УШУ: традиции духовного и физического воспитания Китая - Алексей Маслов

Когда же появляется термин ушу? В III—V вв. несколько мощных потоков — воинское искусство, ритуальная практика, оккультно — мистическая даосская практика, традиционные методы воспитания конфуцианства тесно сплетаются, образуя единый многокрасочный комплекс боевых искусств. Боевые, культовые, оздоровительные аспекты не рассматривались в Китае в отрыве друг от друга. Это было удивительное единство десятков аспектов боевых искусств, «звуков бытия», воспринимаемых китайским обществом как откровение сил Неба и Земли, данное человеку. Именно приписывание боевым искусствам священного характера не позволило им исчезнуть сразу же после того, как в них отпала жизненная необходимость, как это бывало в странах Запада.

Появление термина «ушу» отразил эти изменения в отношении к боевым искусствам. Словом «шу» обозначались многие виды «Небесного искусства», например, «искусство Дао», «искусство магов» или, например, жесты императора во время выполнения ритуала и сношения с высшими силами. Итак, к V в. боевые искусства становятся одной из самых характерных черт китайской культуры, несущей оттенок непреходящей ценности магически — ритуальной практики. В ушу в то время еще не существовало ни стилей, ни направлений, не было и кодифицированной техники, однако, у мощного древа ушу появился глубокий корень.

«ФОРМА БЕСФОРМЕННОГО»

Ушу возникают на слиянии трех мощных потоков: воинских искусств, традиционных философских доктрин и характерных для Китая методов воспитания. Можно ли говорить о какой-то философии, встречающейся только в ушу? Боевые искусства вобрали в себя множество несхожих между собой религиозно-философских доктрин, пользовались понятийным аппаратом и конфуцианства, и даосизма, и буддизма, и легизма, и множества других школ, в то время как отдельной философии ушу никогда не существовало. Каждая группа населения, практиковавшая ушу, будь то императорская элита или простые крестьяне, привносила в ушу самые характерные черты их идеологии, их верований, в результате чего и сложился своеобразный философский синкретизм (слитность, нерасчлененность) ушу.

И все же мы можем говорить, что сколь бы ни разнились эти представления, в их основе лежат общие характерные признаки китайской духовной культуры, которые можно встретить и в живописи, и в стихосложении, и в эстетике. По ранним натурфилософским представлениям мир являл собой бесконечный поток изменений, нескончаемый переход одной противоположности в другую. Все они восходили к двум основополагающим началам — Инь и Ян. Инь символизировало собой темное, ночь, луну, пассивное, негативное, женское. Ян — светлое, день, солнце, позитивное, мужское. Однако антиномии Инь-Ян не столько противостояли друг другу, сколько дополняли и взаимоопределяли друг друга. Не случайно в ушу считалось, что силе можно противостоять только податливостью и слабостью, необходимо сочетать покой и движение, жесткие силовые движения совмещать с гибкими и мягкими уходами от ударов, резкие остановки — с внезапными рывками вперед, уклоны вправо и влево, хитрость и прямоту. Именно два начала Инь и Ян содержали в потенции все мировые изменения. Древний китайский философский постулат гласил: «Одно дает проявление десяти тысячам вещам, и десять тысяч вещей восходят к Единому». Манифестацией этого Единого в мире вещей и явлений были Инь и Ян, которые сами по себе несубстанциональны, их можно почувствовать лишь по тем мириадам изменений, которые происходят в мире. Таким образом, занимающийся ушу должен «войти» в этот поток изменений, дабы почувствовать себя единым с этой игрой бытия, а в каждом движении ушу постичь Великий предел (тайцзи) всех вещей. В древней «Книге перемен» («Ицзин») говорилось: «Изменения содержат в себе Великий предел, который порождает два начала (Инь и Ян)».

И Великий предел, и Единое было по существу синонимами Дао — извечного, универсального пути вещей и явлений. Путь—Дао непостижим умозрительно или органами чувств, он лишен и цвета, и запаха, и формы, и звука. Он утверждает себя именно своим отсутствием. Спонтанная естественность — цзыжань, которую мы можем видеть в мире природы, и есть действие этого пути-Дао. Однако сам путь — Дао не действует целенаправленно, но не имеет ни цели, ни причины, ни следствия. Он парадоксален в своем проявлении, поэтому и истинен. Тех, кто постиг смысл Дао и благодаря этому достиг долголетия и бессмертия, называли чжэнь- жэнь — «истинными людьми». Немало мастеров по стилям тайцзицюань, багуачжан («Ладонь восьми три- грам»), синъицюань («Кулак формы и воли») относились именно к категории «истинных людей», находящихся в состоянии полной естественности, бесконечной и чистой гармонии с природой. По существу они полностью сливались с мировым потоком изменений, а в их речениях и действиях проявлялся путь — Дао. Таких людей называли в Китае мудрецами (шэньжэнь). Тело такого мудреца было неподвластно болезням, ибо любая болезнь есть нарушение гармонии начал Инь и Ян в организме. У обычных людей тело находится в состоянии хаоса, нередко возникают дисфункции органов и систем, у мудреца же оно полностью упорядочено, ибо, как сказано в трактате «Весны и осени Люй Бувэя» (III в. до н. э.), «полезное природе он берет, вредное Природе он отбрасывает. В этом и заключен путь Дао сохранения собственной природы в полноте».

Итак, истинный мастер — мудрец, постигший Дао, полон собственной природой, он как бы объемлет весь мир и нет того, что бы в нем не было заключено, фактически, мастер равен самому Дао. Если обычный боец ушу лишь хорошо владел приемами, то мастер-мудрец обладал силой всей Вселенной, ибо постиг единство и корень всех вещей. Поэтому настоящий адепт ушу всегда был мыслителем и философом, шел к постижению своего искусства не только через тяжелые физические тренировки, но и через мучительную душевную боль преодоления разрыва с природой, с естественностью. В результате многотрудного пути обреталось состояние «пустого, чистого и светлого» сознания. Не случайно даже на начальных этапах обучения учителя не раз повторяли своим ученикам: «Дыши естественно», «Полностью расслабься!», «Слушай себя!», «Пусть твое движение начинается спонтанно и исходит изнутри твоей природы!».

Сложность изучения ушу заключалась не столько в овладении внешним движением, сколько в постижении этих внутренних принципов. Один из величайших мастеров ушу Сунь Лутан (1861—1932) предостерегал от того, чтобы слишком много уделять внимания внешнему движению и говорил об «использовании того, что не имеет ни формы, ни звука, ни запаха». Другой знаменитый мастер стиля синъицюань Го Юнынэн так описывал истинное состояние бойца: «В сердце — пустота как в гулкой пещере, небытие и не — небытие, отсутствие и не—неотсутствие. Это и зовется путем—Дао возвращения к пустоте того, что не имеет ни звука, ни запаха». Непосвященному человеку эти слова могут показаться сплошной абракадаброй, нарочитым уходом от прямого ответа, но для китайского знатока ушу боевые искусства представлялись не механическим набором приемов, но путем возвращения к Единому в такое состояние, где отсутствуют бинарные оппозиции плохое — хорошее, красивое — безобразное, бытие — небытие. Это— все суть проявления переходов Инь-Ян, восходящих к универсальному пути —Дао. Древние трактаты по ушу, как мы можем обнаружить к своему удивлению, выглядели не как методические пособия с большим количеством рисунков и подробным их описанием, но как сложнейшие философские произведения, передававшие не столько приемы ушу, сколько глубинный смысл боевых искусств, постигаемый только через постижение собственной души.

Если путь — Дао бесформен, то движения ушу придают форму изменениям, порожденным этим путем. Это и называлось «дать форму бесформенному». Истинным называлось такое движение, которое исходило изнутри человека, а не выполнялось по команде или по волевому приказу. «Каждый удар, каждая стойка есть отзвук Дао», — гласила поговорка ушу. Трудно сказать точнее!

Боевые искусства, обретя связь с основными философскими доктринами, в основном с даосизмом, стали рассматриваться не как хитроумные методы борьбы, но как высокое Учение, а сам мастер был тождествен мистическому мудрецу древности. Характерно, что наибольшее воздействие на ушу оказал даосизм — учение, уделявшее огромное значение идеям обретения естественности через единение с путем — Дао. Именно даосы II—V вв. стали основоположниками ряда сложных систем психопрактики, основанной на методах дыхания «туна», на визуализации прохождения энергии ци по каналам внутри человека, в сочетании с гимнастическими упражнениями и диетологическими предписаниями. Как считали некоторые даосские школы, обретение долголетия и^бессмертия зависит от выработки в теле человека особой «пилюли бессмертия» — цзиньдань, дословно — «золотой раствор и перегнанная киноварь». Первоначально такие пилюли бессмертия изготавливались алхимическим путем через возгонку в тигеле различных веществ: золота, серебра, свинца, мышьяка, ртути, серы и ряда органических веществ. Пилюли изготавливались обычно высоко в горах, где даос уединялся на несколько месяцев, занимаясь медитацией и готовя себя к бессмертию, или, как говорили сами даосы, к «обретению вечной весны». Естественно, что прием такой пилюли отнюдь не делал человека нетленным, но, наоборот, стремительно ускорял его конец. В этом случае считалось, что даос покидал свое тело—-«освобождался от трупа» и становился земным или небесным бессмертным. Это называлось практикой изготовления «внешней киноварной пилюли». Однако в V—VI вв. более широкое распространение получили методы получения «внутренней пилюли». Разве нельзя представить человека как огромный тигель, в котором сплавляются в единую пилюлю две субстанции — энергия — ци и семя — цзин? Даосы рассматривали ци как некую универсальную первосубстанцию. Из «ци Первонебесного», т. е. того, которое появилось до возникновения всех форм внешнего мира, формируется человек и «десять тысяч вещей». Другая категория ци — «ци Поздненебесного» поступает в человека вместе с воздухом («Небесное ци») и с пищей («ци злаков»). Поэтому столь важная роль уделялась дыханию и питанию.