Мертвец – это только начало - Евгений Сухов

На верхних этажах прогремел выстрел, рваное эхо докатилось до площадки первого этажа и хлипким отзвуком выпало наружу.

– Наверх! Он там! – прыгнул вперед Шевцов и, едва не сбив старушку, рассерженной птицей вцепившуюся в перила лестницы, побежал выше.

Капитан Васильчиков, нелепо лежа на полу, прикрывал ладонями живот. Через толстые пальцы просачивалась кровь.

– Достал он меня, сука! – тоскливо пожаловался Олег. – Ушел на крышу!

– «Скорую»! «Скорую» вызывай! – приказал Шевцов оперативнику, бежавшему следом. – Перевяжите чем-нибудь, только не своими бродяжьими лохмотьями. Держись, – строго прокричал он и ободряюще улыбнулся. Но чувствовал, как губы сковала непонятная судорога, и единственное, что он сумел сделать, так это слегка разлепить их.

Следующий выстрел раздался совсем далеко.

– Торопись, – проговорил Васильчиков, слабея, – он может уйти.

Шевцов подбросил свое легкое тело еще на один пролет. На последнем этаже, уткнувшись металлическими поручнями в потолок, была укреплена лестница, ведущая на чердак. Люк распахнут.

Так и дохнуло с поднебесья погребальным холодом.

Шевцов прыгнул на лестницу и, стремительно перебирая ногами, взобрался наверх. В лицо ударило многолетней пылью, только что потревоженной, под ногами – хруст керамзита. Безобидно дзинькнула у правого уха пуля, чуть опалив жаром, и зловеще шлепнулась в стену.

Пнув дверь, Куликов выскочил на крышу.

Не разбирая дороги, Шевцов устремился следом. Теперь на Куликове не было плаща – вздутым комом он валялся в нескольких шагах. Кулик обернулся в тот самый момент, когда Шевцов ступил на крышу. На лице вора промелькнула недобрая улыбка, какую встретишь разве что у чертей, перед тем как они опустят грешника головой в кипящую смолу. Роль дьявола Кулику удалась вполне. Вадим увидел, как ствол пистолета ужасным неподвижным зрачком смотрел прямо ему в переносицу. До забвения оставались какие-то мгновения – вспышка, полет пули, и все! И бездыханное распластанное тело с огромной дырой в башке застынет на старой проржавленной крыше. Майор Шевцов осознавал, что у него нет времени, чтобы упасть или спрятаться за вентиляционную трубу, и уж тем более нереально нацелить пистолет на врага. Шевцов знал, что он умрет раньше, чем сделает следующее движение. И единственное, что ему останется, так это покорно наблюдать за зловещим полетом пули. В это мгновение у него необычайно обострился слух, и он отчетливо, среди нагромождения шумов, различил даже воркование голубей за несколько кварталов от этого места, а зрение, подобно мощнейшей современной оптике, усилилось многократно и приблизило к нему детали строений за несколько километров, в окнах домов, находящихся от него в пятистах метрах, он различал женщин, поливающих цветы, и целующиеся парочки. В этой общей панораме открывшихся возможностей он увидел, как у Кулика побелели фаланги указательного пальца. «Такое острое восприятие всегда бывает перед смертью», – без особого сожаления подумал он. Щелчок, раздавшийся мгновением позже, напоминал грохот разорвавшегося снаряда, – у Куликова кончились патроны! В долю секунды у того промелькнула гамма чувств, среди них преобладала досада. Уяснив, что проиграл, Куликов брезгливо отбросил оружие в сторону и, потеряв интерес к происходящему, подставив спину, неторопливо пошел по крыше.

– Стоять! – кричал Шевцов. – Стоять, буду стрелять! – Он чувствовал, что еще секунда, и, пуля за пулей, он расстреляет патроны в расслабленную спину преступника.

Похоже, Куликов его не боялся и даже не считал серьезным соперником. Вот здесь он здорово ошибается.

– Не ори, голубей распугаешь, – строго предупредил Куликов.

То, что произошло дальше, не поддавалось анализу: он вдруг подошел к самому краю крыши, сел, свесив ноги вниз, и, достав пачку «Кента», с удовольствием задымил. Куликов проделал это с такой небрежностью, будто специально забрался на двадцатиметровую высоту, чтобы поплевать на далекий асфальт и, подняв лицо к небу, пустить струйку дыма под одеяние пролетающих мимо ангелов.

Шевцовым овладела легкая дрожь. Прежде подобной слабости он за собой не замечал. Майор едва удерживался от желания пнуть нахала концом ботинка в шею и отправить его в свободный полет, чтобы он составил компанию вспугнутым голубям.

– Встать! – закричал Шевцов, приближаясь к опасному краю.

Внизу в карету «Скорой помощи» загружали капитана Васильчикова. Простыня наполовину закрывала тело Олега – значит, живой.

– Ну чего ты разоряешься, майор? – дружелюбно поинтересовался Куликов, сцеживая накопившуюся слюну вниз. – Дай сигарету докурить. А то, если хочешь, рядом присаживайся. – Он вытащил из кармана пачку и, протянув ее Шевцову, проговорил: – Угощаю, майор, не стесняйся! Халява!

– Встать! – вновь настойчиво повторил Шевцов, видя, как два дюжих санитара уже уложили капитана, а врач что-то крикнул стоящим рядом милиционерам и юркнул в чрево машины. Вспыхнул маячок, и «Скорая помощь» тревожно завыла, заставив сжаться его душу.

Остальные оперативники громко топали на чердаке.

Шевцов вдруг осознал, что у него нет власти над этим человеком. И никакая сила не способна согнать его с этого края.

– А ты ведь боишься меня, майор, – удовлетворенно протянул Куликов, с тоской осматривая бездну.

Неожиданно Вадиму пришла мысль, что Куликов – это не что иное, как его собственное искривленное отображение.

– Если этот человек умрет… Я убью тебя, – процедил сквозь зубы Шевцов, чувствуя, что еще одно неосторожное слово Куликова, и он с наслаждением облегчит пистолет на половину обоймы.

– Не надо так волноваться, майор, посмотри на руки, тебя же трясунчик замучил, – мягко укорил Стась. – А тебе ведь еще жить да жить.

За спиной, держа пистолеты наготове, стояли четверо «бомжей». Лица молодые, азартные. В спор не встревали и с любопытством смотрели на человека, бесстрашно сидящего на краю крыши и довольно вежливо разговаривающего с майором.

– Ладно, пойдем, – великодушно согласился Куликов и щелчком отбросил недокуренную сигарету далеко вперед.

Окурок, совершив несложный кульбит, провалился в пропасть и недолго парил в воздушном потоке, пока не приземлился где-то.

Глава 21

Создавалось впечатление, что Куликов лезет из кожи вон, чтобы угодить следствию. О таком красноречии подследственных мечтает каждый оперативник. Например, он без всяких затей рассказал обо всем произошедшем в спортзале, настолько обелив при этом Корикова, что тот представлялся безвинным агнцем, годным разве что для святого жертвоприношения. При этом он упомянул о нескольких собственных подвигах, которые не проходили даже в криминальной хронике, а потому нетрудно было понять, что о состоявшихся налетах Куликов знает не понаслышке.

Отношения завязались почти приятельские. Они лихо выкуривали пачку «Кента». Созерцая подобную картину, трудно было поверить, что каких-то пару дней назад один другого готов был спихнуть с крыши шестого этажа.

Смолили, смеялись, нечасто такое встретишь. И только присмотревшись, можно было понять, что за столом восседают два зверя, прекрасно знающие о собственных возможностях. Нередко такое случается и в природе: сойдутся два одиноких волка, обнюхают задранные хвосты и, пометив свою территорию, разойдутся в стороны, пообещав не тревожить соседа.

– Значит, то, что произошло в спортзале, целиком на твоей совести? – спросил Шевцов.

– Мне не хочется оговаривать мертвых, решение принимал я, – спокойно заявил Куликов.

– Ответь мне тогда на один маленький вопрос. В «Мостранспорте» было убито восемь человек, но нами было обнаружено десять трупов. Кто двое остальных?

– Не спрашивай, майор, не отвечу.

Он умел смотреть прямо и делал это столь выразительно, будто во лбу собеседника хотел просверлить дыру.

– Хорошо, поговорим об этом позже. У тебя есть враги: едва Кориков попал в тюрьму, его сразу убрали. Может, таким образом хотели пригрозить тебе? А если так, то кто эти люди?

Взгляд Куликова был по-прежнему прям и до неприличия откровенен, вот только откуда-то из глубины зрачка появился блик, который мог запросто засветить благоприятную картину.

– Всех своих врагов я знаю наперечет, а что касается Корикова… он может спать спокойно.

– Уж не о Назаре ли Колотом ты говоришь?

– Хм… Я вижу, в милиции не едят хлеб просто так. О нем.

– Ладно, у тебя с Назаром свои счеты. Допускаю. Но ответь мне откровенно, зачем ты убрал Ивашова? Обыкновенный стриптизер. Нравился девочкам, разъезжал из бара в бар, стриг «капусту» и никого не трогал.

– Ты и про это знаешь? – усмехнулся Куликов.

– Как же не знать, когда ты заявляешься туда со всей своей свитой, а через некоторое время находят его остывающее тело.