Тот самый гость (СИ) - Астафьева Александра

Стараюсь бесшумно расположить на тумбочке поднос с лекарствами и инструментами, но у меня это плохо получается. Приспособления звенят, и, обернувшись, я замечаю, что пациент лежит с открытыми глазами и смотрит прямо на меня.

— Вы ангел? — выходит у мужчины немного хрипло после некоторой паузы.

Не говоря ему ни слова, я отдираю с его носа приклеенный пластырь, открываю рану, чтобы обработать её. Не думаю, что сейчас он в том сознании, чтобы чувствовать и понимать что-либо. Поэтому не придаю особого значения его словам. Слегка улыбаюсь, ловя на себе его взгляд красивых глаз цвета лазури. Они настолько светло-голубые, что… дух захватывает. Никогда не встречала подобный оттенок, и ресницы такие пушистые — позавидовала бы любая девушка.

— Доброе утро. Нет, я всего лишь ваша лечащая медсестра, — все же отвечаю ему, чувствуя, как он с интересом разглядывает меня.

Я продолжаю склоняться над ним и обрабатывать ранку на носу, а затем под пристальным взглядом пациента копошусь с холодным компрессом для больного.

— Нет, это неправда, — говорит мужчина вновь, не сводя с меня глаз.

— Почему вы так решили? — спрашиваю его, аккуратно прикладывая к лицу обернутый полотенцем лед.

Я всегда поддерживаю разговор с пациентами. Это одна из основной части работы медсестры: всегда должен быть приветливым, отзывчивым, являться хорошим психологом на момент его болезни. Я многое слышала о себе, но то, что кажусь кому-то ангелом — никогда.

— Это же очевидно, — отвечает он мне, улыбаясь краешками губ. — От вас исходит свечение, подобно божеству, и моя судьба теперь находится в ваших руках.

Гуров немного кривится в лице, намереваясь пошевелиться.

— Перестаньте проявлять геройство, я же вижу, что вам больно.

— Мне уже легче.

— Не думаю. У вас два перелома, травма носа…

— Прикосновения ваших рук исцеляют.

— Лежите смирно, — делаю замечание, когда он хочет приподняться. — Заботиться о пациентах этой больницы — моя работа.

— Значит, мне повезло, что я оказался здесь.

— Лучше бы вы здесь никогда не оказывались.

— Тогда я бы умер и не увидел своего ангела. Или увидел? — морщит лоб, запутавшись в своих предположениях. — Может, я уже умер?

— Вы живы, будьте уверены.

Все же нахожу вразумительный ответ и беру его здоровую левую руку, чтобы измерить давление.

— Если это так, значит, я просто обязан бросить вызов мелькающей печали в ваших глазах. Там ей не место.

— И что, по-вашему, должно отражаться в моем взгляде?..

— Необыкновенное счастье.

Должна сказать, я никогда так не теряюсь в своих ответах в общении с пациентами, как перед ним. Он заставляет меня нервничать под одним своим взглядом. Я даже не знаю: хорошо мне от этого или плохо. Внутренне злюсь на свою реакцию из-за слов Гурова, которые проникают в меня, странным образом задевая нечто внутри…

— Что-то не так? — спрашивает он.

— Давление в норме, только пульс учащен.

— Первое знакомство с вами. По-другому, никак, — говорит пациент с вымученной улыбкой на губах.

— Позвольте, измерить температуру вашего тела, — прошу его спокойно несмотря на то, что внутри все клокочет от близости с этим человеком.

Он поддается моим манипуляциям над его здоровой рукой, я прикладываю градусник.

— У меня нет температуры, — уверенно внушает приятный мужской голос.

— Сейчас узнаем.

Стараюсь отчужденно и механично отвечать пациенту, убирая холодный компресс с ушибленного места на его лице.

Непроизвольно он издает стон, но тут же замолкает.

— Представляю, насколько вам больно. Потерпите, и я введу обезболивающее.

— Все нормально, заживёт, — Гуров страдальчески облизывает губы.

— К сожалению, во время происшествия вы получили серьёзные травмы, поэтому отрицать, что вам сейчас легче всего, это глупо.

— Не так больно, как вам кажется.

— По десятибалльной шкале, оцените порог боли.

— Семь, — отвечает он не задумываясь.

— Вот, видите? А говорили, не больно.

— Терпимо.

Неотступный пациент.

Температура его тела в норме, поэтому не заставляю его долго страдать, ввожу обезболивающее средство с помощью ранее установленного катетера в локтевом изгибе здоровой руки, и больной немного расслабляется.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вот и отлично.

— Вам нужен покой, — говорю ему, собирая на подносе все принесенные с собой средства и инструменты.

На удивление, он ничего не отвечает, тем самым давая мне уйти без лишних разговоров. Но перед тем, как выскочить из палаты, кладу рядом с его левой рукой пульт на случай, если ему понадобиться вызов помощи.

Я облегченно вздыхаю, когда закрываю за собой дверь, направляюсь к посту, за которым находится медсестра Оля. Та самая утренняя собеседница Жанки Голубкиной.

— Ну и? Заценила красавчика? — спрашивает она.

— Обыкновенный пациент, получивший травмы. Давление в норме, температура тела тоже. Обезболивающее введено для дальнейшего его покоя. Чуть позже возьмешь кровь на анализ.

Я обхожу её и направляюсь к шкафчику, чтоб разложить по местам средства, находящиеся на подносе. Гремлю ими, делаю вид, что не собираюсь обсуждать с ней этого пациента, но понимаю, Оля слишком любопытна, чтобы оставить меня в покое.

— Германова, — обращается она ко мне по фамилии, пока я мою руки с мылом в небольшой раковине. — Не будь вредной. Я просто спросила.

— Я просто ответила, Оль. Зайдешь к нему — сама заценишь. Но позже. Ему необходим покой. А мне нужно обойти ещё несколько палат.

— Да я не к тому, что…

— А к чему? — не выдерживаю, подхожу к ней ближе, держа полотенце в руках. — Человека машина сбила, могла и насмерть, а вам бы с Жанкой повеселиться. Заделались свахами!

Олька хлопает глазами, не ожидая услышать от меня упреки в свою сторону, я же вся завелась, сама не понимая почему.

Мне бы не обращать внимания на все, что происходит помимо работы, но по какой-то причине не могу. Пока я думаю об этом, а Оля молча переваривает мои слова, сигнал о помощи срабатывает из пятой палаты.

Непродолжительное время я смотрю на загорающуюся кнопку с номером пять, расположенную на сигнальной системе наблюдения за больными. Не раздумывая, надеваю перчатки и мчусь в палату, откуда пациент Олег Гуров меня вызывает.

— Что случилось? — выходит обеспокоенно, пока я осматриваю его беглым взглядом.

— Я…

Он тянет с ответом, а я подхожу к нему ближе и прикасаюсь рукой к его лбу.

— Я просто хотел убедиться, что вы на самом деле существуете.

3. Особенный гость

Возвращаясь домой, я просто валюсь с ног. Не смена, а какой-то ужас. Множество поступивших, у всех непростые случаи. А еще Гуров с липким интересом чего стоит. Пришлось попросить медбрата Игоря, чтобы тот помог требующему внимания пациенту. Но нет же. Ему нужна была я. Напоследок, я не выдержала, и Олег Викторович, ощутив на себе прелести моего гнева, перестал дёргать по мелочам и уснул… Наверное. Так-то было лучше. В его положении необходимо спать, а не вызывать медсестру для разговоров по душам.

Необходимо срочно брать отгулы, которые скопились за весь год. Правильно, говорит мама: не отдыхаю совсем, постоянно работаю на износ. Ради чего? Ради того, чтобы потом таблетки себе покупать на старость лет.

А Снежок? Господи, убежал не боюсь. Люда не видела его со вчерашнего вечера. Я даже собаку не могу доглядеть, не то, чтобы о себе заботиться.

Я забегаю в подъезд по ступенькам до второго этажа и вижу свернувшегося на коврике Снежка возле входной двери своей квартиры. Слава Богу, он здесь. Не убежал и живой.

При виде меня, собака вскакивает на лапы и активно виляет хвостом, облизывая мои протянутые к ней руки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Снежок, милый, — я глажу его шерстку впервые, и ему это нравится.

Он гавкает в ответ пару раз, а затем, поскуливая, скачет вокруг меня, когда я лезу рукой в сумку за ключами.

— Идём, мой хороший, домой, — говорю ему, отпирая входную дверь.