Быть зверем - Юрий Стукалин

– А мы случайно не спалим всю сельву? – с тревогой в голосе спросил Ник, глядя на плоды нашего труда.

– Огонь направляется к ним, вот пусть они его и тушат, – отмахнулся я и зашагал в противоположную сторону, а перед глазами встали полосы центральных газет с нашими фотографиями и скромным заголовком: «Сельвы больше нет».

– Кстати. – Ник нагнал меня. – Знаешь, что мы спалили?

– Поле какое-то, дикое.

– Нет. Поле вовсе не дикое. Это кока. Ее перерабатывают и делают кокаин.

– То есть теперь какой-то наркобарон сидит плачет и подсчитывает свои убытки?

– Ага, – Ник кивнул и озабоченно добавил: – А еще точит на нас большой ножик. Объяснения типа «мы случайно» у таких людей не проходят.

Глава девятая

14 декабря 1903 года

«После многих дней скитаний я наконец вышел к маленькому, почти пересохшему озеру, около которого располагается индейская деревушка, ветхие хижины которой ютятся вокруг древней, разрушенной временем пирамиды. Храм, возвышающийся на ней, а вернее сказать, стены его, с давно обрушившимся сводчатым потолком, все еще сохраняют причудливые, полустертые ветрами и непогодой барельефы, но вот широкая лестница, ведущая к нему, испещрена хорошо сохранившимися резными иероглифическими надписями, чье значение утеряно в веках и никому более не ведомо. Теперь я не сомневаюсь, что иду по верному пути, ибо озеро это, индейская деревушка и пирамида с барельефами на храме и иероглифической лестницей описаны в рукописи, купленной мною у старика в Мериде.

Не могу сказать, что местные жители встретили меня радушно, но и не чинили мне каких-либо видимых препятствий. Они не пожелали отвечать на интересующие меня вопросы, но не отказались продать мне достаточное количество провианта.

Покинув неприветливую деревушку, я миновал пересохшее озеро и вошел в развалины древнего города. Где-то за ним, говорится в рукописи, находится мощенная камнем дорога. Такие дороги не редкость в сельве, и индейцы называют их «сакбе». Был ли большим этот город, определить невозможно, поскольку сельва почти полностью поглотила его. Я мог пройти по нему и даже не понять, что когда-то здесь бурлила жизнь. Лишь на вершинах некоторых холмов, полностью поросших густым кустарником и высокими деревьями, с трудом можно разглядеть покрытые зеленым мхом развалившиеся каменные постройки. На одной из них я заметил пятнистую шкуру своего четвероногого преследователя, возлежащего в прохладной тени под нависшими ветвями какого-то дерева. Но он, как всегда, остается слишком далеко от меня, чтобы я смог сделать меткий выстрел…»

После еды чонтали отставили пустые плошки в сторону и встали, намереваясь помочь жителям сожженной деревни, но Ах-Той подошел к ним и жестом остановил их:

– Мы благодарны вам за желание помочь, но дальний путь измотал вас. Когда наши воины отправятся в погоню, они будут двигаться очень быстро, а потому вам следует отдохнуть и хорошо выспаться. Помощь таких мужественных воинов, как вы, потребуется нам, когда мы нагоним чужеземцев. Будет жестокий бой, и всем нам потребуются силы. – Ах-Той положил руку на плечо Чимая. – Я провожу вас, братья, в одну из оставшихся хижин, где вам никто не станет мешать. Там вы сможете спокойно выспаться.

Чимай устало кивнул, соглашаясь с предложением шрамолицего воина. Они слишком долго были в пути, страдая от голода и жажды, а схватки с могучими чужеземцами окончательно отбирали их силы. В течение последних дней они не позволяли себе расслабиться ни на секунду. Даже когда выпадали редкие минуты сна, чонтали все равно продолжали оставаться настороже. Если они хотели сразиться с белокожими, им следовало набраться сил. Ах-Той проводил их на дальний край деревни, помог обустроиться, после чего, остановившись в дверном проеме, повернулся и сказал:

– Нам удалось захватить одного из чужеземцев, и сегодня, похоронив близких, мы принесем его сердце и кровь в жертву богам. Через несколько часов я разбужу вас, и после жертвоприношения мы сразу же выступим в путь.

Чимай и Чан-Пель улеглись на циновках и моментально уснули. Жители деревни продолжали собирать тела погибших и уносить их на расположенную за деревней поляну. Раненых доставляли в специально отведенную хижину, где передавали в руки знахарей. Но чонтали уже не видели этого. Впервые за много дней они позволили себе крепко спать, не заботясь о мерах предосторожности…

Ах-Той, как и обещал, разбудил их через несколько часов. В сопровождении чонталей он прошел на центральную площадь разрушенной деревни, где перед небольшой каменной пирамидой, на вершине которой возвышался покрытый причудливыми фресками и барельефами храм, толпилось около полутора сотен людей. Когда они подошли ближе, люди расступились, с уважением пропуская их вперед. У широкой лестницы, ведущей на вершину пирамиды, ступени которой были украшены резными иероглифическими надписями, стояли два воина с копьями в руках. Лицо каждого из них было покрыто белой краской, а по линии рта шла черная полоса, которую пересекали короткие линии того же цвета, создавая иллюзию оскаленных зубов. На их головы были надеты шлемы, изображающие головы орлов и украшенные разноцветными птичьими перьями. Наверху пирамиды, у самого храма, рядом с дымящимися курильницами, скрестив руки на груди, стоял жрец в великолепном головном уборе из перьев кецаля, одетый в белый балахон из тонкой материи и увешанный разного рода амулетами. Рядом с ним суетились четверо чаков – его помощников. Под тихое песнопение они совершили ритуалы, изгоняющие злых духов, после чего вымазали жертвенный камень голубой краской. Где-то сбоку начали бить барабаны, а затем раздались резкие звуки, издаваемые большими раковинами.

Вдруг толпа зашевелилась, и Чимай увидел, как несколько воинов подвели к каменной лестнице белокожего пленника со связанными за спиной руками. Он был полностью обнажен, только вокруг талии был обмотан ровный кусок материи, скрывающий его стыд. На шею ему была накинута петля, а конец веревки держал в руке один из воинов. Сгорбившийся, с опущенными плечами, чужеземец еле перебирал босыми ногами, двигаясь за ним, словно робкое животное, а глаза его испуганно бегали по толпе, будто искали помощи у присутствовавших людей. Несколько женщин, стоявших рядом с Чимаем, прикрывая ладонью рот в знак удивления, пальцами показывали друг другу на его длинную, косматую бороду и торчащие в разные стороны усы. Они впервые увидели белого человека, и буйная растительность на его лице поразила их.