эвон…

Платон Акимыч достал из висевшего на поясе кошеля-«кошки» горсть мелких серебряных монет – денег, отсчитал прямо в подставленные ладони парня.

– У часовни за Вяжицким ручьем переулочек знаешь, Собачье устье называется?

Прохор задумался:

– Ну, кажись, знаю. А не знаю, так спрошу.

– Сыщешь там дом Онашкиных, скажешь, что от меня, деньги вручишь лично хозяину, Тимофею Руке. По левой руке его и узнаешь – она у Тимофея обожженная. Как сполнишь, доложишь. Да не торопись сейчас идти, дождись темноты. Ну, ступай.

Кивнув, Прохор направился обратно к обозу. Проводив парня пристальным взглядом, Узкоглазов живо подозвал к себе пробегавшего мимо мальчишку:

– Заработать хошь, паря?

– Знамо, хочу, милостивец!

– Дуй на Стретилово, к бабке Свекачихе. Скажешь – от Платона Акимыча. Пусть как можно скорее подошлет Ваську Москву на постоялый двор Акима Королькова, что супротив гостиного двора. Запомнил? А ну повтори!

– Значит, так… На Стретилове сказать бабке Свекачихе, что от Платон Акимыча, пусть пришлет Ваську Москву на постоялый двор Королькова. Так?

– Так… Ну, голова!

– А раз так, то гони пуло, милостивец!

– Пуло? – Узкоглазов усмехнулся. – Ну ты, парень, и хват. Вот тебе «полпирога», – он бросил мальчишке медяху. – Как все сполнишь, придешь к Королькову, там получишь еще столько же. Ну, беги!

Засверкав босыми пятками, мальчишка вприпрыжку припустил вдоль по широкой Белозерской улице.

Улыбнувшись, Платон Акимыч перекрестился на соборную церковь, пригладил бороду и неспешно пошел к паперти.

– Ой, господине! – углядев хозяина, кинулись к нему слуги. – А мы-то думали, куда наш родимец делся?

– Куда надо, туда и делся! – Узкоглазов желчно сплюнул наземь. – Так, вы двое – пшли к дому, а ты, Федька, и вот, Терентий, – со мной.

Федька с Терентием – рослые молодые парни – поклонились и вслед за хозяином направились на постоялый двор Акима Королькова.

Когда Прохор вернулся к возам, Иванко-приказчик уже был там.

– Ну вот, – весело подмигнул он. – Все и сладилось. Имеется грамота архимандрита к Введенской игуменье Дарье – это для вас, – Иван посмотрел на Митрия и Василиску. – Ну, а насчет тебя, Прохор… Монастырский старец Пимен завтра сразу после заутрени зайдет к хозяину твоему, Узкоглазову. Я полагаю, договорится.

– Ой, – Прохор хотел было сказать, что только что, позабыв уговор, согласился вернуться в работники к Платону Акимычу, но прикусил язык, постеснялся. Эко, скажут, удумал. Хозяин хозяином, но уговор-то дороже денег! Эта мысль крепко сконфузила парня, и теперь он мучительно соображал, как выкрутиться. Нет, поручение Узкоглазова нужно было выполнить, деньги передать – это вне всяких сомнений, ведь Прохор был человек честный и вовсе не хотел прикарманить чужое серебро. Значит, отдать, отнести – это во-первых, а во-вторых… возвращаться ли потом к Платону Акимычу? Это еще посмотрим! Коли не врет приказчик, так, быть может, и впрямь уговорит хозяина монастырский старец Пимен? На Узкоглазова-то, в учениках, считай, бесплатно горбатишься, за еду да конуру, аки пес цепной, а здесь приказчик все ж какую-то деньгу обещал. Интересно только, что делать заставит? Как бы не морды кому бить! Ну, уж Митьку-то – точно не морды.

– Ну, братцы, – Иванко потер руки, – теперь бы и на ночлег. Где тут поблизости постоялый двор, не слишком дорогой, но и не из дешевых?

– Постоялый двор? Да эвон, напротив, у Королькова, – махнул рукой Прохор.

– Не, Проша, – Митрий деловито вмешался в беседу. – У Королькова двор приличный, то верно, однако ведь и многолюдный весьма. А нам, – он хитро взглянул на приказчика, – как я понимаю, лишняя сутолока и ни к чему бы.

Иванко захохотал:

– Верно понимаешь, Дмитрий. Ну, так тогда где?

– На Береговой улице неплохой двор есть, монастырский, – подумав, порекомендовал Митька. – Тихо, спокойно, нелюдно… Правда, купцов туда могут и не пустить, там все больше для знатных паломников. Хотя, – отрок усмехнулся, – если кой у кого грамоты архимандричьи имеются, то, думаю, того хоть в какой двор пустят.

– Ох, умен ты, Димитрий, – приказчик качнул головой. – Аж страшно!

– Так его сыздетства Умником кликали! – громко расхохотался Прохор.

Принадлежащий Богородичному монастырю постоялый двор, один из многих, оказался, как и говорил Митька, весьма приличным: в людской зале, небольшой, на два длинных стола, и уютной, висели иконы в серебряных окладах, под образами горели лампадки, а на столе в подсвечниках настоящие восковые свечи, что, конечно, совсем не то что чадящие сальные. Управитель двора, чернец Аристарх – импозантный, с красивой черной бородкой и в рясе дорогого сукна, встретил гостей приветливо, но в приюте вежливо отказал: дескать, постоялый двор этот лишь для духовных особ, а торговым гостям сюда уж никак невмочно. Сказал и улыбнулся, посоветовав двор Королькова.

Выслушав чернеца, Иванко тоже улыбнулся, еще вежливее, обернулся – людская была пуста – и, по-свойски подхватив брата Аристарха под руку, отвел к дальней стене, пошептаться. Через некоторое время вопрос был улажен: все трое получили в свое распоряжение просторную светлицу, а Василиска – небольшую горницу с печью.

– Ночесь-то и морозец может грянуть, – пояснил Аристарх. – Вы-то перебьетесь, а вот девица… Не в послушницы ль собралась, дщерь? Тогда б тебе лучше в Введенской обители ночевать.

– Не, не в послушницы, – потупив глаза, отозвалась девушка и, вздохнув, призналась: – Сама не знаю куда.

Покачав головой, чернец велел служкам проводить ребят, сам же отвлекся на новых гостей, коим оказались старые знакомцы: дьяк Каменного приказа Мелентий с троицей служилых людей и с ними – Анемподист-тонник!

– Вот так встреча! – спустившись вниз, Иванко не поверил своим глазам. Поклонившись дьяку, придержал за рукав чернеца. – Ты-то каким чудом здесь, монаше?