Империя Женщин - Ярис Мун

ущипнуть смущенного помощника врачевательницы пониже спины, когда тот пошел впереди меня, никто не запрещал. Бедняга аж подпрыгнул, как змеей ужаленный, и покраснел теперь уж целиком, от ушей до запястий. Я спрятала смешок в ладонь и последовала за ним.

Подобранный мною нежданный гость и вправду бушевал. Конечно когда я зашла, Ивика, женщина большая и грубая, уже вколола буйному пациенту успокоительного, и тот притих, но осколки разбитого стекла, отброшенный в стену поднос и покосившаяся картина говорили о том, что я пропустила.

Парень оказался младше чем я думала. Лет двадцати пяти навскидку. Он сидел на кровати, упираясь спиной в груду подушек и смотрел мрачно, словно сыч, из-под густых светлых бровей, тяжело дыша. Отмытый, перевязанный и набравший сил с момента нашей последней встречи, он производил двойственное впечатление.

С одной стороны — изящные черты, необыкновенно светлые узкие серые глаза, плавная линия подбородка, и немного капризная верхняя губа с четко очерченной «галочкой».

А с другой — алые от ожогов руки и плечи. Две красные полосы, что параллельно пересекали, в недавнем прошлом красивое, лицо. От лба, до подбородка, полукругами огибая губы, будто ставили точку в окончательном его уродстве.

Ни одна женщина низшего, среднего (что уж там говорить о высшем), круга не возьмет себе такого мужа. Его судьба — быть одиночкой до самой смерти, нянча чужих внуков. Ну или умереть на войне как герой, тем самым хоть немного оправдав свое существование.

Уродливые следы кнута украшали его шею, спускаясь на грудь, усеянную белыми следами застарелых шрамов, и точками ожогов помельче. Явно созданных не большим огнем, а умышленно.

Белее снега, длинные волосы.

Он ничего не сказал, когда я подобрала стул, и оседлала его, спинкой вперед, будто любимого скакуна. Только подтянул выше одеяло.

Смолчал, когда я приказала Ивике и ее ассистенту, что цветом был точь-точь моя любимая массакская кобыла, уйти и оставить нас одних.

Заговорил только тогда, когда я, растягивая слова, задала ему свой первый вопрос:

— Ну и кто же надоумил вас, сударь, пугать слуг и портить имущество дома, так милостиво приютившего вас?

— О милости я не просил, — холодно произнес он, глядя на меня будто это он был хозяином этого дома, а не наоборот. По спине пробежали мурашки от этого пронзительного взгляда. Что-то в его чертах показалось мне знакомым. Но я точно не видела его раньше.

Сразу отметила про себя желтые корки полузаживших ран на его запястьях, будто кто-то связал их так сильно, что перетер кожу до крови.

— Ах, ну простите, драгоценный незнакомец, что я спасла вас, когда вы подыхали на обочине, как побитая собака. Надо было сразу объяснить свое желание отправится в мир иной. Мне бы не пришлось пачкать свой экипаж, — я говорила с ехидцей в голосе, неприятно ущемленная тем, что меня за спасение своей жизни даже не изволили поблагодарить. В конце концов, он юноша в беде, а я благородная спасительница. Отдача где?

— Это вы меня сюда притащили, — скорее утверждал, чем спрашивал, но я все равно кивнула. — Что-ж — он явно задумался — Хорошо. Тогда я хочу знать имя своей…спасительницы, — юноша произнес последнее слово как оскорбление, а не благодарное признание. Он защищался заранее, хоть я и не нападала.

— Ариана Левицкая, — представилась я, гордясь своей фамилией, вполне обоснованно, надо сказать. Но мой «гость» дернулся словно от удара кнута. Он сжал губы, ставшие от этого тонкими, и побелел. Красные отметины на его лице стали ярче, как и наполненные яростью глаза. — Левицкая… — в его голосе была чистая, кипучая ненависть.

— А я, похоже, знаю, за что тебя пороли, — задумалась я вслух. — Неуважение к княжне вполне заслуживает такого наказания. — Сладко произнесла я, с удовольствием наблюдая как меняется его лицо. Из хмурого выражение стало непроницаемым.

Юность и беспечность делали меня безжалостной. А слова жестокими. Я лишь развлекалась людьми, будто марионетками, не придавая ни смысла ни веса их чувствам.

Я жила в искусственном, семейном мирке созданном богатством и связями, безопасном и радостном, где не было места насилию и боли. И признавала в людях лишь умение ублажить и развлечь меня.

Меня не трогали его раны, ведь признай я преступление случившиеся над ним реальным — то мой мир стал бы небезопасным и не таким простым как ранее, а допустить я этого не могла.

— Прошу прощения за свой тон, госпожа…Левицкая, — он произнес мою фамилию так, будто она была страшным проклятием, — но мне нужно идти, — он склонил голову, больше не пересекаясь со мной взглядом.

— Не держу, — пожала я плечами — Приберись за собой, извинись перед Ивикой и иди на все четыре стороны. — Мне и впрямь была безразлична его судьба.

— То есть, я могу просто встать и уйти? — почему-то растерянно переспросил юноша, что так и не представился. В принципе, меня не особо интересовало имя грубого бродяги.

— Ага. Нет, конечно благодарность была бы не лишней, но я же не могу требовать, чтобы все вокруг были столь же почтительны как обычное мое окружение. — ответила я, глядя на него снисходительно. Он прикрыл рот рукой и издал звук…он смеется что ли? Похоже, у него истерика на почве стресса. Мужчины, что с них взять, создания горячные и нелогичные. Вот ведь подобрала же питомца на свою голову! — размышляла я с недовольством. Незнакомец вел себя слишком дерзко для своего положения, как мне казалось. Где же горячие благодарности?

— Простите, — наконец произнес он, досмеявшись. — Я не хотел быть неучтивым. Нахмуренный лоб расслабился. Теперь он выглядел ещё красивей чем в первый раз. Но все портили эти грубые порезы на лице.

— Я вижу, — хмыкнула я, лицо гостя приняло невозмутимое выражение. Он держал осанку прямо и не