"Шарашка" попаданцев. Опередить Гитлера! - Андрей Ходов

В завершении инструктажа Берия внимательно оглядел присутствующих офицеров.

— Еще один важный вопрос, — улыбка исчезла с лица наркома, а его взгляд стал жестким и холодным. — В беседах с вашими подопечными вы непременно узнаете, что там, в будущем дело Ленина-Сталина было предано. Созданная потом и кровью миллионов советских людей держава была разрушена, а вместе с ней пала и Мировая система социализма, в которую в то время уже входило множество государств. Пробравшиеся в верхи партии и государства перерожденцы и предатели пустили на ветер наши труды и обратили их в личные счета в иностранных банках. Им надоело служить народу, они хотели иметь все в частной собственности, чтобы наслаждаться жизнью и бездельем за счет народа и во вред ему. Мы знаем, как такое происходит. Совсем недавно наши органы под руководством товарища Сталина ликвидировали крупный заговор подобных мерзавцев. Но вот наши «товарищи потомки» явно оказались не на высоте, у них подлым заговорщикам удалось одержать победу. Товарищ Сталин сказал, что видимо мы, были непозволительно мягки. Видимо проявили излишний либерализм. Видимо эту заразу следовало выжигать каленым железом без малейшей жалости, чтобы она уже никогда не возродилась. Теперь данный нам в будущем урок будет усвоен. Допущенные ошибки будут исправлены! Такое будущее не состоится! Мы его не допустим!

Получив это напутствие, порядком ошарашенные, офицеры покинули кабинет наркома, и совещание было продолжено уже в кабинете Кобулова. Тот еще раз подчеркнул важность и секретность задания, а особенно его срочность. Начать работу с «гостями» следовало не далее как завтра, не дожидаясь пока тех переместят из внутренней тюрьмы Лубянки, где они пока в относительно приличных условиях содержались, на новое место. Подбор этого места и прочие хозяйственные проблемы комиссар взял на себя, а вот темы и методы бесед предложил немедленно разработать новоиспеченным сотрудникам ОИБ. В процессе обсуждения было решено, не допуская общения «гостей» между собой, по особенно важным или неясным вопросам беседовать с каждым, тщательно фиксировать такие беседы, а потом сравнивать. Учитывая требования абсолютной секретности, а также тот факт, что большинство офицеров не прошли курсов стенографии, Кобулов обещал изыскать несколько комплектов закупленных для НКВД в Германии новейших звукозаписывающих аппаратов фирмы AEG, называемых «магнетофонами». Впрочем, стенограммы бесед все равно требовалось ежедневно расшифровывать и перепечатывать на машинке лично.

Кроме того, были предварительно определены основные направления и назначены ответственные за них. Горелову, как он и ожидал, досталась работа по его «специальности» в ЦКБ-29, то есть по авиации всему с ней связанному. А плюс к тому сбор информации о грядущих научных открытиях.

Совещание продолжалось часа три, после чего Кобулов предложил каждому сегодня хорошо все продумать, а с утра приступать к делу. Потом закрыл совещание, и отправил фотографироваться на новые удостоверения и спецпропуска.

Глава 2

Вместе с сознанием к Николаю Ивановичу пришла боль. Ужасно болела голова, сильная боль чувствовалась в районе бедер и ягодиц, ныло сердце, да и все тело порядком ломило. Немного полежав, прислушиваясь к своим ощущениям, он понял, что лежит в кровати на боку, и попытался открыть глаза. Удалось это не сразу, ибо ко всем уже имеющимся источникам боли добавилась еще и резь в глазах, будто они были сильно запорошены песком. Но проморгаться все же удалось, и Николай Иванович смог немного осмотреться. Помещение, где он находился, явно было больничным, что вполне определенно подтверждало и обоняние. Судя по интерьеру, больница была жутко провинциальной. Если вообще не сельской. Тут он вспомнил, что с ним собственно произошло: самолет Уральских авиалиний, объявление по трансляции об аварийной посадке, суета стюардесс, пытающихся скрыть свой страх под дежурными улыбками, сильная тряска и страшный удар на земле, крики, попытка подальше отбежать от самолета.

— Выходит, что убежать мне не удалось, — сообразил Николай Иванович. — Поэтому и больница. И дернул же меня бес лететь самолетом, можно подумать, что эти лишние сутки поездом что-то особо решали! Долетался, сокол!

Немного разобравшись с ситуацией, он попытался подвигать руками и ногами. Судя по всему, конечности были на месте. Но вот попытка приподнять голову прошла неудачно. Голова немедленно закружилась, и он снова соскользнул беспамятство.

Когда Николай Иванович пришел в себя следующий раз, то в палате обнаружилась медсестра. Молодая девушка в старомодном белом халате из плотной ткани и не менее старомодном белом платке, повязанном уж совсем архаичным способом, как у сестер милосердия на старых фотографиях, дремала на стуле возле кровати. Почувствовав движение, она открыла глаза и улыбнулась.

— Очнулись, больной? Как Вы себя чувствуете?

— Не очень, — признался Николай Иванович, с трудом ворочая засохшим языком, — Больно и голова кружится. — Давно я тут валяюсь? И что со мной?

— Раз в себя пришли, то ничего страшного, — сообщила ему медсестра с улыбкой, — контузия от удара по голове и еще ожог, но тоже не страшный. Мы Вас обязательно вылечим. А без сознания Вы были более трех суток. Пить хотите?

— Хочу, — девушка взяла с тумбочки что-то вроде чайника с носиком и поднесла ему ко рту.

Николай Иванович жадно сделал несколько глотков, ворочать языком сразу стало легче.

— У Вас не найдется таблетки анальгетика? — спросил он, напившись — Голова очень болит и вообще…

Девушка кивнула, снова потянулась к тумбочке и поднесла к его губам белую таблетку.

— Что это?

— Аспирин, — сообщила сестра. Николай Иванович поморщился. — А чего ни будь поэффективнее не найдется?

Медсестра молча пожала плечами.

— Понятно, а еще пишут, что ситуация с медициной все время улучшается. — Он взял таблетку губами и запил ее из поднесенного сосуда с носиком.

— Мои не появлялись? В смысле, жена дети и прочие родственники. Вы им сообщили, что я тут?

Девушка снова пожала плечами, — не знаю, спрошу, а Вам пока нельзя много говорить. У Вас же сотрясение мозга, Вам лучше помолчать.

Впрочем, поговорить ему не удалось и в дальнейшем. Следующие две недели весь медперсонал, включая лечащего врача, упорно уклонялся от любых разговоров, прямо не относящихся к лечебным процедурам. Никто из родни к нему тоже не приходил. Николай Иванович начал волноваться. Появившаяся сначала обида на жену и детей сменилась нешуточным беспокойством. В голову лезли мысли, что с его близкими произошло что-то нехорошее, а медики это скрывают, чтобы не волновать больного.

Очередной больничный день начался как обычно. Лечение явно шло в должном направлении. По крайней мере, голова уже болела не так сильно, да и ожоги видимо начали подживать, хоть, и чесались неимоверно.

Поэтому слова медсестры о посетителе Николая Ивановича одновременно и обрадовали и взволновали. Он смотрел на дверь и гадал, кого именно увидит. Действительность превзошла все его ожидания. В дверь вошел молодой человек в форме, прошел к его кровати и молча уселся на стул. Николай Иванович оторопело осмотрел фуражку с васильковой тульей и краповым околышем, гимнастерку со стоячим воротником и петлицами, темно-синие бриджи и сапоги. Потом снова вернул взгляд к петлицам крапового цвета, где красовались два кубаря, и хмыкнул.

— Здравия желаю, товарищ лейтенант госбезопасности, — иронически протянул Николай Иванович, — чем обязан?

Судя по выражению лица вошедшего, это явно была не та реакция, которой от него ожидали.

— Здравствуйте, — поздоровался гость, — а вы, похоже, не удивлены?

— А чему я, собственно, должен удивляться? Не спорю, форма аутентичная, все детали соблюдены, вон даже нарукавный знак правильный. У вас тут костюмированный бал реконструкторов ожидается, или это ролевая игра?

Посетитель понимающе улыбнулся, — Понятно, вижу человек вы здравомыслящий и очевидно не чуждый интереса к истории, но вот с выводами явно поспешили.

— Да неужели? — Николай Иванович поворочался в кровати, чуть подбив подушку, чтобы удобнее было смотреть лежа на боку. — Тогда кто вы, и что вы тут делаете в довоенной форме НКВД?

— Дело в том, уважаемый Николай Иванович, что я, как ни странно это для Вас звучит, действительно лейтенант госбезопасности, а за этим окном, — он сделал рукой легкий взмах в сторону оконного проема, — имеет место быть январь 1941 года. То есть время, как вы выразились, довоенное. Удостоверение могу показать, но вы ведь все равно не поверите. Как уже выяснилось из общения с вашими современниками, уцелевшими в катастрофе, в вашем времени их сделать не проблема. Словам моим вы тоже не поверите. Поэтому сделаем проще. Врачи сочли вас достаточно оправившимся для перевозки, через час повезем вас на железнодорожный вокзал, а потом поездом в Москву. Вы ведь знаете Свердловск? Мы специально немного переделали карету неотложки, чтобы вам все видно было. Посмотрите на город, а потом уже в поезде продолжим наш разговор.