На суде - Василий Тименков

что нарушил своим деянием здешний покой. Просто дорогой Виктор Степанович выразил свои нападки на мою религию, а я был вынужден её защищать.

– О, друг мой, прошу простить этого юнца. Он уже понёс своё наказание за глупость. Разрешу себе заметить, поскольку многие мусульмане терялись в этом вопросе: Вы можете обращаться к Нему так, как говорит Вам Ваша религия. Я думаю, Вы и при жизни понимали, что большинство религий отличаются лишь именем бога и способами связи с ним. Проповедовали же все религии одни и те же догмы и заповеди. Так что прошу Вас не смущаться. Так или иначе, Вы были правы в своих убеждениях.

– Спасибо, апостол, я учту Ваши слова.

– Теперь прошу Вас встать за трибуну.

Муса проследовал на место, указанное ему Иаковом. Сразу же его окутал приятный баритон. Говорил этот баритон на родном для мужчины азербайджанском языке:

– Приветствую тебя, сын мой.

– Здравствуй, о Аль-Ахад.

– Назови мне своё имя.

– Меня зовут Муса Бекир оглы, Аль-Малик.

– Знаешь ли ты, сын мой, где ты находишься?

– Я у Райских врат, Аль-Куддус, – мужчина стоял за трибуной со спокойным видом с закрытыми глазами. В каждом ответе он называл одно из 99 имён Бога (Аллаха, Джа. Называйте, как хотите. Вы же знаете, что мы всем миром молимся одному богу), следуя Корану.

– Прекрасно, сын мой. Известно ли тебе, почему ты здесь?

– На то была твоя воля, Аль-Азиз. Возможно, я сделал всё, что должен был сделать в этом мире, – судя по всему, Муса был одним из немногих, кто понимал суть его пребывания здесь и суть всего процесса. Не думаю, что на его месте мой читатель вёл бы себя подобно. Мне кажется, он нашёл бы себя в одном из предыдущих героев. Признаться, я сам бы, скорее всего, растерялся и даже расплакался, окажись я на месте своих героев. Благо, я сейчас здесь и от меня многого не требуется.

Но я отошёл от повествования.

– Ты абсолютно прав, сын мой. А как ты думаешь, достоин ли ты попасть в рай или в ад?

– На это твоя воля, Ар-Рахим. Всё от меня зависящее я сделал при жизни.

– Спасибо, сын мой. Прошу тебя присесть рядом с Иаковом.

Вновь возник стул. Муса вышел из-за трибуны и сел на него. Сразу же к нему обратился апостол, опять же не поднимая глаз:

– Должен признать, есть одно отличие мусульман от приверженцев христианских религий. Вы более дисциплинированы в плане веры. Притом, я не говорю сейчас о фанатах. Их у вас всё же не больше, чем в других течениях, поэтому даже не буду заострять на них внимания. Всё-таки христиане более болезненно принимают многие вещи, да и меньше среди них действительно верующих по сравнению с исламом. А из тех, кто верует, редкие способны принять правду, которую так спокойно восприняли Вы. Сколько раз я видел изумлённые глаза кришнаитов, атеистов, растаманов. Тем не менее, я ни в коем случае не превозношу одну религию над другими. Потому что в одной очень важной детали вы все были неправы. Вы не воспринимали другие религии, как свою собственную. Вы разделились между собой на лагеря, иногда даже враждебные. Будто у вас и без того было мало поводов для дележа,– ухмыльнулся Иаков. – Ох, знали бы вы, как Ему больно наблюдать, как Его дети убивают друг друга…

Старик вздохнул. Возникло молчание, во время которого Муса с закрытыми глазами перебирал чётки. Не знаю, был ли это знак волнения или ещё чего-либо. Лицо мужчины было каменным.

– Что ж, – сказал апостол, подняв глаза на Махмудова, – Он готов вынести Вам свой приговор.

Муса вновь встал за трибуну.

– Сын мой.

– Да, Аль-Бари.

– Готов ли ты выслушать моё решение?

– Готов, Аль-Гаффар.

– Тогда моё решение таково, сын мой. Ты стал одним из лучших моих сыновей ещё в начале пути, ещё тогда, когда был одним из зачинателей христианской религии. Ты всегда был верен себе, своим убеждениям и, что самое главное, своим близким. При всём этом ты никогда не покушался и на чужое мнение, был терпим к нему. Многие, кто присоединился к тебе в твоём пути хотя бы однажды, извлекли много важных уроков благодаря тебе. В связи с этим, я дарую тебе право выбора своего пути: ты можешь прямо сейчас отправиться в рай, а можешь вернуться на Землю в новом или же прежнем обличии. Или, возможно, ты захочешь продолжить свои скитания в другом мире?

– Благодарю тебя, Аль-Вахаб. И прошу разрешить мне продолжить путь в другом мире. Должен признать, я немного устал от нахождения на Земле.

– Я принимаю твой выбор, сын мой. Да будет так!

И раздался тихий рокот. И появилась рядом с Райскими вратами большая красивая дверь, открывавшая путь на новую землю для скитальца. Иаков подошёл к ней, открыл и кивком головы и жестом пригласил Мусу пройти.

***

Только за мужчиной закрылась дверь, как к месту уже начал подходить быстрым, но не очень твёрдым шагом новый путник.

Первое слово, которое приходит на ум при виде таких людей – «клоун». Пёстрая, абсолютно негармоничная одежда, рыжие волосы, курносый, с веснушками на лице и игриво улыбающимися глазами. Однако в целом его лицо было серьёзным, даже немного встревоженным. А когда он подошёл к нашему месту и увидел всю эту картину, то его глаза чуть не вылезли из орбит. В общем, во всём была видна его эмоциональность и впечатлительность.

– Здравствуйте! Сосунов Георгий Георгиевич?

– Да, это я, – произнёс путник, стирая испарину со лба.

– Нужно ли Вам объяснять, куда Вы попали? – не отрываясь от дел, допрашивал новоприбывшего Иаков.

– Было бы очень любезно с Вашей стороны, – на лице Сосунова мелькнула нервная улыбка.

– Ну, что ж, Георгий Георгиевич. Вы у самого входа в рай, – Георгий облегчённо вздохнул и улыбнулся. – Но не торопитесь радоваться: ад столь же близок, – ухмыльнулся апостол, подняв взгляд на путника. Георгий Георгиевич вновь побледнел.

– И куда же мне идти?

– А вот это-то мы сейчас и будем решать. Прошу Вас пройти за трибуну.

Георгий слегка замялся, но всё же последовал просьбе. В предыдущих случаях я описывал, как герои чувствовали Его голос. Так вот, сейчас было трудно сказать, ощущал ли его Георгий вообще, но он этот голос каким-то образом различал:

– Здравствуй, путник.

– Что? Кто это?

– Ах, Иаков, в очередной раз ты не всё рассказал моему сыну, – несмотря на укоризну, голос сохранил свою мягкость.

– Прости, Отец. Я постараюсь теперь быть ещё внимательнее.

– Ничего, Иаков, я всё понимаю.