Башня Гоблинов - Лайон де Камп

— Нет-нет, мой возлюбленный сын, — скулил Карадур. — Я не воин, привычный к крови и смертельным опасностям! Я всего лишь мирный философ и собиратель оккультных знаний; я давно вышел из драчливого возраста.

— Ерунда! Я тоже не воин, а обыкновенный мастеровой, ряженый воином. У меня от этих передряг просто мозги со страху мутятся. Ежели я могу ввязаться в это дело, так ты и подавно. Когда меня казнили в Ксиларе, ты показал изрядное мужество.

— Нет! Нет! — не слушая, лепетал Карадур. — Пусти, говорю! Ты дурно поступаешь, понапрасну рискуя собой, но вдвойне дурно втягивать в твою самоубийственную затею меня!

Карадур так перепуган, подумал Джориан, что толку от него не будет.

— Ладно, — сказал он, — давай сговоримся. Покажи свои волшебные снадобья и расскажи, для чего они предназначены.

— Хорошо, — поспешно согласился Карадур, плюхаясь на кровать и шаря в складках мантии. — В этой склянке возбудитель алчности; добавь одну каплю в суп человеку, которому хочешь что-нибудь продать, и дельце можно считать обстряпанным. Возбудитель действует без всяких заклинаний и очень популярен у лошадиных барышников. Так, а вот перстень с бериллом, в котором томится демон Горакс. Если тебе угрожают злые духи — к примеру, морусские болотные черти — нужно лишь правильно произнести заклинание; тогда Горакс вырвется на волю и обратит злобных тварей в бегство. Потом другая магическая формула загонит его назад, в перстень. Однако эти заклинания очень длинные и трудные, а команды Гораксу нужно выговаривать предельно отчетливо: он ужасно туп даже для демона и, если чего не поймет, может учинить настоящий погром. Так, а теперь...

В конце концов Карадур добрался до пакетика с порошком.

— Это Порошок Раздора, который дала Гоания в Оттомани. Но... хм... его ты взять не можешь, он понадобится в Тримандиламе.

— Как раз то, что нужно, — сказал Джориан, — Остальные для сегодняшней переделки не годятся. А вот Порошок Раздора, кажись, мог бы сослужить мне здесь хорошую службу.

— Нет-нет! Я уже говорил, почему не могу...

— Не дашь порошка, не удерешь. Продержу тебя здесь до обеда, а там поднимут мост, и никуда ты не денешься.

— Но... но если ты собираешься ждать, пока поднимут мост, ты-то как же отсюда выберешься?

— Не твоя забота. Отдашь порошок, — можешь идти, но не раньше... что такое?

Глухой металлический звук донесся из-за стены.

— Это гонг, — пискнул Карадур, — он зовет братьев к обеду! Выпусти меня немедля!

Джориан протянул руку. Буркнув нечто такое, что Джориан — не знай он о непримиримом отношении Карадура к богохульству — принял бы за Мальванские ругательства, колдун вложил пакетик с порошком в ладонь Джориана.

— Передай Штрассо: пусть подгонит шлюпку к берегу и ждет меня, — сказал Джориан и распахнул дверь.

Все светильники главного зала были зажжены, а в камине потрескивал огонь. Столы сдвинули на середину. В зал один за другим, зевая и потягиваясь, сходились братья; над ними, будто скала, возвышался староста-великан. Стоило Джориану и Карадуру показаться в дверях, как Хуравэла взглянул на Джориана и поклонился.

— Доктор Карадур заболел, — спокойно проговорил Джориан. — Он просит позволения вернуться на корабль, где остались лекарства.

— Не хочет, как хочет, — буркнул Хуравэла. — Капитан вот тоже записку прислал: не могу, мол, участвовать. Гхмф. Некоторые шибко много о себе воображают.

Карадур опрометью бросился к выходу; Джориан взял протянутый ему кубок травяной настойки и стал рассказывать новости из Двенадцати Городов Новарии. У него попытались выведать подноготную бегства ксиларского короля, но Джориан осадил любопытных.

Староста первым занял место за столом, остальные братья последовали его примеру. Компания оказалась не из болтливых: со всех сторон доносилось лишь нечленораздельное ворчание. Однако соседу Джориана, тощему верзиле с постной физиономией, явно хотелось посплетничать.

— Глянь-ка, — зашептал он, — Мэру старается задеть старосту, а тот и ухом не ведет. Мэру мечтает занять место старосты. Он нам все уши прожужжал: Хуравэла, мол, похож на старый мертвый дуб — с виду могучий, а внутри труха одна. В одном-то он прав: никто не знает, копошатся ли какие-нибудь мысли под благородным лбом нашего старосты, потому как он целыми днями знай ходит по замку, слова из него не вытянешь. И опять же, видишь брата Гоуса в красном тюрбане? Он возглавляет третью группировку...

В конце концов Джориану наскучило слушать о бесконечной череде свар и интриг, раздирающих этот замшелый мирок. Он, обычно такой общительный, доедал незатейливый, но сытный обед в полном молчании.

После того как женщины унесли тарелки, протерли столы и вновь разлили по кубкам пиво, голоса зазвучали оживленнее. Сидящий в своем кресле староста Хуравэла подал знак. Несколько братьев встали и вышли из зала. Двое вскоре вернулись; один, осторожно ступая, тащил на могучем плече выкрашенную в красный цвет плаху, другой нес топор. Еще один брат возвратился с перекинутым через руку мотком веревки; на конце болталась петля. Он влез на стол и перекинул веревочный конец с петлей через балку.

— Скажи, любезный, — обратился Джориан к соседу, — братья собираются показать свое уменье?

— Ну, конечно, — ответил верзила с постной физиономией. — Я думал, ты знаешь.

— На этих двенадцати рабынях?

— На них! Мы не можем упражняться на свободных людях, таких, как мы сами, это было бы преступлением. Разве мы убийцы?

— Что-то вроде состязания?

— Ага; остальные братья будут оценивать умение и сноровку, проявленные при исполнении казни. Благодарение истинным богам Мальваны, за много лун это первый проблеск, а так здешняя жизнь просто скука смертная.

— Почему участвуют не все?

— Братья отказались выделить деньги на большее число рабов из-за внутренних разногласий. Хуравэла заказал рабов на всю отпущенную сумму, а мы бросили жребий, чтобы выяснить, кому посчастливится участвовать в состязании.

Двое братьев вошли в зал, пошатываясь под тяжестью дыбы. Джориан встал и принялся сверлить глазами Хуравэлу. Когда тот обернулся, Джориан поймал его взгляд и крикнул:

— Мастер Хуравэла, можно я речь скажу?

— Говори! — прорычал староста. — Тихо, свиньи.

— Господа! — начал Джориан. — Позвольте от глубины сердца поблагодарить вас за великолепный обед и роскошную выпивку, какие здесь подавали. Говоря по правде, я так набрался, что едва держусь на ногах. Ежели суждено мне дожить до глубокой старости, я всегда буду вспоминать этот вечер, как одно из чудеснейших событий моей жизни...