Наши трёхъязычные дети - Елена Мадден

Вершину популярности для младшего поколения нашей семьи заняли англоязычные книги. Когда Алеку и Ане хочется, чтобы им почитали, они обычно приносят книжечки Роджера Хардгривза (Roger Hargreaves) из серии о характерах («Mr. Impossible», «Mr. Fussy», «Mr. Rush», «Mr. Nosey», «Little Miss Splendid»…). Или книжки «Доктора Суса». Для меня – об этом уже заходила речь – они стали образцом литературы для детей. Читаются и перечитываются истории Мориса Сэндака (Maurice Sendak), поэмы о Мадлен-Маделайн (Ludwig Bemelmans), фантазии о фиолетовом мелке Гарольда (англоязычная детская литература научилась жить в «виртуальной реальности» раньше современной взрослой…).

Англоязычная литература для детей до того хороша, что мысль о простом знакомстве с сюжетами по инсценировкам (тем более переводам) даже не приходит в голову. И если мы всё же смотрим экранизации (например, «Mary Poppins» – старый американский фильм по всем статьям превосходит новый русский!), то, конечно, не по причине скудости литературного источника, оправдывающей эрзац. Суть дела как раз в совершенстве оригинала: оно привлекло других мастеров и обеспечило качество их работы – потому мы (счастливо) «обречены» на знакомство с «соавторами»…

Но не получилось ли так, что мы, с нашей любовью к английским книжкам, «навязали» детям определённый читательский набор? Вряд ли; папа детей просто подбирал обычную для любой англоязычной семьи библиотеку (от книг своего детства до новинок, что у всех на языке), я же, должна признаться, не всё из этого стандартного набора полюбила. Не нашла ничего особенного, например, в рассказах Юдит Керр (Judith Kerr) о киске Моаг или Рея (Hans Augusto Rey) – о любопытном Джордже, или в историях о паровозах («The Railway Series») – а дети просили перечитывать их вновь и вновь.

И ещё вопрос: корректен ли вывод о выборе в пользу «английской литературы»? не правильнее ли говорить о том, что наши малыши просто оценили хорошие детские книжки? Но если б это было так, тогда и российские дети, умеющие читать по-английски, полюбили бы эти книги – а такого не случается. В этом мы убедились, попытавшись дарить родным и знакомым детям из России книжки, в которых английский «стиль» особенно ощутим (того же «Доктора Суса»). Обнаружилось, что фурора подарки отнюдь не производят.

Ещё оговорка. Могут возразить: многие английские книжки переведены на русский и любимы русскими детьми. Но любопытно, что в переводах (переложениях, экранизациях и т. д.) «английское» во многом теряется! И не только игра слов – на русской почве английские сюжеты тоже претерпевают трансформации. Есть, например, русская экранизация (или импровизация на мотив Суса) «Кот в колпаке»; весьма симпатичный мультфильм, вот только фантазия в нём скорее умиляет, а не пугает своей беззаконностью, как это было у оригинального Cat in the Hat…

Пожалуй, «английский» литературный вкус Алека и Ани всё же несомненен.

В русской литературе тоже многое любимо (хоть, может быть, и не в таком объёме, как в английской).

Оба, и Аня, и Алек, полюбили «Самовар» Хармса (я разыгрывала стихотворение в лицах), великолепного Сутеева сами просили читать. И сказки… «Курочка Ряба» стала первой сказкой, которую Аня – по собственному желанию – пересказала, а «Репка» – первой книжкой, которую она захотела прочитать (Алекова первая книжка – «Колобок»).

Я не люблю бытовые сказки, перенасыщенные морализированием. Кажется, и у детей возникли проблемы с ними: сборник сказок в пересказах и обработках Л. Толстого, В. Даля, К. Ушинского слушали настороженно – и никогда не просили перечитывать. Трудно, правда, сказать, что именно воздвигло дистанцию, неизбежные «правила» (намёк-урок, непременная нагрузка сказочной «лжи», усиленная представителями «великой литературы») или бытовой жанр. Я заметила, что волшебные сказки воспринимаются, напротив, сверхэмоционально. Мы купили сказки, выпущенные издательством «Омега», длинные, с нечастыми картинками, – как ни удивительно, книга стала любимой у пятилетних малышей. Они не отпускали меня, пока я не дочитывала 30–40-страничные истории до конца.

Алека в восторг привели Емелины вёдра, сами шагающие домой, над печкой, которая идёт по улице сама собой, он от души – очевидно было! – хохотал.

Похоже, русская сказочная фантазия попала в резонанс с настроем английской литературы на эксцентрику и нонсенс?

Тут, кажется, и ответ на вопрос, в каких отношениях «английский» выбор с «русскими» приверженностями и предпочтениями, повлиял ли он на них.

Если присмотреться, многое из того, что понравилось по-русски, созвучно «английскому» стилю! Словесные игры («Кит и кот» и «Странное происшествие» Бориса Заходера, «Песенка про летний дождь» Михаила Яснова, «Эхо» из остеровских рассказов о котёнке по имени Гав, «Пудинг» Андрея Усачёва…). Путаница-небылицы («Людоед и принцесса» Генриха Сапгира, многое у Чуковского). Перенос в литературу «диснеевских экшн», с их безграничной изобретательностью в ужастиках во многих текстах, от того же Усачёва до Остера. (Кстати, остеровские «Задачки про близнецов» – один из немногих для Алека стимулов заниматься математикой…).

Очень понравились переводы с английского Чуковского, Маршака. А также «Аня в стране чудес» Набокова, книжки Александра Волкова и Заходера (переложения произведений Льюиса Кэрролла, Франка Баума и Алана Милна) – опять-таки, эхо английской литературы! Мы полюбили (читали и перечитывали) и «до-подлинники» «старинных английских баллад» от Вадима Левина, эти тонкие великолепные стилизации-квазипереводы («настолько новы, что англичане ещё не успели написать их подлинники»)…

В немецкой литературе хорошо приняли местного «Стёпку-Растрёпку» (Heinrich Hoffmann, «Struwwelpeter») и истории Буша о Максе и Морице – всё по той же причине? восприняли «жестокости» и «ужасы» как английские лимерики? как абсурдистские стихи – в духе Хармса, который, кстати, к Бушу был неравнодушен? (Мораль поняли – но, кажется, не «прониклись» – первой реакцией был смех.)

Не хочется преувеличивать. «Английские» пристрастия детей отчётливо выражены, но печатью их отмечены всё же не все любимые книжки. Не слишком много «английского», например, в романе «Эмма и голубой Джинн» Корнелии Функе, который мы прочитали на одном дыхании. Или в истории «Das kleine Ich-bin-ich» Миры Лобе (мы с Аней сшили это странное существо, использовав выкройку, приложенную к книге, и Аня очень полюбила игрушку; позднее мы сходили на спектакль по книге – нереалистическая, условная постановка понравилась и усилила симпатию к персонажу). Тут, скорее, именно «просто хорошие» детские книжки, истории, в принципе переводимые на любой язык. (В общем-то, такого же рода, как немецкий мультфильм без слов о кроте или бессловесные польские – о Болеке и Лёлеке…)

Как обстоит дело с восприятием других искусств?

Английская песенная культура в нашей семье опять-таки уверенно лидирует. А русская, боюсь, отстаёт даже от немецкой… Довольно много немецких песенок дети выучили в детсаду, особенно когда начали петь в хоре. Любят и «сложное»: песни-истории (Geschichtenlieder) из сборника «Der Traumzauberbaum» Райнхарда Лакоми и Моники Эрхардт (Reinhard Lakomy, Monika Ehrhardt).

Когда малышам было года три, я ещё могла распевать вместе с ними простые русские песенки (о кузнечике, о двух весёлых гусях – она у Ани проходила под «кодовым названием» «Гуси-лебеди»; песенки крокодила Гены и Чебурашки), но позднее решительно не находила ничего, понятного ребёнку и достойного сравнения, скажем, с «Луси» из «Жёлтой подлодки» («Lucy in the Sky with Diamonds» Аня любит до умопомрачения и знает наизусть). Пока были совсем маленькие, пела им из Окуджавы, пела русские народные песни – потом перестала: вряд ли понимают…

Возможно, я была не права. И по отношению к простому – то, что дети распевали, приходя из садика, показывает, насколько они снисходительны к словам (из любви к рифмам как таковым?), и по отношению к сложному тоже: по-английски они многое слушают (и даже подпевают), даже не понимая смысла. Может быть, стоило разучивать с ними и не слишком притязательные детские песенки, и «взрослые». В одном случае – поступиться вкусом ради механического усвоения речевых оборотов. В другом – не ожидать многого, удовлетворяясь погружением в мелодии и настроения…

Несколько сложнее определить расстановку сил (и измерить притяжение культур) в киноискусстве. (Наши дети знакомятся преимущественно с видеофильмами, но и на киносеансах бывают.)

С одной стороны, есть огромное количество англоязычных фильмов, которые нашим детям нравятся, которые они готовы смотреть вновь и вновь: великолепные «Chitty Chitty Bang Bang» с Диком ван Дайком (чудо-машина наводит на мысль, что не обошлось без Йена Флеминга, – так оно и есть!); «Hook» Спилберга с Дастином Хоффманом и Джулией Робертс, «Peter Pan», «The Borrowers»; немые фильмы с Чаплиным и Китоном… И мультфильмы, конечно: «Lady and the Tramp», «The Incredibles», «Finding Nemo», «Monsters, Inc.», «Shrek», «Madagascar», «Chicken Run», «Wallace and Gromit»… Не говоря уже о старой классике – Микки Маус, Том и Джерри, дебютный диснеевский о Белоснежке и 7 гномах «Snow White and the Seven Dwarfs», кажется, менее известные в России Donald Duck и Goofy, серия «Looney Tunes» с утёнком Daffy, зайцем Bugs Bunny и поросёнком Porky Pig…