Наг для мятежной Дюймовочки (СИ) - Цвик Катерина Александровна

Нэсси поднесла к губам свирель, обнаруженную в закромах шамана, и заиграла. За ее спиной Шанас зашуршал местной разновидностью маракасов, Асшания и скептически настроенный зеленоглазый, продолжавший ненавязчиво за ней присматривать, держали в руках какие-то странные трещотки и готовились вступить в общую мелодию. Тихим «бом-бом» свирель поддержали орочьи барабаны, на импровизированную сцену вышли орки-воины, встали за мной полукругом и тихо хлопали в такт.

Дитер запел старинную балладу о любви, которую мастерски успел переделать под историю жар-птицы, на которую все охотятся, потому что она такая вся распрекрасная и приносит удачу одним своим присутствием.

Я потянулась, будто просыпаясь ото сна, и отрешилась от происходящего. Все, я на сцене. Больше не существует страхов и неуверенности, нет зрителей, есть только я и танец, по которому истосковались мое тело и душа. Повела плечами и расправила руки-крылья, изогнулась и, ловя ритм, закружилась по импровизированной сцене. Да! Это я-птица изгибаюсь, чтобы подставить длинную шею солнцу, это я-птица прислушиваюсь к какому-то шороху и срываюсь с места, спугнутая хрустнувшей под чьей-то ногой веткой. Это я-птица радуюсь свободе и тянусь за воображаемым наливным яблочком.

Магия внутри встрепенулась, оживая и давая нереальное ощущения всемогущества. Как же мне не хватало этого душевного подъема и ощущения внутреннего полета, который мне мог дать только танец! Я — птица! И танец ведет меня вперед. Под ногами ступени из воздуха, на руках воздушные крылья, и вот я уже кружусь под потолком, и меня сдерживает только натянутая ткань шатра — иначе бы точно улетела куда-нибудь в небо под звуки невероятного баритона Дитера и кружилась под луной. Тело звенело от переполнявшей его энергии, музыка пела в ушах, воздух поддерживал и ткань шатра больше не казалась непреодолимой преградой.

— Снежана! — внезапно ворвался в хоровод мыслей чей-то возглас.

Невольно обернулась и увидела горящие восхищением и напряжением глаза Аншаса. Улететь без него показалось неправильным. Рвано вдохнула, приходя в себя и осознавая, что и в самом деле чуть не умчалась танцевать под луной.

Что ж, пора заканчивать партию. Закружившись с новой силой, я вернулась в полукруг восхищенно глядевших на меня орков и с последними аккордами песни застыла на месте.

В шатре повисла звенящая тишина, а потом один из стоявших вокруг меня воинов стукнул себя кулаком в грудь:

— Она будет моей!

— Нет, моей! — толкнул его в плечо сосед.

— Моей! — завопили остальные, стоявшие полукругом воины.

Я тупо на них таращилась. Этого не было в сценарии!

А потасовка тем временем набирала обороты. На сцене появился вождь. Он, как и репетировали, принял героическую позу, стукнул кулаком себя в грудь и заявил:

— Я добуду эту жар-птицу для своей Миндяйки, и никто не сможет мне помешать! — и принялся махать кулаками, раскидывая попавшихся на пути орков.

По задумке в этот момент должна была зазвучать воинственная мелодия барабанов, трещоток и маракасов. И она зазвучала! Окончательно превратив происходящее в балаган.

Я только и могла отойти подальше, делая хорошую мину при плохой игре, и демонстративно заламывать руки, будто так и должно быть. Все это время я ощущала за спиной присутствие Аншаса, и это вселяло уверенность, что история с театром не закончится чем-то фатальным. По крайней мере, для меня.

Вождь самозабвенно махал пудовыми кулаками и сам неслабо получал в ответ от соплеменников, но он на это только радостно скалился и поглядывал в сторону сосредоточенно следившей за действом Миндяйки. В очередной раз оглянувшись на свою зазнобу, он так получил в глаз от соплеменника, что поплыл и выпал из кучи-малы, в которое превратилось орочье воинство, выполнявшее роль массовки.

Я уже не знала, что делать, чтобы сохранить для Миндяйки хотя бы видимость продолжения спектакля. Но орчанка, видимо, решила, что представление интерактивное — личное участие зрителей приветствуется. Ну или просто захотела приобщиться к искусству. Она встала, за несколько больших шагов преодолела расстояние до оставшихся на ногах забияк и быстрыми точными ударами раскидала их в разные стороны. Подхватила под руку почти пришедшего в себя вождя и пробасила:

— Давай дари мне эту вашу птицу, — подтолкнула орка ко мне и пошла обратно на свое место.

Вождь от тычка любимой ошалело вытаращил глаза и еле успел затормозить рядом со мной. Вместо того, чтобы, как договаривались, за руку отвести меня на финальный поклон, сграбастал в охапку. Не успела я опомниться и упасть в обморок от исходящего от него «завлекательного» запаха секреции какого-то там оленя, как меня сгрузили на руки Миндяйке.

— Вот, — улыбнулся, выставляя клыки напоказ вождь, и кивнул на меня. — Спектакль окончен.

«Тушите свет», — захотелось мне добавить. Но я нашла в себе силы выдавить улыбку и кивнуть, то ли совершая тот самый финальный поклон, то ли соглашаясь, что наступил конец, абзац, финиш, и вообще конечный апофигей спектакля. Иначе и не скажешь.

Внезапно глаза Миндяйки наполнились слезами. В шатре снова повисла звенящая тишина.

— Тебе не понравилось? — лицо вождя расстроенно вытянулось.

Орчанка на это шмыгнула носом, усадила меня рядом с собой и встала:

— Ничего лучше я не видела, — залепила вождю смачную оплеуху, а потом ухватила за шею и припечатала его голову к своей необъятной груди. — Буду я твоей скволой, олень смердячий. — Снова шмыгнула носом. — Давай праздновать. Только помойся уже нормально, то конем воняешь, то оленем. Я мужика хочу, а не животное. Понял?

Вождь блаженно улыбнулся и потерся щекой о грудь Миндяйки. А потом выпрямился и завопил во все горло:

— Шаман, готовь скволий напиток! Я сегодня оскволюсь!

И последовавший после радостный клич подхватили приходящие в себя помятые будущими супругами орки-воины и зрители, а потом этот клич пронесся и по всему лагерю.

Тут же забили барабаны, заулюлюкали орчанки, а на улице разожгли огромный ритуальный костер, вокруг которого скакал и размахивал кадилом тот самый орчонок — помощник шамана.

Мы наблюдали за всем этим, стоя у шатра, а потом орчанки увели девочек в одну сторону, а мальчиков в другую. Не знаю, как готовились они, а нам выдали рубахи из плотной ткани и меховые безрукавки. Мой комплект дополни штанами из добротной ткани и меховой обувью — где только взяли подходящий размер? А потом вручили пиалы с похожей на молоко жидкостью и позвали к костру.

Почему мы это выпили? А было без вариантов. Когда орчанки пьют то же самое и, прищурившись, смотрят, последуешь ли ты их примеру, отказаться нереально. Не поймут, посчитают, что мы не желаем молодоженам добра и процветания. Убить нас не убили бы, но обижать орков неуважением к их свадебных традициям не хотелось.

А костер разгорелся еще ярче. Вокруг него плясали орки, на их голых поблескивающих и обмазанных каким-то маслом торсах играли огненные блики. Орчанки готовили праздничные угощения и притопывали в такт барабанам.

Нас тоже приставили к делу — мы с Нэсси и Асшанией нарезали копченое мясо, сало и хлеб. Раскладывали все это на огромные блюда и пили теплый морс. То есть мы решили, что это морс. Но судя по тому, как весело нам становилось, морс был не так прост. Или это орчонок своим чадом из кадила снова удружил?

А потом я увидела у костра наших мужчин. Вернее, Аншаса. У него снова вместо хвоста были ноги. Светлые волосы заплетены в несколько кос, широкая грудь — тоже обмазанная маслом плотные бриджи обтягивали мускулистые бедра. Он казался мне безумно красивым. А еще танцевал вместе с орками дикий танец и отблески пламени плясали на его груди, руках и лице, и он становился особенно… желанным.

Сама не знаю, как я оказалась рядом и начала танцевать. Мой танец предназначался только ему. Рядом скакали остальные члены нашего небольшого отряда, но я видела только его. Это было словно наваждение.

Потом мы поздравляли вождя и Миндяйку, ели, танцевали под резонирующие с чем-то первобытным, что есть в каждом, звуки барабанов и целовались.