Проклятье Персефоны (СИ) - Харос Рина

Так началась война людей и чудовищ.

Люди безжалостно истребляли существ: кентавров обезглавливали, гарпий заживо сжигали на кострах, суккубов насильно увозили с родных земель и оставляли гнить в железных клетках, где они не могли напитать тело мужской энергией, медленно и мучительно погибая.

Самая жестокая судьба постигла сирен. Поскольку они теперь могли беспрепятственно рассекать море и попадать на другие континенты, моряки, заманивали их в ловушки. Когда подходило время охоты, убийцы делали из старых тряпок подобие затычек, брали с собой битое стекло, кинжал, выплавленный из стали, и соль. Они выставляли на берегу особую приманку — молодого красивого юношу — и с нетерпением ожидали сирену. Когда же она появлялась, ее ловили в серебряные сети и силком тащили на берег. Лишенная покровительства моря, внешне она становилась похожа на девушку, которую выдавали лишь шрамы на спине и шее и алый оттенок глаз. Охотники очерчивали вокруг жертвы круг из соли, ставили коленями на битое стекло, чтобы она не смогла сбежать. Сирена, пытаясь использовать дар и воздействовать на убийц пением, однако самодельные затычки заглушали все звуки. Вдоволь насладившись мучениями сирены, они насиловали ее, после чего убивали и выкидывали обратно в море на съедение рыбам.

Персефона, прародительница сирен, сходила с ума от горя, оплакивая дочерей. Зевс запретил вмешиваться в войну людей и чудовищ, вызвав волну гнева в душе богини. Ослеплённая местью, она заманивала людские корабли в гигантские смертельные водовороты и штормы, безжалостно убивая, чтобы вознести на человеческих костях остров. Это место должно было служить убежищем для сирен от людей. Однако она позабыла: даже самое безопасное место может стать логовом врага, если действиями движет любовь и жажда власти.

Когда дар сирен только начинал проявляться в теле ребенка, Персефона отводила их к морю и велела принять истинную сущность. Добравшись до высоких рифов, которые опоясывали Сенерцию, скрывая полуостров от людских глаз, Персефона заманивала за собой вглубь полуострова. Камни напоминали гладиаторскую арену. Множество сирен сидели на каменных выступах, смеялись, разговаривали и обсуждали охоту. Сенерция. Небольшой полуостров, скрытый от человеческих глаз острыми рифами, где они могли чувствовать себя самими собой, не боясь быть уничтоженными. Как только на небосводе покажутся первые лучи солнца, сирены покинут тайное убежище и отправятся на континент, чтобы скрывать свою сущность в бренном теле, пока луна не зальет серебристым светом землю. Дочери Персефоны вынуждены были прятать истинный облик, используя кулоны и амулеты: когда они касались их кожи, тайна оставалась нерушимой.

Еще шестнадцать лет назад чудовища были изгнанниками, гонимыми человеческими ненавистью и страхом. Но все изменилось, когда одна из сирен подожгла себя и человека в одном из домов посреди города. После этого по всем континентам были отозваны приказы Правительства об убийстве сирен, сделав морских дев полноценными членами общества. Власть боялась повторений, что могло значительно снизить влияние среди представителей знати. Держа в руках драгоценную бумагу, я не смогла сдержать улыбки. Однако люди не были готовы к такому стечению обстоятельств. Ночами они выслеживали сирен и убивали в собственных постелях. Глупцы не знали, что обычным оружием нас не убить, лишь безразличие к пению может погубить души сирен.

Чудовища знали, что придет их время. Придет час расплаты за все те муки и агонии, которые испытали их предки.

Часть 1. Глава 2. Притворись и будешь ты спасен

И будешь ты проклят, покуда душа твоя не сгниет. И будешь ты проклят, покуда не искупишь грехи перед душой погубленной. И будешь ты проклят, покуда не станешь рабом.

Запах жженой плоти наполнил собой все вокруг.

Метка Персефоны.

Проклятье, обрекающее на вечную жизнь и страдание, покуда вина перед погубленной душой не будет заглажена. Запах сирены, исходящий от меня, заставил Персефону подумать, что это я убил чудовище. Но я чувствовал, что она жива. Ее кровь, подобно яду, растекалась по моему телу, заставляя каждую клетку ныть от желания обладать сиреной, сделать ее своей, стать ее рабом. Если бы я только знал, чем это все закончится, то непременно убил бы я ее еще тогда, 20 лет назад.

***

Тело дрожало от измождения. Привкус металла, наполнивший рот, вызывал тошноту. Пропитанная морем одежда прилипала к телу, издавая при каждом движении хлюпающие звуки. Цепляясь руками за песок и заставляя себя двигаться вперед, я крепко сжал челюсти. Сквозь порванную ткань на брюках, мелкие ракушки, усыпанные вдоль берега, больно царапали кожу на коленях, оставляя неглубокие порезы и ссадины. Оказавшись на суше, я бессильно рухнул на спину, почувствовав, как песок попадает в кровоточащие раны на теле.

При каждом вздохе я ощущал неимоверную боль в груди. Разорвав остатки рубашки, я дрожащими пальцами провел вдоль груди и поднес их к глазам. Кровь. Засмеявшись, я схватил горсть песка и кинул в сторону моря, гневно крикнув:

— чтобы ты сдохла, гнусная тварь!

Приподнявшись, я согнул ноги в коленях и положил на них руки, скрепив ладони в замок. Нервно покусывая нижнюю губу, я силился понять, как далеко я оказался от дома. Позади меня был непроглядный лес, напоминающий джунгли. Лишь небольшой проходимый участок земли около моря был единственным моим спасением. Проведя ладонью по браслету из черной, словно змеиной, кожи, я усмехнулся.

Сделка.

Судорожно проведя руками по поясу на штанах, я пальцами нащупал небольшой нож, который от воды местами заржавел. Наткнувшись взглядом на свое отражение, я не смог сдержать нервного смешка. Браслет оказался не такой уж бесполезной безделушкой, доставшейся мне от Персефоны.

Глубоко вздохнув, я что было сил сжал рукоятку ножа и вонзил себе в грудь. Мимолетная вспышка боли и крик. Пару капель крови упали на песок, окрасив его в алый. Вырвав острие ножа, я отшвырнул его в сторону, выругавшись под нос. Прикоснувшись дрожавшими пальцами к ране, я почувствовал, как кожа затягивается, оставляя рваные шрамы.

Раз я не могу убить тебя, то было бы крайне неразумно позволить тебе это сделать самому. Я хочу, чтобы ты страдал. Видел, как умирают те, кто тебе дорог, как их тела превращаются в прах. Ты обречен на вечные муки, Охотник.

Рухнув на колени, я что было силы закричал, запрокинув голову назад. Горло и легкие жгло. Горло и легкие жгло. Успокоившись, я лег на песок, оставив ноги в воде, и, сам того не заметя, уснул.

Разбудил меня мелодичный женский смех, которой доносился за валунами в сотне метров от берега. Быстрым движением я поднялся на ноги и моментально пожалел об этом. Рана, оставленная ножом, больше не кровоточила и затянулась рваным шрамом, но кожу неприятно покалывало, будто она вот-вот разорвется. Подойдя к берегу, я прищурился и увидел, как две девушки плескаются в воде. Луна, освещающая воду, скрывала их лица, но я не мог их спутать ни с кем. Сирены. Их остров. Оглядевшись, я не заметил других тварей, и, засунув два пальца в рот, свистнул. Ничего другого я не успел придумать, поскольку мне необходимо было привлечь их внимание. Две головы моментально повернулись в мою сторону и склонились вбок, изучая. Хищная улыбка становилась с каждым мгновением становилась все шире, стоило им только завидеть, как я начал снимать с себя одежду, бросая под ноги. Сирены не могут устоять перед мужчиной, готовым раздеться перед ними. Тем самым он показывает полное повиновение, вверяя свою судьбу этим чудовищам.

Избавившись от штанов, я уверенным шагом направился к морю почувствовав кожей его блаженную прохладу. Согретая солнцем вода была подобно парному молоку, приятно ласкавшая кожу. Лунные отблески на поверхности скрывали лица, освещая лишь силуэты сирен. Отплыв на несколько метров от берега и остановившись, я почувствовал слабые прикосновения под водой, будто кто-то пытается прикоснуться ко мне. Откинувшись на спину и начав грести ногами, я быстро направился обратно к берегу и увидел, как одна из сирен следует за мной следом. Почувствовав ногами песчаное дно, я выбрался на берег и встал посреди пляжа, окружающего остров. Изогнув край губ в усмешке, я протянул руку к сирене, приглашая присоединиться ко мне. Ее глаза жадно изучали мое тело и лицо. Задержав взгляд на бедрах, которые не скрывала одежда, она облизнула нижнюю губу. Когда вода дошла ей до живота, я увидел едва уловимое движение под водой, будто кто-то хочет утащить сирену обратно.