Ты все, что у меня есть - Марина Крамер

просто регулярные занятия «железом», а вообще я худой в детстве был. Зато задиристый – никто никогда не бил, боялись. У нас с Лешим в детдоме целая банда была – всех мочили, без разбору.

– Он рассказывал. Знаешь, Лешка, он оказался таким другом – я и не подозревала даже. Ходил тут за мной, обеды готовил…

– И все? – насмешливо спросил Кравченко, выключая воду. – Больше ничего этот друг тебе не предлагал?

– Как ты можешь? – возмутилась я. – Ведь это же Леший, а не первый встречный с улицы, это твой лучший друг…

– Ну, мужиком-то он от этого не перестал быть, – заметил Леха, вытираясь полотенцем. – А ходок по девкам он тот еще!

– Обалдеть! – засмеялась я, поняв, что муж шутит. – Да я даже не в его вкусе, он сам сказал!

– А ты и поверила! Нет женщин не в его вкусе, он всяких любит, лишь бы были. Он сказал, куда отбыл?

– Да, в Таджикистан, куда-то на границу с Афганом, но я, конечно, забыла, куда именно. Сказал, что на пару месяцев, не больше.

– Разберемся, – сказал Леха, надевая спортивный костюм. – Вот отлежусь немного, отдохну… Рубцов давно звонил?

– Давно не звонил – опять где-то в Чечне. А Сашка как?

– Нормально все. Ленка там, наверное, от счастья на стену лезет – сынок приехал! Вот вы, бабы, без понятия – нельзя мужика под юбку засунуть и там вечно держать! – Леха сел на табуретку в кухне, блаженно вытянув ноги.

Я вдруг заметила, что виски его стали совсем седыми, а глаза – еще более усталыми. Погладив мокрые волосы, я спросила:

– Леш, у тебя все хорошо? Вид какой-то…

– Какой? Нормальный, устал я просто. Не мальчик ведь уже. Знаешь, так странно признавать, что ты уже совсем не такой, как был раньше, что не все теперь можешь, не все успеваешь… – он отложил ложку, откинулся к стене, закрыв глаза, и так, не открывая их, продолжил: – Приходят пацаны, совсем еще зеленые, а кое-что у них выходит лучше и быстрее, чем у тебя. И уже твой «сынок» Сашка тянет тебе руку при восхождении, а не наоборот. Старею я, ласточка.

Я улыбнулась, подумав, что никогда прежде Кравченко не заговаривал о своем возрасте, все эти его «старый конь», «больной, психованный мужик» были ничем иным, как шуткой. А сегодня он, кажется, впервые задумался о том, что уже давно не так молод, как ему хотелось бы. Все же три года, проведенные в госпиталях, сказались на нем, не смотря на то, что и там Леха ухитрялся не терять физической формы, работая с гантелями даже лежа в постели. Сорок один год – не возраст для мужика на гражданке, но для армии… Все командиры рот были намного моложе Кравченко, а он, со своим взрывным характером, ничего, кроме роты, никогда не получил бы. Зато она всегда была самой лучшей, его рота, везде впереди, и никто не мог дотянуться. Я помнила это еще по той войне, своими глазами видела – бойцы смотрели на Кравченко как на бога, хотя иногда боялись как дьявола. Его слово, просто брошенный взгляд были законом для всех, в том числе и для меня.

– Леша, ты отдохнешь, и все наладится…

– Да, – вздохнул муж. – Наладится…

Три дня мы не выходили из дома, точнее – не вылезали из постели, окончательно развалив свой и так еле живой диван, не могли оторваться друг от друга, расстаться даже на секунду. Я взяла отгулы, чтобы ничего не отвлекало меня от мужа, даже работа.

– Знаешь, – сказал как-то Леха, лежа на диване с сигаретой в руке, а другой крепко прижимая меня к себе, – Сашка Рубцов мне рассказал, о чем вы говорили с ним тогда, в палатке. Я удивился, как точно ты подметила – «общие легкие». Никогда не задумывался, а сейчас… Ведь это правда – когда нет тебя, мне тяжело дышать, и вроде все нормально, а в груди так давит, ноет… Как тебе это удалось? Мне никто и никогда не был нужен так, как ты, никогда раньше, понимаешь? А вот появилась у меня ты – и я понял, что все, жить нельзя без тебя. Странно, да? Ведь мне уже было тридцать семь, поздно начинать все сначала.

– Леша, давай не будем, – попросила я. – У меня ощущение, что ты постоянно проверяешь меня. И не только ты – Леший тоже все раскручивал – что, да как, да надолго ли… Я сто раз говорила тебе – было бы мне надо, ушла бы давно, да что ушла – не посмотрела бы даже в твою сторону. Но я здесь, с тобой, значит, хватит пережевывать все это снова и снова.

– А ведь ты права, дорогая моя – я проверяю, все время проверяю – со мной ты или нет. Когда я увидел возле тебя в Аргуне этого слащавого молодчика, то растерялся – думал, что ты приехала прощаться со мной, хотела расстаться по-человечески и красиво. У меня внутри все сжалось от страха, что ты сейчас скажешь – прощайте, мол, капитан Кравченко, наша встреча была ошибкой… – Кравченко вздохнул и замолчал на какое-то время, я даже не шевелилась, словно боялась нарушить ход его мыслей, потревожить его чем-то. – Марьянка, поверь – ничего нет страшнее вот этих слов, для меня, во всяком случае. Потому что – кто я тогда, зачем, кому нужен? Я привык, что у меня есть ты, что ради тебя я должен делать что-то, даже жить – ради тебя, ведь если бы не ты, меня уже не было бы. А этот черт стоял и пожирал тебя глазами, мою девочку, мою жену. Я не мог забыть, что сделал он тебе своей клеветой и ложью, своей писаниной, мразь. Но еще обиднее, что не я рассчитался с ним, не я, а Леший переломал ему пальцы – вот что меня гложет постоянно. Не я прикрыл тебя собой, а Леший, Леший…

– Не надо, пожалуйста! – перебила я, чувствуя, как наполняются слезами мои глаза. Воспоминания о том, что еще сделал со мной Ленский, были хуже ножа.

Написанная им статейка была просто песчинкой в куче мусора в сравнении с тем, как он распинал меня на этом полу, в этой комнате, мстя за свои надуманные обиды, как его руки шарили по моему телу, которое сейчас так нежно гладил Кравченко…

Я не смогла удержаться и зарыдала, забилась в истерике совсем как в тот день, с Лешим.

– Что случилось, девочка? – растерялся Леха. – Я обидел тебя чем-то? Успокойся,