Пепел победы - Анатолий Гончар

Группник диктовал, а Ефимов мысленно продолжил:

«Многочисленные потеки крови, окровавленные бинты и множественные следы волочения».

Сергей хотел добавить что-то еще, но внезапно споткнулся о новую мысль, стрелой промчавшуюся в голове. Она сделала его лицо серьезным, оформилась в конкретный вывод, и он вдруг понял то, что до сих пор не дошло до Кострыкина, диктовавшего радиограмму.

«Уничтоженный боевик был один, — подумал Сергей. — Фотографии имелись в наличии тоже только те, что были сделаны в русле. Это верно, как дважды два четыре. А значит, и в том, труп какого именно боевика начальство желало выдать за результат бомбежки, сомневаться тоже не приходится.

Все логично. Бомбоштурмовой удар с привлечением четырех или даже шести самолетов просто не мог быть безрезультатным по определению.

Самое гадкое вот в чем! Даже не захоти мы с Кострыкиным пойти на поводу у высокого командования, это ничего не дало бы нам. В лучшем случае наше заявление проигнорировали бы, в худшем нас обвинили в попытке присвоения результатов чужих действий.

Доказательств противного нет. Все предыдущие переговоры, в том числе и наше сообщение об уничтоженном боевике, велись на отрядной частоте, так сказать, секретной от остальных. Следовательно, они нигде не учитывались и не записывались. Их как бы не существовало в природе. А раз доклада не было, то и бородатый тип, убитый мною в ручье, тоже пока вроде нигде не прорисовывался!»

— Вот гадство! — не удержался Ефимов.

— Михалыч, что-то не так? — Кострыкин озабоченно поднял голову.

— Все так, Ваня, все так. — Огорчать командира раньше времени Сергею не хотелось.

— Передавай, — скомандовал Кострыкин, поднимаясь с колен и с радостным удивлением взирая на Шамиля, идущего к ним.

В руках тот держал трофейную куртку.

— Сказал ребятам, чтобы по размеру подобрали.

Ефимов улыбнулся. Странным образом на душе у него появилась уверенность в том, что два дня, оставшиеся до эвакуации, пройдут в полном спокойствии. С этими мыслями он и пошел вдоль периметра развороченной базы.

Но Сергей не успел сделать и полсотни шагов, как его догнал оклик радиста, спешившего следом:

— Товарищ прапорщик, центр приказал выдвигаться к месту нахождения Старца.

— Какие-нибудь сроки обозначили?

— Нет. — Примаков отрицательно покачал головой.

— И то хлеб. — Ефимов нагнулся, разглядывая маленького серенького зверька, лежавшего среди листьев и слегка смахивающего на белочку.

В голове мелькнуло возможное название животного: соня.

— Лесная соня, — уверенно подтвердил радист предположения заместителя командира группы. — Вот, били по бандитам, а прикончили ее.

Подойдя, Примаков коснулся маленького тельца носком ботинка, постоял, сыпанул сверху ворох листьев.

— Закопать бы…

— Я дурею с этих штатских! — Ефимов закатил глаза и выдал нарочито грубо: — Пошли, похоронная команда, блин!

Дождавшись, когда Примаков отойдет на достаточное расстояние, чтобы не услышать шороха собираемой листвы, он нагреб над зверьком небольшую горку и только тогда поспешил к группе.

— Загадывать не станем, но постараемся идти помедленнее. — Ефимов лазил по карманам рюкзака в поисках лейкопластыря.

Как выяснилось, Гусев натер ногу.

— Тут не так далеко, до сумерек все равно успеем. Можно не гнать. За день и так уже налетались выше крыши!

Наконец бактерицидный лейкопластырь оказался найден.

— Держи. — Ефимов протянул его Гусеву, виновато переминающемуся с ноги на ногу. — Давай, Андрюха, в темпе!

— Я быстро, — заверил Гусев, скидывая ботинок и надежности ради накладывая на поврежденное место сразу два пластыря крест накрест. — Готов! — через пару минут отрапортовал он.

Ефимов махнул рукой и приказал:

— Головняк, за мной!

На этот раз они двигались именно так, как и положено. Старший прапорщик привык водить свои группы не спеша, вне троп и вершин хребтов.

По координатам «Старца» бойцы добрались гораздо быстрее, чем рассчитывал сам Ефимов. Когда ему навстречу поднялся разведчик из группы капитана Никитенко, до наступления сумерек оставалось не меньше двух часов. Достаточно, чтобы оборудовать позиции и как следует перекусить.

Но едва Ефимов и Кострыкин сели ужинать, как прибежал гонец от ротного. Тот ждал полного и подробного отчета о событиях прошедшего дня. Особенно его интересовал «немец», а именно обстоятельства его убиения. Расспрашивал ротный долго, затем появился ефрейтор Зудов.

— Товарищ капитан, разрешите обратиться к товарищу старшему прапорщику.

— Валяй! — После расспроса группника и особенно просмотра снимков Кречетов пребывал в приподнятом состоянии духа.

— Товарищ прапорщик, у вас уголь активированный есть?

— Нет, а зачем?

— Да Жбанов запоносил. Четвертый раз за день уже его пронесло.

— Четвертый! — Ротный усмехнулся. — Скажешь тоже!.. Разве это понос? Вот у нас во время командировки в Абхазии был самый настоящий понос! Во сне живот скрутит, просыпаешься уже в полете, бежишь, как спринтер, лишь бы успеть. А ты — четыре раза! Эка невидаль. Ладно, подойди к Петровичу. У него имелось что-то против диареи.

Зудов смылся с горизонта, а ротный, оглядевшись по сторонам, тихо произнес:

— Что ваш результат накрылся медным тазом, вы, думаю, уже поняли?

— Где-то как-то так. — Ефимов не стал отпираться от обнародования недавних мыслей, а его группник, ошарашенный этой новостью, но не желающий выглядеть тугодумом, тупо кивнул.

— Вот так-то, Ваня! — Хорошее настроение ротного как ветром сдуло. — Я виноват, надо было сразу по основной частоте доложить, а я на запасной на комбата вышел. А он, похоже, дальше проболтался. Вот твой результат под колпачок и взяли. А тут так: кто первый красиво доложился, тому и пряник! — Ротный на миг умолк, давая возможность группнику осмыслить услышанное, а потом спросил: — Хочешь, случай расскажу?

Кострыкин кивнул.

— Девяносто девятый год, осень. Я тогда еще только-только в бригаду пришел и сразу на Кавказ угодил. По-моему, та высота называлась Альпийская. Или мы ее сами меж себя так прозвали, точно не помню. Поставили нам задачу эту высоту взять. Пока мы до нее добирались — чехи смылись. Окопались, сидим, по сторонам зырим.

Часа через полтора подтянулась пехота. Она, знамо дело, хозяйственная. Кто-то уже палатки на вершине поставил, костерок, чайничек, даже флаг российский поднял, пайки есть, вода тоже. В общем, жизнь почти наладилась. Уже часов восемь сидим, вдруг звук двигателей. Из-за поворота по дороге вылетают две пары БМД и на полных парах прут в нашу сторону.

Мы в окопчики, вверх зеленые ракеты. Кто знает, что у этих орлов на уме? В ответ тоже ракета пошла. Три БМ внизу встали. Четвертая вверх карабкаться начала, но до вершины не дотянула, заглох двигатель. Смотрю, на броню вылезает этакий бравый десантник в тельнике и в шлемофоне. Наверное, он привык орать сквозь рев мотора, поэтому докладывал так, что слышно было во всем лесу: «Товарищ полковник, докладывает капитан Пупкин. Высота Альпийская взята, потерь личного состава нет».

Мы в ржач. Смотрим на капитана как на сумасшедшего, мол, что за придурок, и гогочем. А этот герой отвернулся и наорал на механика. БМД завелась, сдала чуть назад, крутанулась и понеслась в обратную сторону.

Мы тогда еще долго смеялись, а сейчас я думаю, это не он придурок, а мы. Капитан ведь не просто докладывал! Он себе и своим людям награды зарабатывал. Может, доложи я о взятии той высоты, так и орден получил бы, и давно бы майором был, а то и на подполковничьей должности. Вот тебе и вовремя поданный рапорт!

Ротный замолчал, погрузился в воспоминания. Потом они еще долго вели беседу. Впрочем, поужинать командир первой группы и его заместитель успели еще до темноты.

Глава 7

Ночь, как и все предыдущие, прошла в тоскливом ожидании, а утром их всей ротой бросили на преследование противника, якобы виденного в одном из квадратов. Погоня длилась весь день. Увы, все оказалось тщетно. На следующий день к вечеру отряд, состоящий из четырех групп, вышел к месту эвакуации, загрузился в машины и выехал в пункт временной дислокации.

В два часа ночи колонна въехала в ворота уже знакомого пионерлагеря. Пока сдавали инженерное имущество и гранатометы, пока то да се. Спать вояки легли, когда на востоке появились первые проблески зари, а подъем произвели в семь ноль-ноль. Видимо, начальство решило, что трех с половиной часов сна разведчикам, пришедшим с шестидневной задачи, вполне достаточно.

Утро прошло в сплошных очередях: в туалет, к умывальнику, в душ. Затем завтрак на полянке, быстро превращающейся в пылевой пляж. Пайки людям выдавал старшина. После завтрака никчемушное построение, растянувшееся на сорок минут, постирушки, обед и очередной облом — пришло боевое распоряжение, ошарашившее буквально всех!..