Космодесант: Ангелы Смерти - Грэм Макнилл

— Леббеус Сакар, я пришел за твоей головой, — прорычал Марут, подойдя вплотную к своей добыче.

Леббеус зашелся булькающим смехом, испустив струю вязкой жидкости, льющуюся из легких и растворившую тела нескольких сгорбленных прислужников.

— Какая ирония, ведь это я заберу твою, космический десантник. — Гвардеец Смерти поднялся со своего трона из плоти, трясясь в конвульсиях, в то время как поток желчи извергся из его рта, чтобы захлестнуть Палачей.

Марут потащил тело одного из громадных мутантов, укрываясь за его выпуклой тушей. Справа от него братья Чейтан и Датта умерли, коррозийное вещество разъело керамит их брони и сжижило плоть.

— Рудра, прикрой тыл. Его голова — моя. — Марут отбросил растворившегося мутанта и атаковал Леббеуса.

Гвардеец Смерти встретил топоры Марута двумя лезвиями из заостренной кости, прорезавшимися из мяса его предплечья.

Марут выругался, поскольку Леббеус уклонялся удар за ударом. Гвардеец Смерти оказался быстрее, чем должен был. Марут чувствовал, как замедляется, руки сковала усталость, потому как моровой туман, окружающий Леббеуса, похищал жизненную силу из его костей. У него было мало времени. Взревев от досады, Марут пожертвовал обороной, чтобы срезать правое предплечье Леббеуса и погрузить топор в мясо противоположного плеча. Если эти раны и обеспокоили Леббеуса, то тот не подал виду.

Палач вздрогнул, подавив крик, когда одно из костяных лезвий пробило броню и погрузилось в ребра. Опустив оружие, Марут схватился за один из сегментов брони, утопленных в груди Леббеуса. Чувствуя, что его основное сердце бьется в последний раз, он продолжил насаживать себя на костяное лезвие, до тех пор, пока его лицо не оказалось на расстоянии вытянутой руки от лица Леббеуса. Он с трудом оставался в сознании, поскольку ядовитое дыхание Гвардейца Смерти пропитывало его кожу. Зловонный запах распада и прогорклой меди разрушил обоняние, заставив кровь течь из ноздрей.

— Твоя голова или моя жизнь. — Марут вытянул кусок мономолекулярной проволоки из своих наручей, накидывая ее петлей на голову Леббеуса, после чего потянул на себя, отрывая шею Гвардейца Смерти и казня его.

— Брат-капитан Яхну Марут, повелитель Шестой Роты, был смертельно ранен на Белвасе, — заключил Аграта.

— Капитан Корун из Гвардии Ворона поклялся в этом, — сказал Каран.

— Тогда это Повествование будет записано в качестве правды, — завершил Девак, возложив ладонь на каждую из свечей, и тем самым потушив их.

Тьма господствовала до того момента, как сводчатые двери реклюзиама отворились, омывая палату резким светом с мостика «Кастагиона». Одинокая фигура, лишенная брони, шагнула через порог и опустилась на колени.

— Я пришел, чтобы умереть, Говорящие со Смертью.

Голос капитана Марута прогрохотал в палате, отражаясь подобно грому от сводчатых стен после того, как дверь закрылась за ним.

— Осветить, — Аграта отдал приказ и зашагал прочь от омерзительного союза мертворожденных младенцев и темных технологий, херувимов, исполнявших роль прислужников Говорящих со Смертью. Вся красота, которой некогда обладали эти дети, была омрачена вытянутыми обсидиановыми черепами, сидевшими между плечами как подобие череполиких шлемов, носимых их хозяевами, и треском механических крыльев, которые удерживали херувимов в воздухе.

Аграта остановился на расстоянии вытянутой руки от Марута. Капитан был серьезно ранен, правая часть его торса была покрыта темной, пульсирующей гематомой, которая переходила с ребер на плечо и часть лица. Левая рука безвольно висела сбоку, глаза были наполнены раковой желтизной.

Аграта зарычал, потрясенный смрадом от истощенного недугом Марута. Он почти чувствовал на вкус болезнь, разрушающую внутренности его капитана. Говорящий со Смертью потянулся за своим крозиусом, щелкая активатором, чтобы создать вспышку разряда, образовавшего электрическую дугу вокруг выполненного в виде лезвия топора навершия. Аграта поднял оружие и остановился в нерешительности.

— Если ты не убьешь меня, — сказал Марут, — это сделают Чандак или Прасад. Они вызовут меня на бой за право возглавлять Роту, и я проиграю.

— Таков порядок вещей, капитан, — сказал Аграта. — Возможно, это было бы к лучшему.

— Они не готовы, — прорычал Марут. Его глаза горели силой, которая противоречила слабости тела. — Охотники за головами не найдут славы в подобном поединке.

— Топор не может убивать, если нет никого, кто бы владел им.

— Вас трое. Вы, Говорящие со Смертью, должны стать лидерами до тех пор, пока кто-то другой не покажет себя достойным.

— Наш долг слишком…

— Не рассказывай мне о долге, капеллан. Я пришел сюда не для проповедей. Сделай то, что я приказываю, и убей меня. — Слюна покрывала рот Марута, когда он поднялся на ноги. — Сделай это. Убей м…

Аграта разрубил своим крозиусом шею Марута, развернувшись во время удара так, что прежде услышал, чем увидел, то как обезглавленное тело капитана рухнуло на пол.

Убрав свое оружие, Аграта повернулся, чтобы посмотреть на тело. Он на мгновение остановился, чувствуя как его грудь вздымается и опускается, успокаивая сердца, которые бились, протестуя против совершенного им поступка.

— Император зовет, и мой топор отвечает.

Прошептав обет казни, Аграта извлек пузырек с зажигательной смесью из углубления в бедре и разбил его об останки, наблюдая, как белое пламя очищает его повелителя. Наклонившись, Говорящий со Смертью зачерпнул горсть пепла.

— Почетная смерть. Твои поступки будут увековечены, твое имя запомнят.

Сара Коквелл

ПОД КОЖЕЙ

После каждого боя бывают периоды осознания. Время, когда вспоминают тех, кто погиб. Время принять тяжело давшуюся победу. Большинство Серебряных Черепов проводят его в часовнях кораблей, несущих их в зоны боевых действий. Некоторые проводят его в собственных каютах, медитируя или составляя отчеты о прошедших битвах. Но в этот раз было что-то, что привлекло внимание лорда-командора Аргентия.

Он шагал по коридорам и проходам корабля. Мягкие кожаные сапоги, которые он носил не будучи облаченным в доспехи, приглушали его тяжелую поступь. Где бы он не проходил, служащие корабельной команды в уважении склонялись перед ним и скрещивали на груди руки в знамении аквилы. Он внушал уважение не только своему ордену, но и тем, кто служил Серебряным Черепам.

Дойдя до места, он пригнул голову, чтобы пройти в двери, в которые мог лишь протиснуться. Обитатель комнаты приподнял голову, проворчав приветствие. Он даже не встал на колени перед магистром ордена. Зато магистр перед ним сам встал на колени.

— Остынь, парень. Не нужны все эти поклоны и пресмыкания, — высохший от старости человек медленно присел на резную скамью, опираясь на трость с серебряным набалдашником и кривясь от боли в суставах.

Игнатий прожил уже семьдесят лет и пятьдесят из них он был Круор Примарис. Он был самым одаренным художником на Варсавии и его произведения, восхищающие многих, несли на своих телах воины Серебряных Черепов по всей галактике. Не пройдя испытания в молодости, Игнатий участвовал в войнах Империума, творя изысканные произведения искусства, в которых рассказывал о том, о чем тосковала его душа. Сейчас, однако, тоска утихала. Аргентий знал, как тяжело в последнее время этому человеку вручную делать прекрасные вещи иглой для ретуширования — сказывался артрит — но картины оставались искусными.

— Сядь, парень. Снимай тунику. Давай посмотрим повреждения.

Парень. Лишь Игнатию было дозволено такое нарушение субординации.

Аргентий стянул тяжелую льняную одежду и сел. Слезящимися глазами Игнатий осмотрел широкую мускулистую спину. Оливковый цвет кожи портили бесчисленные боевые шрамы, создавшие на ней неприглядные впадины и бугры. Их вид заставил Игнатия сморщить губы. И не из-за самого вида шрамов, а из-за того, что они исказили прекрасные образы, нарисованные и перерисованные бессчетное количество раз на живом холсте спины Аргентия.

— Повернись — посмотрим остальные.

Аргентий повернулся лицом к Круор Примарису. Его грудь была гладкой и безволосой, и татуировки с его спины, проходя через бока и живот, извивались по ней. Чистого места почти не было, но все же оставался один участок кожи. Все Серебряные Черепа оставляли это место под свою последнюю историю, ту, что будет описывать их последний бой и путь в мавзолей Пакс Аргентий — если им посчастливиться быть погребенными.

— Что скажешь, Игнатий?

Игнатий вновь сморщил губы, обдумывая ответ.

— Я могу закрыть самые большие, — наконец сказал он. — Увы, я боюсь, что момент твоего триумфа над орочьим вожаком придется дополнить еще несколькими орками. Закрыть новые шрамы здесь… — он провел пальцем по спине магистра ордена, — и здесь.