Том 2. Нервные люди - Михаил Зощенко

Вот и все. Вот вам и весь рассказ с натуры.

Конца у этого рассказа нету. Это происходит оттого, что жильцы и сами не знают, чем кончить. То ли плюнуть на водопроводчика, то ли под суд его отдать.

Вот и пиши после этого из жизни! Конца-то и нет. Не обижайтесь, граждане!

Практикант

Дельце это очень поганенькое. То есть, такое дельце, что прямо писать неохота. Неохота, да приходится. Факт очень уж выдающийся.

А случилось это в Ив. — Вознесенске. А выходит там, братцы мои голубчики, газета «Рабочий Край».

И стали в этой газетине появляться очень исключительно отличные заметки одного рабкора от сохи, по фамилии Осипов.

Острые такие, свежие заметочки. Талант в них так и брызжет в разные стороны.

А главное, мог этот способный Осипов изображать на бумаге что угодно. Мог и насчет паразитов пройтись. И про продукцию. Мог даже стишки сочинять. Даже раз до того разошелся, что про коров написал. Ей-богу. Научную статью про коров: «Уход за коровой после отела». И подписал — крестьянин-практикант Осипов.

To есть, такой способный парнишечка оказался — прямо на удивление.

Весь город очень восхищался своим дорогим рабкором. Да что город! Москва восхищалась.

Хотели мы эту парнишечку за выдающий талант в журнал к себе перетянуть, да «Раб. Край» не отдал. Пожадничал.

А тут, промежду прочим, таким талантом союзные деятели заинтересовались. Копнули, как и что, и отчего такой талантище выпирает из одного человека. Ну, и выяснили.

Оказалось, что парнишечка не то что научные статьи про коров, — фамилию свою с грехом подписывал.

А брал это парнишечка разные газеты, вырезал оттуда чего придется: стишки — так стишки, про корову — так про корову — переписывал кое-как и в газету нес. Одним словом — подрабатывал и обогащался.

И, может, на всю советскую страну прославился бы этот практикант, да, между прочим, засыпался. А впрочем, он и так прославился.

Ох и живут же такие людишки на земле!

Дешевая распродажа

Такой есть город Красногор. Первый раз слышим. Но раз газеты пишут, значит — есть.

А только, может, это и не город, а местечко. Пес его разберет. Газета этого вопроса не затрагивает. А мы, в свою очередь, эту ботанику и минералогию маленько подзабыли.

А расположен этот город не то под Харьковом, не то под Полтавой. Во всяком разе, телеграмма дадена из Харькова.

А очень оригинальный этот город Красногор. Там, знаете, то есть буквально нет ни единого человечка, который бы не состоял в союзе.

Вот какой это город. Истинная правда. Там, предположим, торговец или дьякон — и те в профсоюзе. Прямо противно.

А по улицам там так и ходят члены профсоюзов. И все, знаете ли, металлисты. Куда ни плюнь — все металлисты. Домашняя хозяйка — и та металлист. Прямо противно.

От этого факта некоторые начальники даже испугались. «Господи, думают, с чего бы так густо металлист пошел?»

Бросились начальники к металлистам. К такому, может, знаете, секретарю райкома металлистов Кийко. Фамилия у него такая.

Говорят ему:

— Товарищ дорогой, с чего бы это случилось? Человека ведь нет в городе, чтоб он не металлистом был.

— Да ну? — удивился секретарь. — Неужели же, говорит, до того дошло? Оно, действительно, последнее время делишки у нас неважнецкие пошли. Прямо хоть закрывай лавочку. Никто, то есть, за членскими книжками не идет. А оно вон что — потребителя не осталось. Всех, оказывается, удовлетворили.

Тут, конечно, и приперли этого секретаря. И еще кой-каких ребят.

Но тут и обрисовалось положение. Тут-то и выяснилось. Тут-то и оказалось, что работала целая компания.

И устроила эта компания вроде дешевой распродажи членских книжек.

Торговали дешево. Чуть не задаром. Рубликов за пять книжонку с пятилетним стажем выдавали. А которому элементу непременно охота было нагнать побольше стажу — гони всего десятку.

Вот какие грубые дела на свете творятся.

Но это, небось, только в Красногоре. В других городах все отлично и симпатично. Дела идут, контора пишет, и членские книжки на комоде.

Телефон

Я, граждане, надо сказать, недавно телефон себе поставил. Потому по нынешним торопливым временам без телефона как без рук.

Мало ли — поговорить по телефону или, например, позвонить куда-нибудь.

Оно, конечно, звонить некуда — это действительно верно. Но, с другой стороны, рассуждая материально, сейчас не 19 год. Это понимать надо.

Это в 19 году не то что без телефона обходились — не жравши сидели, и то ничего.

А скажем теперь — за пять целковых аппараты тебе вешают. Господи твоя воля!

Хочешь — говори по нем, не хочешь — как хочешь. Никто на тебя за это не в обиде. Только плати денежки.

Оно, конечно, соседи с непривычки обижались.

— Может, — говорят, — оно и ночью звонить будет, так уж это вы — ах оставьте.

Но только оно не то что ночью, а и днем, знаете, не звонит. Оно, конечно, всем окружающим я дал номера с просьбой позвонить. Но, между прочим, все оказались беспартийные товарищи и к телефону мало прикасаются.

Однако, все-таки за аппарат денежки не дарма плочены. Пришлось таки недавно позвонить по очень важному и слишком серьезному делу.

Воскресенье было.

И сижу я, знаете, у стены. Смотрю, как это оно оригинально висит. Вдруг как оно зазвонит. То не звонило, не звонило, а тут как прорвет. Я, действительно, даже испугался.

«Господи, думаю, звону-то сколько за те же деньги!»

Снимаю осторожно трубку за свои любезные.

— Алло, — говорю, — откуда это мне звонят?

— Это, — говорят, — звонят вам по телефону.

— А что, — говорю, — такое стряслось и кто, извиняюсь, будет у аппарата?

— Это, — отвечают, — у аппарата будет одно знакомое вам лицо. Приходите, — говорят, — по срочному делу в пивную на угол Посадской.

«Видали, думаю, какие удобства! А не будь аппарата — что бы это лицо делало? Пришлось бы этому лицу на трамвае трястись».

— Алло, — говорю, — а что это за такое лицо и какое дело?

Однако, в аппарате молчат и на это не отвечают.

«В пивной, думаю, конечно, выяснится». Поскорее сию минуту одеваюсь. Бегу вниз. Прибегаю в пивную. Народу, даром что днем, много. И все незнакомые.

— Граждане, — говорю, — кто меня сейчас звонил и по какому, будьте любезны, делу?

Однако, посетители молчат и не отвечают.

«Ах, какая, думаю, досада. То звонили, звонили, а то нет никого».

Сажусь к столику. Прошу подать пару.

«Посижу, думаю, может и придет кто-нибудь. Странные, думаю, какие шутки».

Выпиваю пару, закусываю и иду домой.

Иду домой.

А дома то есть полный кавардак. Обокраден. Нету синего костюма и двух простынь.

Подхожу к аппарату. Звоню срочно.

— Алло, — говорю, — барышня, дайте в ударном порядке уголовный розыск. Обокраден, — говорю, — в чистую.

Барышня говорит:

— Будьте любезны — занято.

Звоню попозже. Барышня говорит:

— Кнопка не работает, будьте любезны.

Одеваюсь. Бегу, конечно, вниз. И на трамвае в уголовный розыск.

Подаю заявление. Там говорят:

— Расследуем.

Я говорю:

— Расследуйте и позвоните.

Они говорят:

— Нам, говорят, звонить как раз некогда. Мы, говорят, и без звонков расследуем, уважаемый товарищ.

Чем все это кончится — не знаю. Больше никто мне не звонил. А аппарат висит.

Юрист из провинции

Оно, конечно, Гаврила вузов не кончал. Это действительно верно, не спорим. Но промежду прочим в юридических тонкостях Гаврила очень даже свободно разбирается.

Единственно не понять Гавриле юридических тонкостей в городе Екатеринославе. Там действительно толкуют законы очень даже неожиданно и скандально.

И кто толкует — уважаемый полупочтенный товарищ с высшим образованием, юрист одного почтенного учреждения.

Дозвольте уж начать от печки.

Дело случилось, конечно, в Екатеринославе. В доме по Чумацкому переулку. Может знаете — третий дом от угла, двухэтажный такой небоскреб. И был хозяином этого небоскреба гражданин Котков, кажись, что из нэпманов.

А промежду прочим жил в этом же доме квартирант Горбатов. И снимал он небольшую квартирку у Коткова. И был он, можно сказать, жилец чистой пролетарской воды.

И, натурально, было ему противно ежедневно встречать и видеть своего домохозяина — кровавого нэпмана Коткова.

А нэпман Котков тоже, конечно, в свою очередь не одобрял своего квартиранта и спуску ему не давал. Ну, и ссорились они от этого ежедневно.

Так вот однажды они поссорились. А домохозяин Котков от полноты хозяйских чувств взял да и выбил стекла в квартире Горбатова.

Очень от этого факта расстроился Горбатов.

— Будь, — говорит, — еще летний месяц, я бы, — говорит, — и внимания на это не обратил, но зимой, — говорит, — с дыркой в окне неинтересно жить, — дует, снег моросит и вообще скучновато.