Свиток Всевластия - Мария Юрьевна Чепурина

– Совершенно верно, – снисходительно ответил виконт восторженному простолюдину. – Вам, вероятно, не приходилось пробовать его прежде?

– Приходилось, клянусь, приходилось! Это было, когда я служил конюхом у господина де ля Попленьера. Хозяев не было дома, мы пробрались на кухню и…

Д’Эрикура совершенно не интересовали россказни о похищении слугами хозяйских припасов.

– Так вы утвержаете, сударь, что имеете высокий градус в обществе вольных каменщиков? – обратился он к Кавальону. – А позвольте узнать, к какой ложе вы принадлежите?

– К ложе Девяти сестер. Надеюсь, вы понимаете, что при всем расположении к вам, виконт, я не волен распространяться о секретах своего братства, выдавать тайны истинной метафизики и гиперфизики, делиться с вами учением Гермеса Трисмегиста…

– Да какой, к черту, Гермес! – перебил его Феру, уже держа перед собой едко пахнущий желтый кусок заграничного плода с чешуйчатой корочкой. – Признайтесь, что вы, масоны, просто морочите людям головы! Все эти Трисмегисты, тайные символы, животные магнетизмы, астрологические знаки – просто-напросто ваши выдумки! Ничего этого нет и никогда не было! Даже Христа… и того не было! Иначе он не допустил бы, чтобы я маялся в этой тюряге четыре года!

– Мне представляется, что вы не вполне осведомлены о таких предметах, как алхимия, астрология и метафизика, – сухо отозвался обиженный Кавальон.

– Осведомлен, еще как осведомлен! – Похоже, вино развязало до сих пор молчавшему простолюдину язык. – Когда я служил конюхом у госпожи д’Юрфе, наслушался вдоволь обо всех этих делах! Мне даже как-то поведали одну легенду о тайном заклинании всевластия, ха-ха-ха! Это было еще бредовее, чем оправдания моей гулящей жены, когда она понесла от «святого духа»!

– Госпожа д’Юрфе! Кажется, я о ней слышал… – произнес д’Эрикур. – Она была весьма дружна с алхимиками и как-то осчастливила моего деда за то, что тот представился ей медиумом! Интересно знать, что за легенда?

– Да-да, какая легенда? – спросил Кавальон.

– Говорю же вам, господа, сущая ахинея!

– И все же, Феру?

– Ну, якобы живет в Париже такая женщина… по фамилии то ли Жардиньяк, то ли Жардинье, уж не помню… и якобы у нее в этакой специальной шкатулке хранится свиток, привезенный тамплиерами из Палестины, на котором записано заклинание, то ли дарующее мировое господство, то ли исполняющее все желания… Право, я уже и не помню, эту историю мне рассказали так давно! Вам все еще интересно слушать эту белиберду, господа?

Д’Эрикуру уже надоело, но он промолчал. Помье был равнодушен к герметической истории. А вот глаза Кавальона засветились подлинным люпытством.

– Да-да, интересно, Феру! Продолжайте!

– Хех… Ну, и, стало быть, этот свиток достался ей от самого Жака де Моле, главного тамплиера, сожженного Филиппом IV пятьсот лет назад. Этот Жак вроде как приходился ей пращуром и он вроде как завещал своим потомкам сберегать заклинание ото всех, а особенно от королей, до тех времен, пока тамплиеры вроде как не вернутся во Францию в новом обличье и не возьмут власть, принадлежащую им вроде как по закону… Ну, право слово, бред!

– А почему эта госпожа сама не прочтет заклинание и не обретет всевластие? – поинтересовался Помье. – Я на ее месте не стал бы дожидаться возвращения каких-то там тамплиеров…

– О, те, кто выдумал эту побасенку, позаботились об ответе на ваш вопрос, господин писатель! – Феру ненадолго прервался, чтобы откусить очередной кусок от своего ломтя, жадно прожевать его и вытереть с губ едкий сок рукавом засаленной рубахи. – Это заклинание, сообщили мне, надо произносить три раза подряд и только в определенном месте. А место, само собой, засекречено. «В столице столиц, в царском дворце, под сенью веры» – так мне сообщили, и понимай, приятель, как хочешь!

– Очевидно, речь идет о Святой земле… Возможно, о Соломоновом храме… – глубокомысленно произнес Кавальон. – Или это Рим, папские палаты?

– Вы и в самом деле верите в эту историю? – удивился Помье. – Помилуйте, господин поляк, ведь это же сказка!

– Вот и я говорю, сказка! – вклинился Феру. – Сказка, как и все эти их франкмасонские штукенции!

– А между тем просвещенная публика приветствует смелые открытия алхимиков и рукоплещет им! – взвился Кавальон. – В высшем свете вы едва ли найдете человека, который не состоял бы в масонской ложе, не лечился с помощью магнетической лохани, не участвовал в сеансах господина Калиостро! Лишь самые отсталые продолжают держаться за смешную веру в христианского Бога и отрицать очевидное! Попы и инквизиторы столько лет не давали нам мыслить, не давали исследовать мир, набрасывали покрывало невежества на тайны природы! Они объявляли преступником каждого, кто дерзал изготовлять золото из других металлов, конструировать вечный двигатель, предсказывать будущее по звездам, сливаться с эманациями Вечной Мудрости! Они ставили препоны на пути науки и прогресса! И неужели вы, Феру, неужели вы, Помье, несчастные страдальцы, которые поплатились свободой за попытки противостоять деспотизму и мракобесию, встанете на сторону этих фанатиков, поддержите клерикалов в их слепой ненависти к человеческим дерзаниям? А чудесное открытие господина Лавуазье о том, что вода состоит из двух газов, а явленные нашим глазами полеты на воздушном шаре – неужели вас это не убеждает?

– Браво! – воскликнул д’Эрикур. – Я слышу речь поистине просвещенного человека! Так, значит, с точки зрения герметизма вода состоит из двух газов? Не знал…

– Постойте, при чем тут воздушный шар? – удивился Помье. – Кажется, история господина Феру была вовсе не о воздушном шаре…

– Да если бы все эти секреты тамплиеров действительно существовали, меня бы уже не было в живых! – воскликнул Феру. – Говорят, что они наказывают смертью тех, кто охотится за их тайнами и выдает их секреты. Ну так что ж, тамплиеры, вы где? Я готов!

Все замолкли. В ожидании наказания от таинственных сил мракобесия рассказчик взял со стола еще один ломоть ананаса. Сразу после этого послышались шаги. Заключенные напряглись, тихо пронаблюдали за тем, как открывается дверь… и увидели на пороге де Лоне, о котором в пылу спора успели уже позабыть.

Комендант пришел в компании человека лет пятидесяти, один взгляд на которого внушил д’Эрикуру отвращение и ужас. Глаза этого узника и вправду светились каким-то сумасшедшим огнем. Феру и Помье в своих поношенных кафтанах казались модными щеголями по сравнению с приведенным де Лоне господином. Виконт изумленно переводил взгляд с испещренных дырами чулок писателя на его старый, не помнивший пудры и сбившийся набок парик. Чудовищно грязный, почти черный кафтан, утративший все пуговицы и сшитый по моде десяти– или пятнадцатилетней давности, смотрелся тем более дико, что соседствовал с кружевными манжетами и кружевным же шейным платком: врочем, угадать работу фламандских рукодельниц в темно-серых клочьях ткани, свисающих из рукавов заключенного, мог лишь наметанный глаз такого искушенного модника, как д’Эрикур.

Пораженные сотрапезники все как один уставились на нового гостя. Толстый писатель первым пришел в