Соблазнить верную (СИ) - Золотаренко Татьяна

– Тебя ведь не было при той ситуации, – рассмеялась смущенно Аня.

– Я увидел эту сцену уже в полном разгаре из окна кабинета физики, если помнишь, на третьем этаже… пока выбежал во двор…

– Ясно, не успел мне на помощь…

Он улыбнулся.

– Да, правда, испугался за тебя. Эти ироды безголовые были способны на все.

– Не стоило переживать, – с наигранной надменностью убеждала она. – Получила бы по заслугам, если что.

Он не стал прекословить, а продолжил свою речь:

– Главное, что именно тогда я понял что ты – борец. А, как правило, борьба за справедливость – вещь неблагодарная. Такие смельчаки как ты всегда на примете у тьмы, потому как становятся помехой на ее пути уничтожения человека. Поэтому в твоей жизни что произошло?

– Что?

– Тебя стали искушать сойти с этого пути борца, убедили в том, что это сложно и у тебя нет на это времени: мать пьет, младшая сестра требует внимания, в семье нищета, а еще хотелось любви, счастья, денег… То есть ты ушла от великого и сконцентрировалась на обыденном, что постоянно делает каждый из нас.

– Да, по сути, нужда заставила меня выбрать не ту дорожку. И неумение с трудностями справляться человеческим способом.

– М-да, – вздохнул Володя, – я упустил из виду момент, когда ты колдовством увлеклась. Замечал только, как ты с малой суетилась, по дому управлялась, мать пьяную на себе таскала… Уже потом, позднее услышал о твоих гаданиях и магических штуках… Вся школа об этом говорила. И я опять тогда опоздал…

– Да, в школе ты был не пунктуален, я тебе скажу.

Эта ирония вызвала у него улыбку.

– Такой незначительный недостаток мог стать причиной твоей гибели, – задумчиво произнес он. – И этого я не смог бы себе простить. Тогда многие люди были бы лишены твоей любви и помощи…

– Ой, я умоляю, не преувеличивай, Вова, – с какой-то раздражённостью она откинулась на спину и взволнованно уткнулась взглядом в темноту. – Прямо мир бы канул в бездну без меня…

– Нет, – он повернулся на бок и заботливо притянул ее к себе. – Не канул бы… Но… родная моя, где те сережки, которые я подарил тебе на твой день рождения?

Она молчала, потому что чувствовала его осведомленность ответом.

– Ты сдала их, чтобы помочь Анжелке тети Вали, верно?

– Стоял вопрос между жизнью и смертью.

– Это чужие тебе люди… Абсолютно чужие, через раз здоровающиеся с тобой и регулярно обливающие грязью нашу семью.

– Мы перед Богом равны, ты сам говоришь.

– Я ведь не говорю, что ты плохо поступила. Более чем благородно. Вот в этом вся твоя суть, моя дорогая. Откуда же будет у твоего ребенка отдых, если ты раздаешь деньги на благотворительность подобного рода?

– У Анжелки тоже дочь. Она могла остаться сиротой.

– Я люблю тебя.

– И я тебя. Прости за серёжки.

– Ничего, новые купим. Лучше бы от хлама своего избавилась. Романтического…

– Это антиквариат, доставшийся мне от бабушки, – смеялась она.

– Для меня это хлам.

– Почему ты всегда знаешь о том, что я делаю, и всегда молча наблюдаешь?

– Это потребность твоей души – делать добро. Лишить тебя этого равносильно тому, что беспощадно перекрыть кислород сердцу.

Что она за человек? С этой мыслью открыв глаза, Вадим ощутил на губах солоноватый привкус… Через распахнутые настежь окна в комнату влетал порывистый ветер, небрежно одергивающий белоснежные занавески, сквозь полупрозрачный гипюр которых просвечивалась морская синева и стройный женский силуэт.

Да, это она! Пришла вновь потеребить мужское сознание своим присутствием: с нежностью заглянуть в глаза, коснуться своими пальцами, будто перышком, его застывшего в изумлении лица, подразнить полуоголенным телом, скрывающимся под летящими "лепестками" изорванного белого платья… После этого она уйдет, бросив на прощание легкую улыбку… Хотя, может быть, в этот раз она проявит себя несколько иначе?

Его примадонна сорвала с окон занавески и отбросила их на растерзание ветру. Фрагменты одежды слетели с нее сами по себе. Представ перед Вадимом в одном белоснежном купальнике, изящно обрамляющим ее точеную фигуру, Аня взмахнула руками вверх и оттолкнулась ногами от подоконника.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он не бросился за ней так, как сделал бы это в реальности. Он позволил ей нырнуть в воду и искупаться в морской воде. Сам при этом четко ощущал на себе прикосновения прохладного потока к ее телу, погружение на глубину и облегчение при возвращении на поверхность.

Всю ночь она не дает ему покоя, будоража его сон, не позволяя даже на минуту придремать. Понимая, что сопротивление бесполезно, Вадим сдался, позволив этому видению полностью овладеть своим сознанием. Очевидно, разум пытался разобраться с чувствами к этой странной женщине. Сердце ничего не пыталось… оно сдалось в плен.

Порой Вадим, уставший от переживаний за последние дни, пытался отогнать ее от себя, заставляя пробуждаться ото сна. Но оставшееся обессиленным тело настолько нуждалось в отдыхе, что сознание оказывалось бессильным в борьбе за бодрствование.

Сюжет сна повторялся, но менялся эпилог. И Аня представала в разных образах – от самых жутких, до откровенных и чувственных. К каждому из образов у него, Вадима, сложилось свое мнение… И вот сейчас, немного разобрав ее таинственные роли, он вдруг понял – всех «Ань», которые ему снились, он узнавал по выдающимся качествам, и его отношение формировалось не к самой героине, которую он видел, а к ее порокам.

Вызывающий образ куртизанки его сумасшедше возбуждал, соблазнял перейти к воплощению своих фантазий, могущим принести невероятное наслаждение… но только Вадим порывался ощутить близость с Анной хотя бы во сне, как она тут же растворялась, одаривая напоследок злорадным смехом. Блуд, похоть – вот тот грех, к которому он не мог остаться равнодушным, изначально оказавшийся взаимным и ставший основой для его дальнейших чувств…

Танцовщица… Странный образ, менее распущенный, чем предыдущий, и менее манящий, поскольку танцевала она с ним не в паре, а рядом, конкурируя и будто принуждая исполнять пируэты после себя. Зачем она это делает? И почему он отвечает? И он понимал, она хочет показать себя лучше него… потому что завидует… И его чувства взаимны… Вадим жаждет утереть нос любому, кто хоть как-то пытается соперничать с ним в талантах. И Анна пыталась. Ее страстное исполнение роли вызывало в нем неистовое желание критиковать, дабы притупить ярое желание стать совершенней. Эх, в этом Ковалев мог признаться только себе и только в состоянии депрессии.

Королева… Он ненавидел этот образ более всего. Потому что тщеславие, которое владело его актрисой, подавляло не только его, но и ее – истинную, настоящую, хрупкую и женственную. Эта пиковая дама с амбициозным взглядом и решительной жестикуляцией только издавала приказы. И она манипулировала им настолько искусно, что он понимал это лишь после того, как покорно выполнял какую-то ее прихоть. Разве они у нее были? Разве она говорила о них вслух? Нет! Она управляла им исподтишка…

И лишь в самом конце этой феерии эмоций и образов, сменяющих друг друга во снах, перед ним предстала нежность. Поэтому он знал, что Аня прощается. Она наигралась в своем спектакле, эффектно справилась с тремя ролями и жаждет сорвать с себя все маски и уничтожить их. Это её желание он ощущал всем своим существом. Но только теперь становилось ясно: она не играла. Она боролась. Просто его мужское сердце эту борьбу воспринимало флиртом, желанием ответить на страсть и взять над ним верх в соперничестве. На самом деле она пыталась сбросить эти шкуры с себя, избавиться от этой ноши и уйти…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Он понял это, когда увидел ее прыгающей в море, и на себе ощутил облегчение, эйфорию от чувства свободы, оставляющую в сердце тоскующую пустоту… и гармонию.

От нее прощающейся веяло нежностью – такой мягкой душевной элегантностью… И какое-то время ее силуэт сновал совсем рядом, но Вадим не видел его, хотя мог так ясно чувствовать!.. Будто она умерла и рядом с ним остался только призрачный ветерок ее духа.