Двое из будущего - Максим Валерьевич Казакевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проводив журналиста за ворота и посадив его в местную «маршрутку», я заметил невдалеке от себя Вальку Пузеева, который отчаянно жестикулировал какому-то белобрысому долговязому пареньку, призывая его приблизиться.
— Сафрон! Иди сюда, быстро…, — закричал он во всю глотку. — Быстро говорю, быстро беги сюда.
Паренек лет десяти, услыхал Валентина и, соскочив с высокой жердины ограждения, примчался на зов.
— Чего бать? — спросил пацан, прищуриваясь, заглядывая Пузееву в глаза.
— Вот что, Сафрон, беги-ка ты домой и скажи мамке, чтобы бросала все свои дела и бежала сюда. Понял?
— Понял бать, а зачем?
— Ты скажи ей, что можно на «русский» устроится. Пусть быстро бежит, как может. Ленку пусть соседке отдаст. Все понял?
— Да, бать.
— Тогда беги, — и, подарив сыну напутственный добрый шлепок по спине, отправил его в путь.
Валентин выдохнул. Посмотрел вслед убегающему босоногому сыну, улыбнулся. Потом достал папиросу из мазутного кармана, размял ее грубыми пальцами и от спички прикурил, блаженно затянувшись дымом.
— Что, Валентин, — подойдя сзади, спросил я, — супругу свою желаешь устроить?
Пузеев обернулся. Улыбнулся мне счастливо, протянул руку для приветствия.
— Да, Василий Иванович, — признался он, торопливо гася папиросу об спичечный коробок — знал, что я не люблю когда при мне смолят. — Хочу, вот, и Зинаиду сюда свою устроить. Вы же пообещали ясли?
— Ну да, было дело, — улыбнулся я ему. — Будут ясли, обещаю.
— Ну, тогда хорошо. Пусть уж тогда и она работает. Копейка в доме лишней не будет. Фасовать кнопки со скрепками много ума не надо — любая баба справится.
Я покивал согласно головой.
— Сколько твоему лет? — спросил я, кивнув, вслед убегающему парнишке.
— Девять вчера исполнилось. Младшей два года, — ответил он со счастливым блеском в глазах. — Ленка — проказница. Моя Зинаида давно хотела на работу устроиться, только вот детей некуда было пристроить. А сейчас самое время.
— Старший-то у тебя в школу ходит?
— А то! Конечно! Дерут как сидорову козу — хулиганит, весь в меня. В гимназию бы его отдать, так нельзя. Там бы ему умишко поставили — не стал бы как я в грязи жить. А там и мелкая подрастет, тоже бы ее в гимназию, — он мечтательно и счастливо улыбнулся. — В люди их хочу вывести… Сафрон пусть будет юристом, он пацан толковый, языком трещать умеет. Пацанву местную вокруг себя всегда собирает.
— А младшая?
— А что младшая, пусть подрастет пока. А там видно будет.
— Ну, что ж, Валентин, желаю успехов, — я хлопнул его по ладони. — А мне пора, пока, — и развернувшись, я пошел в сторону. Но не успел далеко отойти. Валентин окликнул меня.
— Василий Иванович!
Я обернулся. Пузеев неловко мял картуз, переминался с ноги на ногу.
— Чего Валентин?
— А вы… это… правда, хотите исследовательский… как его… открыть?
— НИОКР?
Валентин кивнул.
— Да, НИОКР. Это правда?
— Ну, раз Сергей Сергеич это озвучил, значит правда, — прищурившись ответил я. — А что?
Он выдохнул, беспощадно сжав в жилистой ладони головной убор.
— А можно меня туда?
Я удивленно вскинул брови. Не ожидал я от него такой тяги к новому. Я смотрел на него, а он, мялся, нерешительно топтался и был сам на себя не похож.
— Валентин, а ты знаешь, что такое НИОКР? — спросил я, прекрасно зная его ответ. И не дожидаясь его отрицательного мотка головой, расшифровал. — Это Научно-Исследовательские и Опытно-Конструкторские Разработки. Там нужны инженеры с образованием и прочий ученый люд. На первое время нам нужны инженеры, способные изобразить в металле то, что мы хотим увидеть и способные разработать технологию изготовления продукта. У тебя же, насколько я понимаю, инженерного образования нет?
Валентин мотнул головой.
— Сколько у тебя классов?
— Пять, — ответил, словно с высокого обрыва ухнул, мой работник. — Я потом мамке помогал, младших ро́стил, пока она работала.
Блин, мне стало по-настоящему жаль парня. Он был, конечно, рубакой, задирой, хулиганом и пьяницей, но все ж он был отличным работником. Семью он свою любил, и это была не наигранная любовь. Я-то видел, какими глазами он смотрел вслед своему убегающему сыну. И о своей Зинаиде он всегда отзывался только добрыми и ласковыми словами и никому не давал ее в обиду.
— Василий Иванович, я все понимаю, я там не к месту. Но…, я уже почти два месяца не пью — как устроился к вам на работу, так и не пью. Зинаида моя радуется, а я люблю у вас работать. Мне здесь интересно, все новое, станки новые и относитесь вы к рабочим хорошо. А в научном отделе вам все равно понадобятся простые рабочие руки, ну там гайку закрутить у станка, смазать, где придется… Я может и умное что смогу придумать, подскажу инженерам как лучше сделать. Они ведь, инженеры эти, ученые только по учебникам, да книжкам, а я всю эту науку с ключами в руках изучал. Я не одну бочку мазута на рукавах домой принес, у меня ж опыта столько…!
А он был прав. Инженеры, конечно, нужны и без них никак, но и простые работники там тоже будут необходимы. А опытный слесарь, как говорит Валентин, принесший домой на рукавах не одну бочку мазута, нам будет просто необходим. И Пузеев, если подумать, очень хорошо бы там смотрелся. Он парень и вправду толковый, наши новые станки, он почти все разобрал до винтика, а потом собрал и те заработали лучше прежнего.
— Ты вправду пить бросил? — спросил я его с сомнением.
— Да, Василий Иванович, правда бросил. А чего мне пить? У вас хорошо, мастер, как на Путиловском, не придирается и по пустякам не штрафует. И интересно у вас — я люблю все новое. А когда что-то новое, то у меня прямо аж зуд в ладошках, хочется все разобрать и понять, как сделать лучше. Мне и пить потому не интересно и просто некогда. Да вы Зинаиду мою спросите, она вам тоже самое скажет. Да и мужиков наших спросите. Я с ними перестал в кабак заходить, они обижаются. А Сергей Сергеич меня хвалит, премию за прошлый месяц выписал. Только…, думаю, он будет против, чтобы я уходил.
Я улыбнулся. Попов и вправду пылинки сдувал с Пузеева — очень ценил его и ставил всем в пример, чем смущал парня изрядно.
— Ну, Валентин, уговорил. Быть тебе в отделе разработок. А с Поповым я поговорю,
