Первая жертва - Бен Элтон

32

В штаб-квартире СРС

Здание было невероятно обшарпанным, что не слишком удивило Кингсли; долгий опыт научил его, насколько скупым могло быть британское правительство, когда дело доходило до рабочих условий его служащих. Приемную, в которой он оказался, украшала пара неплохих картин и несколько предметов мебели, возможно, георгианской эпохи, а скорее это были просто отличные подделки, но все было потрепано, ковер протерт, а стены нуждались в покраске и свежих обоях. Оказалось, что департамент состоит всего лишь из приемной, в которой он находился, кабинета Камминга и маленькой библиотеки. Даже ему, хорошо осведомленному в том, насколько нелепо и по-любительски велись государственные дела, было удивительно увидеть, что сердце внешней разведки, руководившей шпионской сетью Британской империи, выглядит именно так. Представшая ему картина настолько не вязалась с серьезными задачами, которые здесь решались, что казалось, вот-вот какой-нибудь книжный шкаф отъедет в сторону, а за ним окажется лестница, ведущая в обширное подземное помещение с телеграфистами, шифровальщиками и фотолабораториями.

— Да, мы не слишком рисуемся, верно? — заметил сэр Мэнсфилд, когда Кингсли провели в его кабинет. — Бюджет, видите ли. Вечно этот бюджет. Клянусь, появись у меня необходимость кормить почтового голубя, мне бы пришлось заполнить специальную форму на поставку семечек в трех экземплярах, для себя, военного министерства и министерства иностранных дел, а затем ждать разрешения из обоих органов! А к этому времени бедная птица определенно подохла бы с голоду.

Кингсли сочувственно кивнул, но промолчал. Он много слышал о Камминге, когда работал в Специальной службе, но практически ничего о нем не знал. Казалось, что сэр Мэнсфилд сам позаботился об этом. Кингсли отметил, что глава внешней разведки уже в возрасте, но выглядит бодро. Он был чисто выбрит, его седые волосы коротко пострижены. Одет он был в китель и щеголял моноклем, который придавал ему слегка легкомысленный вид. Кингсли был совершенно уверен, что больше в капитане сэре Мэнсфилде Камминге ничего легкомысленного не было.

— В кабинете не любят шпионов, видите ли, — продолжал Камминг. — Чиновники любят нас еще меньше. Они считают, что шпионить непорядочно, им кажется, что только иностранцы что-то такое затевают, и, кстати, они совершенно в этом правы. Определенно затевают. Поэтому нам и приходится действовать. Представляете, я вроде как управляю внешней разведкой, а наши собственные послы не пускают нас в свои посольства! Они считают, что шпионить за хозяевами — не по-британски. Ну и куда нам деваться? Гостиницы мы себе позволить не можем, ресурсов маловато. Все, что есть, уходит на взятки местным. Ладно, хватит об этом, это не ваша проблема, верно? Думаю, у вас в Скотленд-Ярде схожие трудности. Хуже забот о бюджете и быть ничего не может. Чаю?

Кингсли согласился на чай и только слегка удивился, когда Камминг подошел к стоящей в углу кабинета маленькой газовой горелке и начал готовить чай.

— Наверное, мне выдали бы помощницу, но у меня нет ни времени, ни возможностей проверять ее. Хорош бы я был, окажись моя помощница немецкой брунгильдой, которая отправляла бы все наши тайны обратно в Германию в полых внутри печеньях, а? Я лучше сам заварю себе чай. Сгущенка подойдет?

— Да, конечно. Спасибо.

Камминг достал из кармана перочинный нож со множеством лезвий и открыл банку.

— Сахара, боюсь, нет, но эта штука и так приторна до тошноты… Если желаете, у меня есть кофе «Кэмп».

— Нет, спасибо. Лучше чай.

— А я бы выпил «Кэмпа» — только британцы могли до такого додуматься. На прошлой неделе опробовал его на парнишке-связном маршала Фоша, а парень подумал, что я хочу его отравить. Конечно, для француза кофе просто фетиш, а по-моему, от него один вред здоровью. У меня куча времени ушла на то, чтобы объяснить, что мы, британцы, не придаем ему такого значения. Вот чай — это вещь, верно?

Вообще-то Кингсли был из тех англичан, кто серьезно относится к кофе, он лично жарил и молол кофе, купленный оптом у владельца итальянского кафе на Уордор-стрит. Но это осталось в другой жизни; к тому же он пришел на Уайтхолл не для того, чтобы обсуждать напитки.

— Лучше чай, — повторил он.

— Хорошо. Отлично. — Сэр Мэнсфилд аккуратно обдал чайник кипятком, вылив воду в горшок с засохшей аспидистрой. — Сразу же хочу извиниться за необычный способ, которым вы покинули тюрьму, — хотя, насколько я слышал, вам повезло, что мы вас вообще вытащили. Вас ведь чуть не забили до смерти.

— Полицейскому в тюрьме не может быть хорошо, — пожал плечами Кингсли, стараясь четко дать понять, что он ничем не обязан людям, которые, возможно, и спасли ему жизнь, но при этом похитили его, и не считает это одолжением. — Зачем меня сюда доставили?

— Ага. Тут дело такое… Ну, капитан Шеннон, несомненно, объяснил вам, что это связано с гибелью виконта Аберкромби.

— Именно это он мне и сказал, сэр, хотя я поверил только теперь, сэр Мэнсфилд, услышав это от вас. Капитан Шеннон не относится к той категории людей, чьему слову, без чьего-либо подтверждения, стоит верить при каких бы то ни было обстоятельствах.

— Да, — сказал Камминг, открывая коробку с печеньем, — мне говорили, что вы хорошо разбираетесь в людях. «Гарибальди» будете?

— Капитан Шеннон неуравновешенный садист и развратник, — сказал Кингсли, отказавшись от печенья. — Не нужно разбираться в людях, чтобы понять это.

— М-мда… Негодяй, спору нет, но он мой негодяй, а все остальное не важно, верно?

Камминг сел в одно из двух кресел, стоящих перед крохотным холодным камином, и указал Кингсли на второе. Над каминной полкой висела довольно приличная картина, на которой Наполеон сдается в плен после битвы при Ватерлоо. Шеф разведки несколько секунд смотрел на нее, словно ища в ней вдохновения.

— Проблема заключается в том, — наконец сказал он, — что смерть виконта Аберкромби породила множество слухов. Понимаете, парня убили, а учитывая, кто он такой, правительство Его Величества решило скрыть правду. Возможно, это была ошибка, но тогда идея казалась неплохой. Видите ли, наше время — это время знаменитостей. А в данном случае речь идет о знаменитом поэте. Возможно, вы слышали о неприятностях, которые этот придурок Сассун доставил нам своим треклятым письмом с осуждением войны. Не будь он поэтом, знаменитым поэтом, «Таймс» никогда бы этого не опубликовала.

Камминг так долго макал печенье в чай, что половинка отвалилась и упала в чашку. Он витиевато ругался, пытаясь выловить кусочки ложкой.

— О чем это я? — сказал он, достав наконец большую часть размокшего печенья и съев его с ложечки. Кингсли нашел это зрелище не слишком приятным.

— О знаменитых поэтах, — подсказал он.

— А, да, в наши дни они популярнее игроков в крикет. Скоро их лица на сигаретных карточках появятся. Конечно, начал это все Брук, со своей романтической ерундой о «маленьких англичанах»:

«Застыли стрелки, замер час…А есть ли к чаю мед у нас?»[3]

— На мой взгляд, просто чушь собачья. Я был в Грантчестере, и, позвольте сказать, скука там смертная. Не удивительно, что часы остановились, полагаю, просто потеряли желание тикать.

Кингсли потягивал чай и молчал. Он не сомневался, что шеф разведки рано или поздно перейдет к делу.

— Словом, суть вот в чем. Сначала смерть Аберкромби казалась простым делом: военная полиция арестовала рядового Хопкинса и обвинила его в убийстве. Очевидно, следовало все держать в строжайшей тайне, чтобы не запятнать память павшего героя. К сожалению, определенные обстоятельства и показания свидетелей заставили нас усомниться в вине Хопкинса, и некоторые люди в Лондоне — и люди влиятельные — об этом прознали. Лорд Аберкромби, отец погибшего паренька, был очень доволен, что Хопкинса по-тихому пристрелят, а репутация его сына останется безупречной. Однако другая сторона забила тревогу, и теперь все жаждут дальнейших объяснений. Если не взять ситуацию под контроль, любая из этих сторон или, возможно, обе обязательно начнут говорить. Все всплывет наружу, включая ложь правительства, поднимется скандал, начнется судебное разбирательство еще похлеще треклятого дела Дрейфуса. Раскол нации и все такое. Рабочие против аристократии, лейбористы против тори, а между ними — старое доброе либеральное правительство. Нам нужно быстро провести надлежащее расследование и, если возможно, установить истину. Если это удастся и мы сможем частным образом предоставить доказательства воюющим сторонам, о деле можно будет спокойно забыть.

К чему клонит Камминг, Кингсли, разумеется, понимал. Ему это рассказали не просто так, но он не понимал, зачем им понадобился он.