Детский отпуск или провал - Ава Хантер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что, если бы она жила настоящим моментом, как Соломон? Что, если бы она любила, как Эш? Что, если бы она позволила жизни быть и участвовать в ней, вместо того чтобы идти по головам? Что, если она никогда не найдет свои звезды?
Плач обрушивается на нее как потоп. Горячие слезы текут по щекам, и она погружается в пучину срыва на Пятимильном острове.
Она пытается сесть на край кровати, но платье так тесно, что ей не удается даже этого маленького достоинства.
Вместо этого Тесси рушится на пол в кучу ткани и испускает вопль. Ей хочется только плакать. Она не чувствует себя сияющей, не чувствует себя готовой к рождению ребенка и уж точно не чувствует себя сексуальной.
Ей хочется слезть с террасы, побежать на пляж, зацепиться за буек и уплыть в море. Уплыть.
Далеко, далеко.
ГЛАВА 13
С ананасовым коктейлем в руке Соломон открывает дверь в номер и заходит внутрь, но тут его настигает самый ужасающий звук в мире.
Плач.
Тесси плачет.
Из спальни доносится надрывный плач. У Соломона участился пульс.
— Тесси? — кричит он, едва успевая отложить напиток, прежде чем вбежать в спальню.
Он застает ее на полу, как увядшую Золушку, задрапированную в путаницу черной ткани.
— Тесс? — Он опускается на колени у ее ног, протягивая руки, потому что не знает, куда их деть. — Что такое? Что случилось?
— Уходи, Соломон. — Не поднимая головы, все еще фыркая, она поднимает руку, отгоняя его.
— Ты плачешь, — говорит он, идиотски констатируя очевидное.
— И что? — Она вытирает мокрые глаза, по-прежнему отказываясь смотреть на него. — Я всегда плачу. Я люблю плакать.
Его внимание переключается на ее живот, на ее руки, которые обнимают ее, когда тихие рыдания сотрясают ее плечи. В горле у него встает камень, и он едва может вымолвить слова, которые грозят его задушить.
— С ребенком что-то не так?
Страх охватывает его, разжигая страх при мысли о том, что с его сыном может случиться что-то ужасное.
— Нет, — отвечает она, качая белокурой головой. — Это я. Я не в порядке.
Он хмурится.
— Это полная противоположность тому, что ты собой представляешь.
— Откуда ты знаешь? Ты меня даже не знаешь. — Она поднимает лицо. Ее глаза опухшие и с мокрыми ресницами. — Я только и делаю, что отталкиваю людей. Я не знаю, как впустить кого-то в себя. — Она обнимает свой живот. — Что, если я оттолкну Мишку? Что, если я все делаю неправильно? Что если он меня возненавидит?
— Никто не может тебя ненавидеть.
— Ты меня ненавидишь.
У него отпала челюсть. Иисус. Как нож в грудь.
— Я не ненавижу тебя. — Рискнув, он заправляет прядь ее длинных светлых волос за ухо. Затем он опускается и садится рядом с ней. — Конечно, мы еще не разобрались во всем, но…..я никогда не смогу тебя ненавидеть.
— Сегодня я только и делала, что работала, — говорит она. — Я даже не видела пляж. У меня болят ноги. — И уже более низким голосом: — Я не могу вылезти из платья. Я застряла. Я чувствую себя бегемотом.
Он старается не улыбаться.
— Ты совсем не бегемот.
— Да. Я как… шатающаяся кукла-бабушка. — На ее лице появилось выражение отчаяния. — Я беременна и одинока, Соломон. Я никому не нужна. Никто не хочет ко мне прикасаться.
Его сердце разрывается от искренней боли в ее голосе. Как она может считать себя не просто красивой? Любой мужчина был бы счастлив оказаться в ее орбите.
— Я стараюсь быть в порядке, но я остаюсь одна каждую ночь и каждое утро, и это просто…..так грустно. — Ее голос замирает на этом слове. — Это так одиноко.
Сомнение в ее голосе, страх, сырая уязвимость ударяют его как кувалдой. Она одинока. Она одна занимается беременностью. Господи, как давно к ней не прикасались? Сколько времени прошло с тех пор, как ей делали комплименты? Кроме Эш, рядом не было никого, кто мог бы ей помочь. Черт возьми, если бы это не было так тяжело для человека.
Приблизившись к ней, он подтолкнул ее подбородок массивным пальцем, заставив встретиться с ним взглядом.
— Ты прекрасна, Тесси. Самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.
Ее карие глаза расширяются.
— Правда?
— Да. И ты можешь это сделать.
Слезы блестят на ее длинных ресницах.
— Но что, если я не смогу? — Она фыркает. — Я слишком много работаю. Я даже не могу поддерживать жизнь растения.
Он молчит, давая ей возможность высказаться.
— Я не знаю, что я делаю. Я все время притворяюсь. Я притворяюсь храброй. На самом деле я не такая. Я просто. — Она опускает голову на руки. — Я боюсь. Я боюсь рожать. Я боюсь, какой матерью я буду. Я боюсь потерять Мишку. Или бросить его. А вдруг? — рыдания вырываются из ее груди, и лицо сморщивается, — Я просто боюсь.
Ему так много хочется рассказать, но сейчас речь не о нем. Соломон заключает ее в свои объятия, и она не сопротивляется. Она прижимается к нему, и тепло ее миниатюрной фигуры успокаивает ее, в чем он даже не подозревал, что нуждается.
— Послушай меня, — прохрипел он.
Она смотрит на него снизу вверх, ее большие красивые карие глаза наполнены слезами.
— Это нормально — бояться. Но я знаю одно: ты будешь чертовски замечательной матерью.
Она лукаво улыбается.
— Откуда ты это знаешь?
— Потому что я провел с тобой два дня и уже вижу это. — Он проводит ладонью по ее лицу, чтобы убедиться, что она его слышит. — Я вижу это по тому, как ты заботишься о Мишке. Черт, он еще даже не в реальном мире, а ты уже помогаешь ему.
Ее тело прижимается к нему, расслабляясь. Поэтому он продолжает говорить.
— И я скажу тебе еще одну вещь.
— Что именно?
— Ты не одна. Я здесь, с тобой. Я знаю, ты думаешь, что я ухожу, но это не так. Я буду отцом своему сыну и помогу тебе во всем, в чем ты нуждаешься. — Он притягивает ее ближе, гладит ее волосы. — Скажи мне, что тебе нужно, Тесс, и я сделаю это. Я дам тебе все, что угодно.
Он потерял всякий контроль над собой. Все, что она попросит, он сделает по ее приказу. Он думает об ананасе, распластавшемся на прилавке, и понимает, что сделает любую глупость, чтобы сделать ее счастливой.
Она рассматривает
