Сумерки Европы - Григорий Ландау

И сидя дома, мы ежедневно, непрерывно кочуемъ духовно, читая газету и книгу, или посѣщая кинематографъ; на разстояніи тысячъ верстъ мы одновременно съ милліонами слѣдимъ за событіями дня, и почти одновременно — иногда въ тотъ же часъ — насъ охватываютъ единыя волны духовныхъ интересовъ или увлеченій: въ тѣ же часы, на противоположныхъ концахъ Европы, да и міра, люди были потрясены приговоромъ по дѣлу Дрейфуса или гибелью Титаника, терзались тѣми же волненіями, ожидая послѣднюю вѣсть о Львѣ Толстомъ или о Мессинскомъ землетрясеніи. Конечно, и весь міръ находится теперь въ общеніи, но общеніе это — разной степени напряженія, а узлы наиболѣе интенсивной близости, наибольшаго сплетенія и разносторонности вліяній — доселѣ расположены были въ Западной Европѣ.

Намъ, европейцамъ, въ ней и ею живущимъ, хорошо явственны внутреннія различія, явственнѣе, чѣмъ то общее, что привычно, какъ воздухъ и какъ воздухъ незамѣтно. 'Живя, чувствуя и мысля въ европейскомъ строѣ, мы этого строя не замѣчаемъ, не замѣчаемъ общихъ народамъ ритмовъ, объемлющихъ схемъ жизни и дѣятельности, единообразно пронизывающихъ ихъ стремленій; не обращаемъ вниманія на тождественные или родственные элементы, на аналогично связующіе синтезы жизни и творчества. Мы различаемъ прежде всего ихъ индивидуально-народныя сплетенія. Но если извнѣ охватить весь укладъ европейской культуры, то — на ряду съ другими прошлыми великими культурами человѣчества ясно выдѣлится и ея незыблемо-спаянное единство и ея глубинное своеобразіе.

Замѣчательный типъ человѣчества, замѣчательный, законченный образецъ культуры создала исторія въ новѣйшее время. Во всякую эпоху живетъ человѣкъ въ какой-нибудь культурѣ, но законченныя мощныя образованія, цѣлостные непреходящіе синтезы не часты въ исторіи, и однимъ изъ немногихъ была новая культура Западной Европы — культура самодовлѣющей человѣчности. Нашему поколѣнію выпало высокое счастье пережить въ послѣднія десятилѣтія ея небывало могучій расцвѣтъ, ея высшее напряженіе. И тѣмъ изъ насъ, кому не надо было эпическихъ испытаній громовой войны, чтобы ощущать грандіозное творчество эпохи, великую формовку ею душъ, казалось захватывающимъ и чудеснымъ предвкушеніе того, до какой неизвѣданной еще полноты она развернется. Но вотъ грянула разрушительная война, и сгустились сумерки надъ Европой.

Въ мои намѣренія сейчасъ не входитъ намѣчать содержаніе этой въ своей цѣлостности уже обреченной культуры, защищать ее отъ ходячаго взгляда, который усматривалъ въ ней торжество внѣшняго, матеріальнаго, вещей, техники, не видя того духа, который ихъ создавалъ, ими чеканился, надъ ними рѣялъ. Въ мои намѣренія не входитъ и защищать ее отъ упрековъ въ коренныхъ антиноміяхъ, въ неразрѣшимыхъ противорѣчіяхъ, — культура Европы потерпѣла-де крушеніе, и надо искать разрѣшенія поставленныхъ человѣчеству проблемъ по другимъ путямъ. Кто знаетъ, что антиноміи свойствены самому духу человѣчества, какъ и тѣлу его, самой сути человѣческаго» общежитія, тотъ заранѣе знаетъ, что нѣтъ, не было и не будетъ культуры, которая бы ихъ избѣжала, которая бы взяла, да разрѣшила ихъ, и устроила бы жизнь гладкую и согласную. Какъ на шершавой грифельной доскѣ, — только распыляясь о сопротивленія, мѣлокъ исторіи оставляетъ письмена человѣческихъ дѣяній. Всякая культура будетъ вѣчно противорѣчивой, ибо неотъемлемо противорѣчивы самыя пружины человѣческія и общественныя. И судить культуру надо не по тому, разрѣшила ли она безъ остатка поставленныя ей или ею задачи, а по тому, какія цѣнности она создала, выбиваясь среди встрѣчныхъ противорѣчій, хотя бы въ нихъ и захлебываясь. Ни формально логическій критерій непротиворѣчія, ни эстетическій критерій внутренно-самодовлѣющей гармоничности — не предъявимы культурѣ въ ея цѣломъ. Ея мѣрила иныя: какъ въ ней жилъ человѣкъ; созданъ ли ею своеобразно-цѣльный и самодовлѣюще-полный типъ человѣка, синтезъ общежитія, система хотя бы и сталкивающихся запросовъ и дѣятельностей; сотворены ли ею цѣнности незамѣнимыя и неотъемлемыя для всякой грядущей возможной культуры? Культура новоевропейская сложилась въ законченную картину небывалой полноты и насыщенности; создала твердыни творчества и труда, которыя обойти человѣчество никогда не сумѣетъ. Ея заботой былъ — человѣкъ, и человѣкъ былъ ея критеріемъ. Культура самодовлѣющей человѣчности, она навсегда останется въ памяти людей, какъ законченная индивидуальность; въ жизни его — какъ неотъемлемая основа. Но живая дѣйствительность ея — думается мнѣ —будетъ погасать и разлагаться; но гегемонія ея будетъ поколеблена; но изъ міровой и всечеловѣческой она обречена становиться провинціальной и частичной.

Разумѣется, я не хочу сказать, чтобы такія послѣдствія были вызваны одной войною, хотя бы и столь грандіозною, какъ протекающая нынѣ. Разумѣется, этотъ процессъ совершался и раньше, — въ самой пышности расцвѣта лежитъ угроза разложенія, ибо только величавость суровой скудости обезпечена отъ паденія. Разумѣется, еще и послѣ войны не станутъ сразу наглядными и ощутимыми раздробленіе и сверженіе западной культурной гегемоніи. Процессъ шелъ уже раньше войны, и не завершится немедленно послѣ нея; но точкой перелома въ этомъ процессѣ, точкой срыва — будетъ великая война. Безъ нея Европа могла бы постепенно претвориться въ новый міръ, впитывая въ себя новыя содержанія, разрастаясь новыми ростками, распространяясь незамѣтно на новые центры. Теперь получится перебой, остановка, ослабленіе, потемнѣніе. Сорвана будетъ культурная непрерывность, и изъ хаоса только медленно будетъ выбиваться новый законченный типъ человѣчества, человѣческаго общества, человѣческаго кругозора. Наше поколѣніе его уже не увидитъ. Сорванное великимъ столкновеніемъ, оно закончитъ свой земной путь среди развалинъ и зачатковъ.

Сумерки опускаются надъ Западной Европой.

Безчисленны и непредвидимы послѣдствія войны, даже великія послѣдствія войны, зло и добро сплетется въ нихъ, — ибо война такъ широко захватила безбрежныя массы людей и такъ глубоко задѣла жизненныя функціи народовъ и государствъ, что едва-ли не всѣ причинныя нити, связующія прошлое съ грядущимъ, оказались задѣтыми ею, пройдутъ сквозь нее, а слѣдовательно все грядущее будетъ въ ней имѣть свои корни, — и добро, и зло, которое намъ предстоитъ сдѣлать или испытать. Зачерпнувъ до неизвѣданныхъ глубинъ человѣческія силы и интересы, она и разбудила и парализовала, отвлекла отъ осуществленія и проявила столько дѣятельностей, что въ ихъ еще неопредѣлившейся сумятицѣ долго будетъ нелегко отыскать твердо сложившіеся массивы. Она уничтожила, вѣроятно, столько же возможностей, сколько пробудила къ жизни. Кое что уже ясно, но еще можетъ быть ослаблено или усилено; не мало зависитъ отъ ея протеченія, ибо хотя общій ея военный результатъ — пораженіе Германіи и Австріи — возможно считать вполнѣ предопредѣленнымъ, но вѣдь остаются еще вопросы о темпѣ и объемѣ этого пораженія. И тѣмъ не менѣе есть нѣкоторыя линіи, самыя общія, элементарныя, наглядныя, которыя проведены или проводятся уже теперь, и которыя дальнѣйшимъ ходомъ кампаніи, каковъ бы онъ ни былъ, зачеркнуты не будутъ. Въ этихъ элементарныхъ общихъ линіяхъ уже живетъ рокъ; ими уже предопредѣляется будущее.

Не дѣло публициста ни предсказывать, ни гадать о будущемъ; тѣмъ менѣе во время такой войны, для которой нѣтъ въ прошломъ прецедентовъ. Объ абсолютномъ числѣ непосредственныхъ участниковъ войны ужъ и говорить не приходится; но такого движенія вооруженныхъ народовъ и относительно не видѣлъ міръ со временъ передвиженія пародовъ давнихъ, первобытныхъ эпохъ. Нечего распространяться и объ интенсивности боя; она приблизительно также относится къ боямъ предыдущимъ, какъ современная техника къ наивной техникѣ прошлаго. Никогда не бывало и такого разнообразія формъ борьбы, на одномъ полюсѣ граничащихъ съ безличнымъ машиннымъ функціонированіемъ, на другомъ — воскрешающихъ формы героическихъ единоборствъ давно минувшаго времени. Въ машинномъ функціонированіи войны люди служатъ одновременно живымъ матеріаломъ — и пассивной массой и живымъ силовымъ потокомъ; но вмѣстѣ съ тѣмъ являются и машинистами, инженерами, поглощенными своими аппаратами, а не непосредственной борьбой, такъ же косвенно соприкасающимися съ дѣйствительностью уничтоженія, какъ косвенно рабочіе на заводахъ, выдѣлывающихъ плуги, соприкасаются со вспахиваніемъ земли. Техника разитъ, они же поглощены техникой. Но другіе воскрешаютъ давнишнія формы единоборствъ, только перенося ихъ и въ воздушныя пространства и въ глубину морей, бомбами замѣняя мечи и копья, а коней — двигателями внутренняго сгаранія. Съ десятиверстныхъ разстояній палятъ орудія, и изъ окоповъ на разстояніи десятковъ метровъ перекликаются, какъ древніе герои, враги.