Человек рождается дважды. Книга 3 - Виктор Вяткин

— А так же, как и ты! — усмехнулся Краснов, — Мешал кому-то. Видно, нельзя мне тут больше оставаться. Поеду в Боготол. Там я родился. Там и начну жить заново.

— Но почему бы вам не переговорить с Никишовым?

— Да разве это такой человек, с которым можно говорить по душам. Нет, Юрий.

Он встал. Матросы суетились у лебёдок. Капитан с мостика оглядывал причал.

— Кажется, пора. Я обязательно сообщу о себе.

— А где ваша семья?

— Вот вся моя семья, — показал Краснов на овчарку. — Шулин завещал. Так вот мы с ним вдвоём и потащимся в новую жизнь, — Он вздохнул, поправил фуражку. — Как вспомню старика, самому себя стыдно. Хотелось бы так же прожить. Ну да будут впереди светлые дни. Мы с тобой Ещё встретимся, Юрка. Всё, давай попрощаемся, и в разные стороны.

Краснов подхватил чемоданишко и, не оглядываясь, пошёл к контролёрам, легко взбежал по трапу и затерялся в толпе пассажиров.

Управление Берегового лагеря разместилось во вновь отстроенном пятиэтажном здании. Ещё пахло известью, сырой штукатуркой и краской.

Начальник управления полковник Васильев встретил Юрия любезно.

— Ага-а! За народом прикатил? Давай, давай! Тут Есть из кого выбирать, — заговорил он, пожимая руку.

Юрий вынул списки заключённых, подлежащих переводу в строгорежимные лагеря, и положил на стол.

— Это проверенные годами, высококвалифицированные специалисты. Управление заводов тоже ходатайствует.

Васильев пробежал глазами фамилии людей и одобрительно кивнул.

Полковник тут же вызвал начальника контрагентских работ и распорядился подготовить наряд для отправки всех в Нексиканский лагерь.

— Зачем держать инженеров в шахтах, пусть работают по специальности.

Юрий всё время думал о Белоглазове. Но как спросить? Не накликать бы беду.

— А осуждённых по пятьдесят восьмой, тех, что заканчивают срок, вы забираете?

— Не мы, а там! — махнул в угол полковник. — Дело-то, надо думать, не в статье, а в благонадёжности.

— В Чай-Урьинских лагерях работает инженер Белоглазов. Вы не сможете сказать…

— Почему же? — перебил полковник. — Пожалуйста! — Он поднял трубку и с кем-то переговорил. — Знаешь человека-то? Да ты не мнись. Меня не бойся, помогу.

Почти сразу же позвонили. Васильев слушал, покачивая головой.

— Давай, давай направление. — Он положил трубку и взял шинель, — Наряд получи сам, а то турнут куда-нибудь — чёрта с два-найдёшь. С одним человеком кому охота возиться. — Он взял Юрия под руку. — Проведу тебя в лагерь, говори с кем хочешь.

Машина, выскочив на Колымское шоссе, покатилась за город к пересыльному пункту.

— Чёрт знает кого только не навезли и откуда, — снова заговорил Васильев. — С Маньчжурии, с Порт-Артура, с Прибалтики. Там и изменники, и пособники, и просто не разберёшь кто Ещё. Много инженеров, мастеров, военных.

Заключённых на работы не выводили, и на пересылке было многолюдно. Высокий забор увит проволокой. В лагере Ещё тюремного режима нет, но на двери бараков уже навешены наружные замки. У каптёрки — целая гора разрезанных для параш бочек.

Заключённые ходят по одному, опасливо поглядывая на вышки. Встретившись, быстро расходятся, говорят тихо. Некоторые сидят на завалинах и дремлют. У многих белые нашивки на фуражках выше козырька, на спинах и коленях. На нашивках буквы и цифры, написанные чёрной краской. Людей масса, а тишина удручающая.

Юрию всё же пришлось посидеть за картотекой. Заключённых много и всех не спросишь. Молодой лейтенант вынимал карточки специалистов и коротко сообщал:

— Ильменецкий. Инженер строитель. 1-Б — это значит из штатских, у военных 1-А. Измена Родине…

Юрий заносил фамилии в списки, проставляя номера бараков. Отметил про себя, что сроки у новичков большие.

С этим же лейтенантом он прошёл по баракам. Уже смеркалось. У столовой выстроилась очередь. В проходную вошла новая колонна заключённых, видимо, с парохода.

В стороне у каптёрки стоял коренастый седой человек в синем рабочем костюме, оглядывая прибывших.

— Кротов? — неуверенно окликнул Юрий.

— Юрий Евгеньевич, — сдёрнул тот фуражку. — Говорят, человек с человеком… — улыбнулся он, разглаживая нашивку. — Вот и я наконец выслужился. Высший лагерный чин, четыре погона — всё равно что маршал! Но чёрт знает почему — куда угодно, но только не на плечи! Слышал, что в лагере появился вербовщик, но что это вы, не полагал.

— Если знали о вербовщике, почему же не подошли? — Юрий тут же вынул тетрадь с записями и карандаш.

— Не хлопочите, лёгкие хлеба не для меня. Теперь снова моложе. Новый срок, значит, начинай всё с начала. Чёрт знает что за заботливые люди пошли: не успел закончить первый, как извольте…

— Вас опять судили?

— Просто особое совещание пересмотрело моё старое дело.

— Видимо, война Ещё больше перемешала выгребные Ямы с ручьями. Пройдёт время и отстоится, — неловко заметил Юрий, не зная, как утешить Кротова.

— Не сомневаюсь. Потому и стремлюсь на «Утинку». Теперь снова вводятся зачёты для шахтёров — три дня за один. Я отличный бурильщик. Моё место на руднике. Там и дождусь… Строгости Берегового лагеря меня не смущают — бежать не собираюсь… А того, что прежде было в лагерях, сейчас не будет, не то время.

— Вы уверены?

— Да. Вон и памятники воздвигли, — стрельнул он насмешливо глазами на вышки. — Почему, думаете? Время другое — но и люди другие. Большинство из вновь осуждённых годами в обнимку со смертью спали. Это уже не то что я или он, — кивнул Кротов на глубокого старика, Еле передвигающего распухшие ноги. — Мы все верим, ждём, надеемся. А эти не верят ни в чёрта, ни в бога, ни в Его десницу. Их скрутить труднее. — Он надел фуражку, поправил козырёк. — Случится быть на «Утинке», навестите.

Пароход утюжил волны, оставляя за собой пенистую дорогу. Показались Японские берега. Потянуло мягким теплом. Пассажиры выбрались на палубу и грелись на солнце. В кормовом трюме вывозили актированных инвалидов: измождённых, со следами колымских морозов на лицах. Краснов стоял у борта и глядел в море. Мимо проплывали водоросли, желтоватые пятна медуз, а впереди корабля, как торжественный эскорт, уже целый день плыла стайка косаток.

Какой-то худой человек с лицом серым, словно прихваченная морозом картошка, чинил суровыми нитками брюки. Он был сед и грязен. Давно не мытые и не чёсанные космы волос скатались на шее. Воспалённые глаза убого щурились. Беззубым ртом он держал иголку, разглаживая заплату, отчего лицо казалось злым. Рядом лежал костыль. Пальцы рук тряслись так, что он никак не мог подвернуть край заплатки.

Вид человека потряс Краснова. Он немало встречал искалеченных людей, но в этом инвалиде так мало осталось человеческого.

Море обмывало борта парохода. И не было Ему никакого дела, куда плывут эти люди. Что ждёт их впереди? Кому нужны эти обломки человеческих существ?

Из салона вышло несколько военных. Их смех, довольные голоса прокатились по палубе.

— Значит, к родным пенатам? На Большую землю? Хорошо. Завидую, завидую! — гремел чей-то смеющийся голос— Ну, Агаев Ещё туда-сюда. Может, и верно болен. А вам, полковник, с таким здоровьем?

— Хватит, майор, хватит. Всё главное и трудное сделано.

— И куда же?

— В распоряжение министерства. Есть предложение перейти на хозяйственную работу. — Краснов узнал голос и оглянулся. Неподалёку от него Зорин прикуривал от зажигалки Агаева, а молодой незнакомый майор швырял в море кусочки хлеба. «Ну их к чёрту». — Краснов снова облокотился на перила и опустил голову.

— Эй ты, красавчик, — вдруг окликнул Зорин человека с иголкой. — Не всем же приятно смотреть на твоё рваньё.

Тот вздрогнул.

— А ну, быстро! — уже повысил голос Зорин.

Лицо человека сморщилось, рука старчески затряслась и не смогла совладать с костылем.

— Ну-уу… — выдавил Зорин сквозь зубы. Инвалид рванулся и скатился по лестнице в трюм.

— Подлец. И вылез же на самые глаза, — злобно сплюнул Зорин.

— Подлец! — глухо повторил Краснов.

— Что вы имеете в виду? — насторожился Зорин.

— Один подлец пытался и меня сделать таким же обломком только потому, что я был честней Его. — Краснов посмотрел полковнику в глаза. — Это были вы, Зорин.

Тот отшатнулся и схватился за задний карман брюк.

— Ай-ай-ай! Сразу и за пистолет, — усмехнулся Краснов. — Напрасно боитесь, полковник, я брезглив. Мне просто хотелось напомнить о нашем разговоре. Видите, я на своих ногах и уже в дороге. Не теряю надежды встретиться Ещё.

Агаев что-то рассказывал майору, тот хохотал. Но на палубе стихли и прислушивались к словам Краснова.

— Вы, кажется, храбро удираете, — продолжал насмешливо Краснов. — Разумно. Но от себя не уйти. Хозяйственник из вас никогда не получится. Душа тут нужна, а не железо…