Не отступать и не сдаваться. Том 4 (СИ) - Тыналин Алим

— Это что же здесь такое творится? — закричала женщина по-хозяйски, как будто обнаружила двух неуклюжих щенков, нагадивших на полу в гостиной. Не хватало еще, чтобы она встала, уперев руки в бока. — Вы что тут устроили, обормоты? Чего надо?

Я подбежал ближе и успел услышать, что парни еще пытались что-то там пробормотать насчет гуманитарной помощи страдающим от похмельного синдрома, но боевая тетка тут же начала охаживать их сумкой и зонтиком в придачу.

Матерые волки даже не думали сопротивляться беззащитной овечке, напавшей на них. Вяло отбивались, потом не выдержали и вскоре под напором превосходящих сил противника устремились обратно в кусты.

Туда, откуда возникли недавно, словно из небытия. Потрещали там недолго ветками, поругались и вскоре утихли. Как будто их и не было.

Тетка сказала им вслед:

— Еще раз попадетесь мне на глаза, в милицию сдам, недоумки! Ишь, ранние пьяные пташки.

Она повернулась и обратила на меня огненный взор, все еще не остывший от недавней схватки.

— А ты чего прибежал? Твои дружки, что ли? Помочь им хотел, лишенец?

Я отчаянно замотал головой, потому что вовсе не хотел получить увесистой сумкой по макушке.

— Я тут просто бегаю, к соревнованиям готовлюсь, — объяснил я и помчался по улочке, от греха подальше.

Эта тетка, оказывается, вовсе не нуждалась в защите. Она сама кого хошь могла бы с легкостью растерзать, даже чемпиона мира в супертяжелом весе.

Вскоре боевая женщина осталась позади. Я побежал вокруг сквера, по часовой стрелке, накручивая круги, один за другим.

Дождь прошел, на тротуаре остались лужицы. Сначала я старательно обегал их, потом, после тридцатого круга, почти перестал. Устал уже, да и ноги сами приспособились. Я машинально ступал по краям лужиц.

Впрочем, о лужах я почти не думал. Больше вспоминал, как приехал к Маше после чемпионата.

Помню, как удивился, когда увидел во дворе дома Касдаманова незнакомого парня. Высокого, плечистого, с ясными серыми глазами. Он рубил дрова и то и дело убирал со лба длинный чуб, все время норовящий заслонить лоб и глаза.

Вот тебе и сюрприз, Витя. Неужели Маша успела найти замену? Помню, как я остолбенело стоял, а парень перестал махать топором и спросил:

— Чего надо?

Спросил он это грубо и безапелляционно. У меня потемнело в глазах и я шагнул за калитку во двор. Меня переполняло желание выбить из него всю эту невежливость.

И еще отучить так хозяйски распоряжаться во дворе. Но сначала, конечно, надо было разобраться, кто это такой.

— Я к Маше, — ответил я. — Хотел выразить соболезнования по поводу Егора Дмитриевича. Я его ученик.

Парень вгляделся в меня и совсем уже отставил топор. Подошел, поздоровался. Выяснилось, что я зря набычился. Это оказался Степан, внучатый племянник Егора Дмитриевича. Дальний родственник.

— Щас она придет, — сказал он, вытирая пот со лба. — А ты тоже энтот, боксер?

Сам он боксом почти не занимался, увлекался хоккеем. Мы поболтали немного и потом пришла Маша.

Помнится, я даже не заметил ее прихода. Просто обернулся и увидел девушку. Почти рядом с собой.

В следующее мгновение она оказалась в моих объятьях, содрогаясь в рыданиях. Я стоял, гладя ее по голове и плечам, а девушка уткнулась мне в грудь и глухо плакала. Степан помялся рядом, отвел глаза в сторону, да и отошел.

— Извини, не сдержалась, — сказала Маша через минуту.

Чуть отстранилась от меня, поглядела в глаза. Как ни странно, но выглядела она после плача ничуть не хуже, только глаза блестели чуть ярче, чем обычно. Да еще темные круги под глазами.

— Да чего уж там, — пробормотал я. — Нелегко тут тебе пришлось.

Мы зашли в дом. Там все осталось по-прежнему. Казалось, что Егор Дмитриевич все еще здесь, кружит, например, по своей комнате, сложив длинные руки за спиной. Или находится в зале, задумчиво смотрит на ринг. А в голове его крутятся все возможные комбинации ударов и варианты развития поединка.

Я обошел весь дом, но старика, конечно, не увидел. Вот здесь, на кухне, мы сидели часами и обсуждали предстоящие бои. Он давал мне бесценные советы, я слушал, иногда спорил.

Почти всегда дед был прав. Иногда его правота подтверждалась кровью и потом на ринге. Эх, а ведь я сейчас многое успел забыть, из того, что он говорил. Надо было наматывать на ус каждое слово, но я частенько пропускал их мимо ушей. Выцеживал самое главное, остальное пропускал мимо.

Вот здесь я спал, когда поругался с родителями. Старик тогда не сказал мне ни слова. Ни разу не взял платы за кров, за пропитание. Ни разу не упрекнул.

Только однажды, уже потом, когда мы были знакомы пару месяцев, обмолвился, что тоже ссорился с батей по юности. Только это было еще при царизме, за тысячи километров отсюда. Тогда все другое было.

— Ничего, все срастется, — сказал он тогда. — Ты же не по пьяни поругался. Не вещицу какую-нибудь на рынке своровал. Ты за свое дело борешься, отстаиваешь свои права. Вот что самое главное. Никогда не давай никому сбить тебя с верного пути.

Я тогда, помнится, спросил:

— А как же понять, что на верном пути находишься? Мне сейчас все говорят, бросай бокс, займись учебой. Ищи работу.

Егор Дмитриевич сердито поглядел на меня.

— Что же тут непонятного, мальчишка? Сердце, сердце свое слушай! Оно все подскажет. Хочешь заниматься боксом, так занимайся. Хочешь рисовать, петь, летать на самолете или строить — иди, вперед! Делай то, что нравится. Все пути перед тобой. Только не позволяй никому сбить тебя с дороги. И сам не отступайся. Главное только выбери себе занятие по душе.

Да, все так и было. Как сейчас помню. Многое чего забылось, а вот надо же, осталось в памяти, всплывает потихоньку, оказывается.

В спортзале я тоже провел много времени. Смотрел на ринг, вспоминал наставления тренера. Эх, как же я теперь буду? Словно дерево без корней.

Народу в доме было немного. Несколько родственников Касдаманова и товарищей. Старики, в основном. Они разошлись по делам.

На похоронах, по словам Маши, явилось громадное количество народа. Спортсменов масса. Милиционеры, армейские, из госбезопасности. Чиновники разного ранга. Да и весь поселок тоже собрался.

— Собаки всю ночь напролет выли, — вспоминала Маша. — Тоскливо так, прямо мороз по коже. Будто прощались.

Да, это точно, Егор Дмитриевич водил дружбу с бессловесными тварями. С собаками, кошками, лошадьми. Казалось, общался с ними на их языке.

Мне не раз приходилось видеть, как он стоит напротив собаки и глядит на нее. А зверь глядит на него в ответ, а потом разворачивается и уходит. Или, наоборот, ложится на землю и не подымается с места, хоть ты его бульдозером сдвигай.

Много, много загадок таил в себе Егор Дмитриевич. Легендарный был человечище. Могучий и несокрушимый. Я рад, что он закалил меня в начале пути, дал путевку в жизнь.

Закончив бегать по скверу, я отправился домой. Как обычно, теперь небольшая тренировка дома. Потом в спортзале «Орленка».

Там будут спарринги. В последнее время мы устраивали их часто, приглашая опытных бойцов. Готовились к будущим соревнованиям.

Лебедь Юрий Борисович, бессменный директор клуба, используя мою популярность, развил бурную деятельность. Пригласил других тренеров, набрал учеников. Пробил в городской администрации новое помещение, просторнее и светлее.

Планировал открыть еще две секции в других районах Москвы. Хваткий мужик, на полную катушку использовал тот факт, что всего за полгода в его клубе вымахал чемпион СССР и Европы в одном лице.

Я пришел домой, переоделся в сухую одежду, продолжил тренировку. Вернее, начал ее, потому что пробежка не засчитывается. Это так, для затравки. Уж это правило в меня тоже накрепко вбил Егор Дмитриевич.

Начиная бой с тенью, я вспомнил, как посетил могилу тренера. Узнал у Маши, где находится и поехал туда.

Место хорошее. Тихое, спокойное. Рядом лесок небольшой, травка растет, зелень радует глаз. Ветер колыхал ветви деревьев. Тогда еще было лето, погода стояла теплая, замечательная. Солнышко ласково грело землю.