Чародей - Валентина Гончаренко

Партизаны постепенно переправили его к русским партизанам, а от них он перешел в регулярную армию. И в отряде советских партизан, и в воинской части его использовали в разведке. До Берлина не дошел, попал в госпиталь и очутился в Сибири. Оттуда вернулся к жене и ребенку. На фронте он женился на разведчице тоже. Забеременев, она демобилизовалась, а он продолжал воевать, пока не напоролся на осколок от мины. Что у него случилось с женой, почему он приехал к матери, покрыто непроницаемой завесой. Он платит алименты, значит несомненно, что случился разлад. Серьезный или просто ссора? Вопросы без ответа. Юрий не любил распахивать душу.

Его друг Иван Михайлович Бритков, наоборот, — открытая книга. Он окончил военное училище, собирался быть профессиональным военным, на фронте командовал разведчиками, был несколько раз ранен, последнее ранение чуть не привело к ампутации ноги. Укороченную, ее удалось сохранить, отсюда хромота и демобилизация. Он всю войну провел на передовой, ходил в тыл врага, мог прибарахлиться, но домой привез только полупустой "сидор" да шрамы по всему телу. Ортопедическая обувь помогает ему скрывать хромоту при ходьбе, а в пляске нет ему равных. С Юрием они познакомились во время похождений по известным адресам с выпивкой и нестрогим женским вниманием. Работать в школу пошел за компанию с хорошим другом.

С появлением мужчин дух нашей учительской совершенно изменился. Хохот не смолкал, анекдоты и подначки не прерывались. Так с веселым смехом привели в порядок школьный двор, прибрались вокруг школы и приступили отмывать от летней пыли классы. Собирались к восьми, к часу расходились по домам. Быстро перестали стесняться новичков, на уборку приходили в затрапезе, по школе бегали босиком, плескались водой и громко перешучивались. На четвертый день к одиннадцати часам все почистили, прибрали, отмыли. На большой свежевымытой веранде второго корпуса, расположились, как кому удобно. Мужчины уселись на краю веранды, подпирая спинами столбы, и достали папиросы. Тамара поддразнила: "Помнишь ли пехоту…", Все наперебой закричали:

— Спойте вдвоем!… Спойте!

Юрий с Иваном понимающе переглянулись, с грустной усмешкой сломали папиросы, высыпав табак на оторванные от газеты клочки бумаги. Свернув "козьи ножки", задушевно сказали друг другу: "Помню я пехоту и родную роту". У меня пересохло во рту от тоскливой боли, прозвучавшей в этом песенном сообщении, и я увидела двух однополчан, которые после боя присели покурить. Картина была настолько реальной, а солдаты такими живыми, что ясно представилось, как на фронте один из них выручил товарища табачком. Шульженко разыгрывает сцену этой встречи, сворачивая на глазах у публики знаменитую "козью ножку", а тут реальная встреча боевых побратимов, решивших выкурить еще "по одной". У девушек заблестели глаза. Нам приоткрылся уголочек недосягаемой мужской души. Тамара с детским сочувствием, не отрываясь, смотрела на Юрия, а Вера неожиданно подсела к Ивану. Он взорвался:

— Сгинь, сссстерва! Пошла вон! — и швырнул ей в лицо горящую папиросу.

Она, как побитая собака, отодвинулась. Мы онемели. Я хотела что-то сказать, но Иван вскинул на меня бешеные глаза, спрыгнул с веранды и выбежал за ворота. Юрий бросился вслед. Мы тоже засобирались уходить. Вера поднялась вместе с нами, ни слезинки в глазах, только отчаяние и злость

Оказывается, только я одна была не в курсе об истинных отношениях Веры и Ивана. Он не был писаным красавцем, но очень броский живчик, с цыганской удалью, которую больше разыгрывал для апломба. Придумал легенду, будто его родная бабка была цыганкой. Дед ее умыкнул из табора, прятал на дальнем хуторе, пока не отбил набеги ее родни в драках и не откупился, продав этот хутор. История романтическая, с кровью, поножовщиной, вероломством недругов и верностью друзей. Девки верили его выдумке и ходили за ним хороводом. Он никого не отвергал, щедро оделяя лаской и поцелуями. Попала в его объятия и серенькая Вера Матвеевна, учительница второго класса нашей школы. Среди учительниц она не откровенничала, подруг не заводила, даже в учительскую заходила не часто, перемены проводила с детьми, девичьих компаний чуралась, жила особнячком, поглядывая на других будто исподтишка. Она была старше нас всех в школе, двадцать седьмой год — старая дева по деревенским понятиям. Давно бы вышла замуж, согласилась бы за любого самого завалящего мужичонка, да где его взять. Фронт проглотил женихов. Окончилась война, солдаты повалили домой, а с ними забрезжила надежда устроить свою судьбу, если удастся заарканить какого-нибудь тетерю. И Вера круто изменила свое поведение, завела подруг из работниц районной столовой, стала наряжаться, не пропуская танцев, вечеринок и других веселых сборищ. Отрезала жиденькие косы, сделала шестимесячную завивку, покрасила брови и ресницы. На чьих-то именинах пригласила на белый танец порядком поддатого Ивана. Он по-пьяному приклеился к ней и ощутил притягивающий зов крепкой объемистой груди партнерши. Остался с нею в ту ночь, еще несколько раз заглянул мимоходом… Вера забеременела, как ей хотелось… Теперь есть причина заставить его жениться. О таком муже она даже не помышляла раньше, нужно постараться как-то не упустить его, прибрать к рукам. Вера обдумала, как организовать окружение и осаду, чтобы у него не было лазейки улизнуть к другой. С горькими слезами она сообщила ему, что у нее будет ребенок. Как теперь ей жить, если Иван от нее откажется? А каково будет ребенку без отца? Нет, она этого не допустит. Любишь кататься, люби и саночки возить. Он должен на ней жениться. Иван заматерился, послав ее по известному адресу, и больше не зашел ни разу. Он не уловил грибковый душок опасности.

Вера приступила к осаде. Каникулы, времени не так много, но оно еще есть. Первым делом навела у себя в квартире полный порядок. Побелила стены и потолок, покрасила пол, перестирала все до тряпочки, подкрахмалила, отгладила и развесила по местам. Кое-что так же идеально отстиранное, подкрахмаленное и отглаженное убрала в чемодан. В чистый мешок сложила часть посуды. В подходящий вечер объявилась во дворе Бритковых. Знала, что Ивана дома нет. Застав на летней кухне его мать, она взмолилась к ней спасти своего внука от безотцовщины, Иван стал отцом, а жениться не хочет. Что же ей сейчас топиться или вешаться? И сгубить бедное дитя?! Разжалобить старуху не удалось. Она посмеялась:

— Если Ивану жениться на всех, кто подставился, женилки не хватит…

Выпроводив самозваную невестку за ворота, старуха заперла их на палочку и спокойно улеглась спать. Старик давно уже спал, сваленный несколькими рюмками самогонки. Утром, выйдя выгонять скотину в стадо, она вытаращила глаза: подоткнув подол платья, Вера месила ногами глину возле стайки, где зимовали козы. Хлевушок уже оштукатурен изнутри, пол его выровнен и обмазан, крыша тоже обмазана, идет штукатурка стен снаружи. Когда она успела? Значит, ночь не спала. Проснувшийся старик кинулся было к приблудной бабе, невесть откуда свалившейся в их двор, но старуха его удержала. Круто берется девка, видно, ребенок действительно Иванов. К вечеру стайка сверкала свежей побелкой. А Ивана все нет. Старуха не знала, как ей поступить в сложившейся ситуации: гнать самозванку или помочь ей? Работящая и безотказная бабенка, все у нее ладится, все путем. Не такая финтифлюшка, как жена старшего сына, за которую даже полы мать моет. Всему поселку это известно.

Вера учла это обстоятельство, умышленно превратившись в безропотную домашнюю работницу Бритковых, чем и завоевала сердце старухи, которая увидела в ней долгожданную помощницу, отбросила всякие колебания и твердо взяла сторону Веры. Они создали единый фронт против Ивана, измучившего мать своими похождениями и непросыхающим пьянством. Пора бы ему остепениться. Вот женится и переменится. Вера успела уже всю картошку окучить по второму разу, убрала с грядок сорняки, Вместо старухи стала доить и выгонять корову в стадо, заботу о курах и поросенке тоже взяла на себя. Встает рано, ложится поздно, но в обеденную жару непременно отдыхает в своей сараюшке. Когда старуха заглянула к ней первый раз, Вера спала на ложе, устроенном на полу. Цветастые простыни и наволочка чистейшие, солома под матрацем обернута мешковиной и не рассыпается по полу. На стенке над постелью — коврик из коричневого сатина с ярко-красными розами. В углу, вместо столика, кладка из обломков кирпичей, обмазанных глиной. Поверх — чистая скатерка, посуда сложена аккуратными стопками под вышитым полотенцем. На плечиках из прутиков висит на гвозде одежда, прикрытая простыней. Старенькими половичками застелен сырой пол, у порога — половичок потолще, связанный крючком из ветоши, скрученной в длинный жгут. На дверях — шторки из крашеной маты. И ни одной мухи! Старуха водрузила на самодельный столик поднос с миской борща и тарелку с жареной картошкой, рядом на блюдце оставила хлеб и разрезанный на дольки большой помидор. Нашлось место и для кружки с чаем. Пусть поест труженица. Заслужила. Бог, наконец, услышал старческие молитвы, подарив такую добрую помощницу. Держать на себе все хозяйство и трех мужиков сразу — это же тяжелая каторга для молодой, а для старухи прямо погибель. Неужели приблудившаяся пичуга все это добровольно на себя взвалит? А что, пусть берет. Честь и хвала ей за это. Как тихо вошла, так же бесшумно старуха и вышла.