Шарлотта Маркхэм и Дом-Сумеречье - Майкл Боккачино

Грузный здоровяк сдавленно хихикнул.

— Приберегите свои шутки, Уотли, до того времени, когда я наконец-то уговорю вас к нам присоединиться.

— Сэр, прошу вас. За столом — никаких разговоров о политике, — с изысканным пафосом воззвала бледная блондиночка, сидящая рядом с мистером Уотли. Она была красива — строгой, холодной красотой: брови изогнуты дугой, носик чуть вздернут, а глаза такие бледные, что казались бесцветными, но при этом сияли светом достаточно ярким, чтобы уравновесить непрозрачную тьму во взгляде ее соседа справа.

— Прошу прощения, дорогая.

— Все в порядке, мистер Сэмсон. Моего отца и подзуживать не надо. Мужлан, как есть мужлан! Я изо всех сил пытаюсь привить ему хорошие манеры, да только он совершенно безнадежен.

— Скажи уж, нахал, — усмехнулся мистер Уотли.

— Что мужлан, что нахал — по мне, невелика разница. Если ты надеешься когда-нибудь выдать меня замуж, так дело не пойдет!

— А может, я вовсе не хочу выдавать тебя замуж, Оливия!

— Конечно, хочешь, папа! Вот только не надо этого покровительственного тона, терпеть его не могу. Ты хочешь, чтобы я вышла замуж, так же сильно, как и я, иначе ты не раздобыл бы для меня гувернантку, тем более — человеческую. — Девочка вскинула глаза на миссис Дэрроу, благодарно улыбнулась и потрепала ее по руке. — Отец выбирает для меня только самое лучшее.

— Самое лучшее? — переспросила я. Уж больно странно оно прозвучало: говорить о человеке как о статусном предмете роскоши, вроде как о норке в категории меха или о дорогом сорте чая.

— Люди — это же последний крик моды.

— Ненадолго, — отмахнулся мистер Уотли.

— В каком смысле? — не поняла я.

Мистер Сэмсон сцепил пальцы и подпер голову — в том месте, где недоставало подбородка.

— Мы, миссис Маркхэм, бессмертны, а ведь нет ничего скучнее вечности. Притвориться на некоторое время, будто мы знаем, что значит быть смертными людьми, — это такое счастье, пусть и недолгое!

— Нужно быть в курсе тенденций современного общества. — Оливия пригубила чай, изящно отставив мизинчик.

Мистер Уотли с ленивым самодовольством откинулся на стуле.

— Напротив, вот я бы без общества охотно бы обошелся. Оно так утомительно.

— Все, что я прошу, — чтобы ты вел себя мало-мальски любезно хотя бы до моего первого бала, — объявила девочка отцу.

— Я уже согласился на твои условия, любовь моя. Вот, ношу эту дурацкую штуковину, между прочим! — Он ущипнул себя за кожу лица; она натянулась и со щелчком отскочила на прежнее место, точно резиновая маска. Пол так и подпрыгнул на стуле, а Джеймс истерически расхохотался. Я отодвинула тарелку: это зрелище отбило у меня всякий аппетит.

— Носишь-то носишь, но без особого успеха, — пожурила Оливия.

— Тогда следующий раз, заключая сделку, четче оговаривай условия. Всегда необходимо точно знать, на что соглашаешься.

— Очень полезный урок, — кивнул мистер Сэмсон, вставая из-за стола.

— Уже уходите? — удивился мистер Уотли.

— Боюсь, мне пора. Еще раз спасибо за гостеприимство. Вы ведь не забудете, о чем мы говорили?

— Я об этом подумаю, а большего не обещаю.

— Меня это устраивает. Доброго всем дня. — И дюжий толстяк вышел из столовой. Беседа временно прервалась, и я не преминула этим воспользоваться.

— Боюсь, нам с детьми нужно поскорее вернуться в Эвертон. Их отец того и гляди забеспокоится.

Мистер Уотли, склонившись над столом, прихлебывал чай.

— Мистер Дэрроу, говорите? А каков он? А то Лили рассказывает о нем крайне неохотно.

Миссис Дэрроу тотчас же вклинилась в разговор, сама приветливость и общительность:

— Мистер Уотли, а почему бы вам не показать гостям после завтрака свою основную коллекцию? Там столько всего интересного!

— Отличная идея! — Если мистер Уотли и заметил, что Лили вмешалась именно тогда, когда прозвучало имя ее мужа, он не подал и виду. Глаза его были темны и загадочны.

— И что же вы коллекционируете? — спросила я скорее из вежливости, нежели из любопытства, и в попытке отвлечь внимание от явно больной темы мистера Дэрроу.

— Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. — И мистер Уотли подмигнул мне, нимало не считаясь с правилами приличия. Я опустила глаза на тарелку и покраснела: иметь дело с таким человеком я была совершенно не готова. Я-то ждала увидеть холодного, безжалостного скрягу, из тех, что чувствуют себя как дома в вечной ночи, которая окутала Дом-Сумеречье, губя все прекрасное, иссушая саму жизнь. А мистер Уотли оказался неожиданно шаловлив, и при этом ощущалась в нем спокойная сила, что в сочетании со взъерошенным, неопрятным видом составляла разительный контраст с изысканной меланхолической красотой владельца Эвертона.

Когда с завтраком было покончено, мистер Уотли поднялся из-за стола.

— Ну что ж, вы, наверное, уже видели кое-что из диковинок этого дома? — Ответа он дожидаться не стал. — Иным довольно и кунсткамеры. Небольшого шкафчика с антиквариатом и сувенирами из разных памятных мест. Но настоящий коллекционер живет и дышит своей коллекцией. — И хозяин направился к выходу из столовой, разглагольствуя по пути и нимало не сомневаясь, что мы идем следом; так оно, впрочем, и было. В конце одного из коридоров, под портретом строгой дамы с щупальцами вместо рук, он указал на каменный постамент и статую мужчины, тень от которой двигалась по циферблату с отметками: «ДЕТСТВО», «ЮНОСТЬ» и «ЗРЕЛОСТЬ». В другой комнате стояла прялка и пряла воду; а еще — ваза, орнамент на которой, если взять ее в руки и начать вращать по часовой стрелке, менялся, ни разу не повторяясь.

— Дом-Сумеречье — это труд всей моей жизни, полный разных редкостей и чудес, кое-что — просто безделушки, а кое-что — вещицы куда более… хм… полезные. — Мистер Уотли привел нас в библиотеку и поманил вверх по винтовой лестнице. Мы поднялись на самый верхний ярус. Хозяин перешел через мостик и, обернувшись к нам и выдержав эффектную паузу, отворил дверь в хранилище своей коллекции. — Сюда, пожалуйста.

Помещение походило на мавзолей, строго отделанный слоновой костью, опалами и алебастром, с высоким потолком, что открывался в стеклянный купол, точь-в-точь такой же, как в библиотеке. Естественного света вечернего неба хватало, чтобы озарить гигантскую залу, протянувшуюся по всей длине дома; тут и там от нее ответвлялись коридоры, заставленные сходными экспонатами: галереи внутри галерей, как часовни в соборе.