Записки аэронавта (сборник) - Алексей Цветков

«нас ночь разводила и наспех совала в метро…»

нас ночь разводила и наспех совала в метротам пристален люд и народ астеничен рабочийв коротком углу приблизительно я или ктоплечами впечатан в молву и мурлом неразборчив

какой-то он давний по виду двойник отставнойчей пульс пеленгуя часы отбивают победуно нет постепенно которые были со мнойи негде добиться куда я так тщательно еду

бузило нетрезвых когда нас пускали в метрочислом человек молодежи в ком знания шаткипока в переулках по сущие бедра мелоих нежную внутренность то бишь и не было шапки

назад в эту зиму вморожен как столп солянойдворы бездыханны и снежные игры всё те жено где отовсюду которые были со мнойи не были даже которые тоже всё реже

я вырасту бродским природы я всех сберегуразборчивой речью с прилавков шумя тиражамикто там на излете маршрута дрожали в снегудружили однажды чтоб с песней в метро провожали

портвейна рубин или спасской жирафья звездагде смех вам не молк и с барханов сахары заметнопусть светит оттуда какие вы были всегдаа мне до конечной в ночи обо всех незабвенно

«толпа не знала времени отъезда…»

толпа не знала времени отъездаокрестными теснима небесамиоткуда башня падала отвеснос мерцающими как ручей часами

толпа листвой шумела и дышалаона жила бегом как от пожарано нашему прощанью не мешалапока ждала и время провожала

благословенны юности руиныв районном центре солнечного кругана станции где мы тогда любилибез памяти и все еще друг друга

там пел в толпе один невзрачный видомс гармошкой и в нестираной тельняшкеприкинувшись вокзальным инвалидомэскизом человека на бумажке

пускай тогда он не глядел на нас ноотсюда видно чьих коснулся судебпоскольку пел о том что все напрасночто все пройдет и ничего не будет

но мы ему не верили конечноа солнце дни усталые версталочтоб доказать как утверждал калекачто все прошло и ничего не стало

так все сбылось и ничего не страшноостался свет но он горит не греяи там на площади осталась башняс дырой откуда вытекло все время

«в просторной стране где совсем ни кола ни двора…»

в просторной стране где совсем ни кола ни дворатак остро спросонок в мороз чем медлительней летомкогда за костром от росы коченеет кораа сердце очерчено лугом и сплюснуто лесоммы жили уже или живы тогда но не течьи лучшие лица повержены в гибкую водупрозрачны заре или в хвойной светясь темнотепо локти в чернике что птиц отпускали на волюмне пробило двадцать покуда умолк календарьпростясь с отраженьем навек обнимали друг другаотведать награда которому мир повидалодними губами где небо на ощупь упругопространство светло без вреда если время не трудкто прибыл вперед за меня сочиняющий тут

там лето не дрогнет и сосны резные твердывсе в звездах насквозь по краям радиально ложатсякогда я навстречу лицом из кромешной водыв которой привычно что некому мной отражатьсякостром возведен симметричный порядок тенейим нет соответствий где воздух осмысленный в нишеим каждые сумерки каждое небо темнейв чернике лиловые зори но сосны все вышеоткуда плывут возвратившихся птиц голосамолчания легче как в музыке промах короткийкак млечная по небу вся эта жизнь полосаи вся эта смерть продолженье где этот которыйвсе пишет обратно все дышит на доску столано пауза только раз воздух не держит слова

«двадцать третье апреля гостей снарядил и лег…»

двадцать третье апреля гостей снарядил и легсутки в скользкой листве как дождевая водицапросыхают под ветром солнечный мотылеквслед последнему свету за рваной рекой садитсяджонсон отчалил в лондон дочь учи не учимесит сено с куини но время вперед прямоежестко стелет полночь космические лучина скиптроносный остров в серебряном мореречью венчал безъязыких и жестом но ныне нетплатных страстей суфлера тем кто тут обитаетпод караулом с младенчества верных планетон лежит в чем прожил с утра шекспир отдыхаетна лучшей из двух кроватей за гранью мерв доме который воздвиг для него лорд-мэр

стынет взор кому заказан возврат дневнойчерез стрэтфорд пролягут века куда не дожилпусть и прежде больше барыш стакан в пивнойтот кто может все уже никому не долженно платил исправно брал повторный сосудточным золотом слова с помоста покрыта тратаон чеканил им речь которую пронесутот разливов миссури до самых трясин евфратаперед ликом лизбет и северный варвар джеймсон им пел как вол чтобы семь суббот в неделеизваял им любое имя и каждый жеств этом полураю в своем другом эдемечтобы жить по средствам всем на тысячи летдаже если умолк суфлер и автора нет

но покуда ночь и в городе ни огняза щеколду бережно нежно должно быть джудитсилуэт украдкой и опрометь вдоль окнав комнату где не одна но и двух не будетгде без снов поперек постели спит властелинполумира и больше певец на смертном ложесоставитель планеты которую населилплеменами зла и добра и нами тожеперед самым уходом сверху ему видныагинкур и верона богемское море и рекивсех народов в которых доля его виныибо с верхним светом ума и даром речивесь повергнутый в ужас но не подобревший мирв тишине где не было бога и мертв шекспир

«под детройтом нудно ссорились на заправке…»

под детройтом нудно ссорились на заправкепомирились мгновенно где в клетках и норахдети разных народов живут в зоопаркеа макаки без устали ваяют новых

вдоль шоссе рдели клены пока не окликнетноябрь и не умчит все цвета спектра в небоуже смеркалось когда приехали в кливлендв пригороде не беда еще зеленело

там встретила тетка в теле жилица в серомбунгало в саду из ностальгических вишентретий муж за кормой теперь с бойфрендом-сербомно деньги кончились и серб куда-то вышел

оступалась в песню прихлебывая вискиродом из ди-пи хот-доги крошила кошкамбез песни уже ни слова по-украинскиа по-сербски только мат и тоже все в прошлом

стали проступать звезды когда разрыдаласьизморось на стволах континентальный климатили не совсем так но со скидкой на давностьстранно все-таки что это именно кливленд

посидели сносно но просыпались в скверномпохмелье в клетке серых струй и бурых пятентеперь поди умерла и что с этим сербомкоторого не было но вполне понятен

эпизодов много но этот совсем лишнийвижу головы над столом но слов не слышучасто когда в кливленде опадают вишнии макак в детройте переводят под крышу

«и еще к однокласснице жены в уэст-честер…»

и еще к однокласснице жены в уэст-честервспоминали подруг думал совсем засохнуно разговор скоро выдохся и весь вечеррубились в monopoly по центу за сотню

кассирша из аптеки с топотом носилаиз кухни twinkies и в чашке со снупи кофегосподи до чего же была некрасиваглаза от жалости вбок но мороз по коже

потом вошел кот вразвалку в кошачьи дверидворняга но хитрован с надменной статьюкакой-то была харизматической верычерез полгода звонила звала на свадьбу

посидели без танцев болтали о разномпели гимны нашарив соседские рукимуж после семинарии с энтузиазмомвместе на курсы и миссия в камеруне

папаша ввиду отсутствия сперва грустныйпотом разжился плеснул тайком чтобы завистьне грызла а про меня все знали что русскийзнакомили с пастором тепло улыбались

пастор пылко поведал как вся твердь и сушавнемлет их молитве на пяти континентаха мы подарили занавеску для душас ангелами на музыкальных инструментах

по дороге домой купила торт готовыйрадовалась до слез мужа с руки кормилапока я думал об этом боге которыйтак и носит нас по всем камерунам мира

«в пустыне я скитался как бревно…»

в пустыне я скитался как бревномесил песок без жребия и шансаразверзнув вещий зев но все равнона мой язык никто не покушался

я жил бомжом а был в душе боянвполне владея техникой и темоймне голос свыше был вставай болвани что-нибудь давай скорее делай

взошел мираж непроходимых траввиденье туч под звездами густымии понял я что говорящий правзахлопнул рот и вышел из пустыни

вторая осень прожита в мирубегом по склонам липы и оливыздесь в окнах люди режутся в буруи ласточки к востоку торопливы

остановись мгновенье помолчивизг времени усугубляет смертностьпока болезнь придумают врачипридется петь чтобы еще не смерклось

восстань и внемли лесу и судьбесвет взаперти но возгорится сновапусть не пророк но мир храни в себеон устоит пока не молкнет слово

«скоро фуру подгонят и примутся класть…»